Ты одновременно чувствуешь очень много любви и очень много страха (1/2)

Джей замечает, что Брюс не такой, как всегда, через четыре минуты после того, как он переступает порог поместья. Альфред через две. Он выглядит лишь немного болееозабоченно, чем обычно. Совсем чуть-чуть. Но это выдает его сразу. Он прячется за длинным перелетом, за усталостью, за дрянным кофе в аэропорту, еще какой-то чушью. Но они оба знают, откуда он вернулся. Они оба понимают, что Брюс что-то обдумывает. После короткого молчаливого ужина, он извиняется и уходит в свой кабинет, и Джей чувствует себя брошенным. Злым. Возможно, виноватым. Чувствует, что если не дотронется до Брюса сейчас, то подожжет самого себя. Он красит губы красной помадой и заходит без стука. Она не держится нетронутой и минуты. Она на их подбородках, на белой рубашке Брюса, на его пальцах. Всего-то и нужно было. Закашлявшись, Джей отстраняется первым, и упирается руками в плечи Брюса, с его колен пересаживается на стол. Он откидывается назад, специально скидывая побольше бумажек на пол. Черные шелковые домашние штаны тоже быстро оказываются на полу, и рука Брюса проходится по черной прозрачной ткани чулка до самого кружева на ляжке. Этот секс быстрый и жесткий. Брюс тянет его за волосы, Джей кусается. Джей ругается, Брюс сильнее давит ему на спину. После Брюс коротко приказывает Джею привести себя в порядок и идти в спальню, и тот чувствует себя самым желанным и счастливым человеком в мире. Он успевает только ополоснуться в горячущем душе и выпить свои таблетки. Брюс шумно возвращается через пару минут, и останавливается, рассматривая застывшего в дверях ванной Джея. Несколько капель все еще бегут вниз по бледной коже, влажные каштановые волосы завились, на щеках, шее и груди расползлись неровные красные пятна, как будто засосы, губы все еще перемазаны бледно-красным. Зеленые глаз испуганно распахнуты. Брюсу кажется, что он не видел никого красивее.

-Я еще не готов, Брюси…-Готов, - Брюс подходит вплотную, от него резко пахнет алкоголем. Это заводит Джея еще больше. Когда холодная рука почти аккуратно ложится ему на горло, Джей знает, о чем он попросит в этот раз.

-Пожалуйста, будь нежен со мной, - говорит он, глядя Брюсу в глаза снизу вверх, ивыскальзывает из огромных рук, идет к тумбочке у кровати. Он наклоняется, показушно выгибая спину, и достает из ящика несколько мягких лент. Распрямляя их в руках, закидывает за шею, кладет на плечи и тянет за кончики вниз. Брюс низко выдыхает и протягивает руку.-А это не для тебя, - Джей игриво наклоняет голову, и Брюс вздергивает брови, но улыбается, -Подойди, пожалуйста. Дай руки.

У Брюса впервые немеют колени, пока он стоит на полу, подставляя шею и грудь то черной плетенной коже, то белым холодным пальцам . Он впервые сдерживается, чтоб не порвать тонкую ткань и не высвободиться раньше времени. Он первый раз просит, раз Джей не реагирует ни на что другое, и просит все больше. Когда Джей усаживается на него сверху, Брюс только сладко закрывает глаза и позволяет ему самому выбирать ритм. После Джей развязывает его, медленный и абсолютно измотанный, и волосы все такие же взмокшие, немного щекочут плечо.

Когда через пару часов Брюс спускается вниз, он знает, что встретится на кухне с Альфредом. Каждый раз, когда Брюсу нужен совет, и он готов это признать, он идет на кухню или в пещеру. За все эти годы, им даже не нужно договариваться. Альфред сидит за столом с чашкой чая в руках, над ней уже давно не поднимается пар. Он думает. Он предполагает.

-Не спится? – Брюс скорее поджимает губы, чем улыбается, и наливает себе воды.-У меня были некоторые незаконченные дела, мастер Брюс. И немного зеленого чая.-Ну да, конечно.Какое-то время они просто сидят друг напротив друга, готовясь и выжидая. Альфред знает, что Брюс не начнет говорить сам, особенно, если неправильно спросить.

-Могу я поинтересоваться, что на самом деле произошло, мастер Брюс? Или вам нужно еще несколько тяжелых вечеров и загубленных ужинов?

