1 часть (1/1)

Я простужен. Уже несколько месяцев и очень сильно. Горло жжётся, расцарапанное изнутри; мне больно глотать; я не различаю вкуса любимой еды. Я не слышу запахов; я с трудом дышу, каждый раз преодолеваю ноющую, тупую боль; с усилием делаю каждый вдох; лёгкие сдавила окружающая духота. Будто для меня нет кислорода в том воздухе, которым дышишь Ты. Я заболел давно. Холод проник в моё тело и поселился в каждой частичке меня. В один день... Он успел ровно в те несколько секунд, что превратились для меня в долгие часы, потому что я не хотел принимать то, что Ты тогда сказал. После слов, которые я так долго обдумывал, которые заставляли меня гореть, которые я сказал сквозь ком в горле... Тебе хватило нескольких секунд, чтобы заставить моё тело оцепенеть, чтобы заставить мои ладони дрожать, будто я замерзаю. В Твоём голосе звучало странное, несвойственное тебе... ...раздражение? отвращение? Холодно. — Прости. — Денис, это не возможно. — Мы не можем. — Это пройдёт. — Тебе просто нужно время. Каждое Твоё слово вонзалось в меня острой льдинкой и... — Я не могу... ответить тебе тем же. Понимаешь? Последняя наточенная стрела попала точно в моё сердце, пронзая плоть легко, словно тончайший шёлк. Даже не знаю, целился ли ты специально? Может быть, я даже этого не почувствовал. Было лишь ощущение в груди — странное, чужое, но... по своему прекрасное, завораживающее — будто я чувствовал каждое мгновение того, как моё сердце медленно превращалось в ледяной камень. Кажется, из моих глаз текли слезы? — Я удивлён, что они не заледенели тогда. Все твои касания... Ты надеялся меня успокоить? Когда поглаживал плечо — под Твоей ладонью по моей коже пробегались мурашки; когда трепал мои волосы — мне казалось, что Ты стряхиваешь с них снег, который не прекращает меня засыпать; когда обнимал, прижимая к себе, едва касаясь пальцами моей спины — мне казалось, что Ты делаешь из меня ледяную скульптуру, возможно, прекрасную и сверкающую, очаровывающую окружающих людей, но абсолютно ненужную Тебе. С каждым днём холод все быстрее захватывает моё тело, подчиняя себе. Его во мне больше, чем меня самого. Что вообще от меня осталось? Наверное, только мысли. Но и им скоро придёт конец. Я чувствую, как руки — идеально прозрачные, ледяные и прекрасные, почти как Твои — тянутся к моему горлу, и как неспеша и, кажется, смеясь, охватывают его длинными тонкими пальцами и... Скоро кончится зима. Вместе с ней и мои мучительные дни... дни не жизни, а скорее бессмысленного существования. Скоро мне не нужен будет воздух, не нужно будет сердце и не нужен будешь Ты. Наконец-то. Скоро Ты прикоснешься ко мне и ощутишь истинный холод моего тела, которым сам же меня одарил на веки. Скоро Ты будешь смотреть на меня — хотел бы я знать, долго ли сможешь — и не увидишь во мне ни малейшего движения. Скоро Ты будешь прислушиваться ко мне, — чего мне так отчаянно хотелось прежде — и не услышишь ни шороха, ни стука сердца, ни единого вздоха. Может, ты посмотришь в мои глаза, если всё же тебе хватит смелости, и в их прекрасном стеклянном — жаль только, что уже не блестящем и не сияющем — отражении ты увидишь себя. Творца, художника и создателя, который в повседневной жизни острыми лезвиями расписывает узорами лёд и сердца людей. А я мог лишь быть твоей идеальной ледяной бесчувственной скульптурой.