Брюс тяжело выдыхает.-Почему ты никогда не можешь признать, что рагу правда было отвратительным? – он потирает одной ладонью другую и откидывается на стуле, - Мы говорили с Джейсоном. И я сказал то, к чему, возможно, сам не готов. Я… Похоже, я серьезно ошибся, Альфред. Только точно не знаю когда.

Альфред смотрит на него долгим взглядом, а потом коротко вскидывает брови и отворачивается. Всего на секунду.

-Чтобы исправить ситуацию, вы должны быть уверенны в своих решениях. Иначе все пойдет прахом, - Брюс прикрывает глаза, запуская руку в волосы, - Вы можете быть уверенны в моей поддержке, мастер Брюс. Что бы вы не должны были мне сейчас рассказать.

-Я… Я думаю, что мы с Джеем уедем, Альфред.Что нам всем нужно время. Для того, чтобы начать с чистого листа. И нам, и мальчикам. Потому что сейчас… В общем, это будет правильно.Чашка тихонько звякает о блюдце в рукаху Альфреда, и он тут же отнимает ладонь.

-Это очень разумно, мастер Брюс. Уверен, это и правда лучшее решение в нашей ситуации, - его голос почти совсем не меняется. -Но я не знаю, Ал, на самом деле, готов ли я бросить Готем. Готов ли я стать настоящим Брюсом Уэйном. Только Брюсом Уэйном. Готов ли оставить тебя?-Брюс, я должен сказать… Я был так горд, когда вы надели этот плащ. Когда он развевался над Готемом, давая людям надежду. Когда он защищал от страха не только этот город, но и вас, мой мальчик. Бэтмен действительно был нужен. Но я всегда знал, что моей самой большой радостью…и гордостью, будет день, когда вы сможете его снять. Я не могу желать большего.Брюс смотрит в потолок и сдерживается, чтоб не закусить губу. Он чувствует очень много всего сразу.-Понимаешь, это как… Как будто мне не хватало именно его, чтобы стать собой. Что бы быть кем-то одним, а не надевать по утрам костюм человека, живущего в поместье. А он словно всегда был частью меня. Я… Как будто Бэтмен это то, что было достаточно правильным, достаточно сильным, чтоб выжить. То, чем я решил стать, когда понял, каким бывает мир.

-И вы смогли сделать его лучше.

-Думаешь? В конце концов, мне кажется, я просто нашел, как с этим справится. Так же, как Джей. Только он посмотрел на это иначе. С другой стороны, наверное. Понимаешь, в нем все, что я закрыл, запретил в себе – вся радость, вся спонтанность, капризы. Веселье. Это же когда-то было во мне, правда?Альфред тепло улыбается.-Кому как не мне это знать? Вы, наверное, не помните, какие замечательные, смешные были у вас рисунки. И в детстве, и даже после, еще какое-то время после смерти ваших родителей. А игры, которые вы придумывали? Более радостного, удивительного ребенка не было во всем мире, мастер Брюс. По крайней мере, для меня. И сейчас… Я тоже не мог не заметить, что вы поменялись. Что иногда я вижу маленькие проблески того мальчика, того человека, которым вы могли бы стать. И это, действительно, происходит с появлением мастера Джея тут. Господь свидетель, как я ненавидел этого человека. Но теперь, больше всего на свете, я хочу, чтобы вам вдвоем было хорошо.И вы стали теми, кем должны. Потому что, насколько я могу судить, для него вы тоже нечто подобное.

Они долго молча смотрят друг на друга.

-Ал, надеюсь, ты знаешь, что ты сделал для меня.-Знаю, мастер Брюс. Знаю. Теперь вы можете позволить себе любую жизнь. И дело не в ваших деньгах.

Джейсон смотрит на длинную полоску света на полу. Наверное, луна за окном красивая. Может, даже полная. Он раньше любил подмечать, когда она становилась совсем круглой. Как будто ее можно было рукой достать с крыши. Джейсон вытягивает ладонь и медленно смыкает пальцы. Глупость какая. Он снова начинает расчесывать шею, но наткнувшись на свежий пластырь над ключицей, останавливается. Пойми, о чем думал, и контролируй это. Подумай. Брюс говорил о них двоих. Это так очевидно. Сколько уже он не давал себе думать об этом разговоре открыто. Сколько прятался и отгораживался. Конечно, это само собой разумеется. Дик или Тим. Дик или Тим. Они оба справятся, они будут достойной заменой. Один из них. Джейсон понимал, почему так. Почему его как будто не существовало. Конечно, Брюс даже не допускал мысли. Бэтмен не убивает. У Бэтмена есть кодекс. Бэтмен это не только страх и злость. Но все равно больно. По-глупому так, беспросветно больно. Джейсон крепче сжимает в кулаке край подушки под головой, и в который раз спрашивает себя – почему тогда он взял его с собой? Если Брюс с самого начала знал, что Джейсон другой. Он же знал, как только посмотрел в глаза и на сбитые костяшки. Как можно было сравнить этого напуганного злого ребенка с чудо-мальчиком Диком? Как можно было представить его в этом ярком костюме, с этой вечной улыбкой? Знал ли он сразу, что этот паренёк, снимающий последнюю шину с бэтмобиля, будет кататься в нем, станет Робином?Решил ли Брюс это на полпути в участок? Или когда Джейсон, умирая от страха, говорил ему, задрав подбородок, что не боится этих глупых крыльев? Он прокручивает в голове ту ночь, хватается за каждую деталь. Джейсон хочет вспомнить первый раз, когда их глаза встретились. Он зажмуривается крепко-крепко, видит грязный мокрый асфальт, видит хромированные диски, свои грязные руки, свою нечеткую, согнутую фигуру возле огромной машины, и слышит смех. Низкий, нереальный, с механическим отзвуком. В ту ночь, он понял, что за спиной кто-то есть, потому что услышал смех.–Что ты будешь делать с этим? - Джейсон помнит, как услышав это, замер и не мог бежать. ?Что ты будешь делать с этим??назойливо повторяется в его голове, наползая на воспоминание.Я заставил его смеяться. Черт, я рассмешил его. Джейсон переворачивается на спину и широко открывает глаза. На потолке маленькая трещина, на которую он столько раз смотрел, пытаясь заснуть.Почему это должно быть так? Как будто все, что произошло, было решено с самого начала. Как будто, он сам был только неудачной шуткой, которая зашла слишком далеко. Джейсон пытается сконцентрироваться на дыхании, когда понимает, что впивается ногтями в ладонь. Он вспоминает, что говорила ему доктор Буле. Со счета на вдохи мысли быстро перескакивают на другой их давний разговор, один из первых. Он слышит ее ровный голос. ?Ты одновременно чувствуешь очень много любви и очень много страха, Джейсон. Естественная реакция на страх - защищаться. И все как бы путается. Одно замещает на время, как будто наползает, на другое?. И в такие моменты рядом оказывается Дик. Его собственный голос в голове звучит неприятно. Вот бы он сейчас Дик был рядом. Джейсон в тысячный раз спрашивает себя, почему он остался. Всегда прощал. Не лез с вопросами. Не чувствовал себя обманутым. На самом деле, он не знает, как Дик себя чувствовал. Они и не говорили об этом. Всегда только Джейсон, его проблемы, его чувства, его прошлое. А Дик тоже вырос с Брюсом. Тоже видел и переживал кучу больной хуйни. Его родители умерли у него на глазах. Джейсон громко выдыхает и закрывает глаза. Он не понимает как. Дик всегда улыбается. Как же это раздражало, когда Джейсон был Робином. Он приходил в пещеру, и вокруг становилось как будто немножко светлее. Он говорил легко и громко. Его всегда ждали, как любимого старшенького, слишком рано выпорхнувшего из гнезда. А Джейсон, когда понял, что все его подколы и грубость вызывают только еще более добрую улыбку и снисходительный взгляд, просто забивался в угол и молчал. Вспоминая, он почти физически чувствует, как тогда, как сильно ему хочется тоже погреться в этом спокойном тепле. Не закрывая глаз, он видит их встречу после возвращения в Готем.Отрывки воспоминаний проносятся в голове очень быстро, и Джейсон хватается за чувства вместо картинок. Он рассказывал доктору Буле, что привязался к Дику, и позже влюбился в него, потому что тот заботился о нем, ему было не все равно. Но, конечно, это не вся правда. Когда он впервые заметил, как Дик на него смотрит, украдкой, может, сам еще не понимая, чего хочет, Джейсон помнит, как внутри все на секунду оцепенело. Он испугался, но еще было ощущение, как будто в детстве дотянулся до конфет на самой высокой запретной полке. Это же чертов Дик Грейсон, первый и недостижимый. Приезжающий на выходные с подарками старший брат, в честь которого готовится праздничный ужин. Человек, чей костюм, когда он становится ему мал, ты донашиваешь с гордостью. И вот теперь он задерживает прикосновения к твоей коже чуть дольше, чем нужно, теперь он готовит для тебя на загаженной кухне, теперь он смотрит на тебя с опаской, и виной, и желанием. И ты хочешь дать ему все, что он попросит. И ты опять веришь, что тебе никогда не сделают больно. И делаешь больно в ответ. Джейсон со стоном переворачивается на живот и зарывает лицо в подушку. Он хочет прятаться дольше, но становится нечем дышать. Конечно, это должен быть Дик. Никто не может быть достойнее. Замена может быть очень умным и умелым, и каким угодно, но он не Бэтмен. Барбара могла бы, Брюс говорил, что она была до ужаса хороша, и в ней правда есть этот стрежень, это видно. Но она, как и Джейсон, слишком сломана. Они не в счет, конечно же. Это может быть только Дик.Джейсон чувствует, что злость, которую он прижимал к самим ребрам, вот-вот проломает его грудную клетку. Неужели Дик примет плащ из рук Брюса, после всего? После того, что Джейсон узнал здесь? Он не знал, рассказывать ли ему. Дик имел право знать о том, что с ним происходило, почему, в конце концов, им приходиться проходить через все это. И еще он помнит взгляд Дика, когда единственное, что он спросил, узнав про них с Брюсом, - почему Джейсон рассказал только сейчас. Перед глазами проноситсятот ужасный вечер и тот разговор, и испуганные глаза Дика. Как он тогда сказал, что все хорошо, что он сам начал это, но морщинка между бровей Дика никуда не уходила. Джейсон прокручивает это еще раз. И снова. Горло ужасно сжимает и из него вырывается громкий всхлип. Слеза падает прямо с переносицы, другая противно катиться вниз по носу, потом пролагает мокрую дорожку над губой. Джейсон всхлипывает снова, его плечисжимаются, ходят с каждым глубоким громким вдохом. Он не может остановиться и не может понять, о чем именно плачет. Джейсон садиться на кровати и прижимает ладони к глазам. Он рад, что рядом нет никого, и никто не увидит. И не будет его успокаивать. Когда начнет светать, Джейсон еще будет горевать о себе, а потом быстро и крепко заснет. Последнее, о чем онуспевает подумать -Дик один должен решить, но Джейсон знает, чего бы хотел он сам.Когда через два дня Дик садится на поезд на Северном вокзале, он не может перестать улыбаться. Он сжимает бегающие руки одна в другой, иногда беспокойно прячет левую в карман. Там лежат два обратных билета. Дик считает станции, как в первый раз, хотя наизусть знает последовательность. Когда он выходит на крохотной станции, он первый раз берет одиноко стоящее у входа такси. Больше он не будет ходить по этой залитой солнцем траве один, больше никогда. Когда он залетает на второй этаж, Джейсона еще нигде не видно. Зато по просторному коридору прямо к нему направляется невысокая женщина в белом. Она на ходу снимает очки и протягивает ему руку.-Добрый день. Я – Франсин Буле, доктор Джейсона, - Дик не успевает даже открыть рот, чтобы ответить, - Я хотела бы сначала поговорить с вами, Дик, если позволите, а потом можете забирать его. Хорошо? – она улыбается и смотрит ему в глаза, но Дик чувствует, как она анализирует, сопоставляет, взвешивает, в этот самый момент. Еще долю секунды он пытается стряхнуть оцепенение, и, тоже улыбаясь, молча кивает и проходит немного вперед, давая ей возможность вести.-Присаживайтесь, пожалуйста, - она указывает ему на мягкое кресло, а сама наливает стакан воды из графина, ставит его на низкий столик рядом. Дик благодарит ее, осматривая комнату. Он пытается представить, тут ли Джейсон проходил свою терапию, сидел ли на этом же месте, смотрел ли в это окно.