26. POV Alois (1/1)

-Любимый, пора вставать, — послышался ласковый шепот, за которым тотчас последовал невесомый поцелуй в губы. Мне не хотелось открывать глаза; чувствовать его легкие прикосновения было так приятно, что я жаждал продлить это ощущение еще на какое-то время. Внутри все переворачивалось от одной счастливой мысли о том, что мы снова вместе, осознания того, что он меня любит. Не заметив никакой ответной реакции, Клод нежно потерся носом о мочку моего уха, заставив меня, тем самым, чуть прогнуться в пояснице от внезапно охватившего сладостного трепета.-Ну, и как же мне тебя будить? – ласковым голосом проговорил он и, осторожно просунув руку под одеяло, провел пальцами по моему, к тому моменту уже возбужденному члену, мгновенно вызвав волну мурашек по телу. А когда Клод и сам оказался накрытым с головой мягкой тканью одеяла, осторожно разводя мои ноги и устраиваясь между них, нежно касаясь языком моей плоти, я не заметил, как застонал. Кажется, наши отношения плавно перетекли в новую, более интимную фазу, раз Клод решился на такой, в некотором роде, особенный шаг. Готов поспорить, что ему, если уже и доводилось проделывать нечто подобное, то наверняка это были редкие, единичные случаи. Замерев в ожидании и некотором нетерпении, непроизвольно положил руку ему на голову, пропуская жесткие пряди волос сквозь пальцы и начиная нежно их поглаживать. А он, в свою очередь, сразу приступил к своему приятному занятию, действуя медленно и аккуратно, но, в то же время, очень чувственно, заставляя меня чуть заметно подаваться бедрами вперед, постепенно проникая в его рот все глубже. Признаться, еще ни разу со мной не проделывали ничего подобного, более того, удовольствие мне доставлял любимый человек, и от этого испытываемые ощущения казались особенно сильными. И Клод не останавливался ни на минуту, продолжая ласкать меня ртом до тех пор, пока все мое тело не содрогнулось от острого, неведомого ранее наслаждения. Удовольствие, казалось, было бесконечным, и я еще долго не мог разжать своих вцепившихся в простынь пальцев рук. Едва импульсы начали стихать, я ощутил отчего-то невероятное смущение, чувствуя, как собственные щеки налились румянцем, и вынужден был спрятать голову под одеяло.-Алоис! Ну что ты творишь, а? – от смеха прикрывая рот рукой, произнес Клод, одним рывком стаскивая с меня эту мягкую тряпицу. Я оказался перед ним сейчас таким открытым, полностью обнаженным, лежа таким образом, что он имел возможность изучающее осматривать меня всего, нежно поглаживая по бедру. Наклонившись ко мне, он тихонько поинтересовался:— Понравилось?С трудом поборов это откуда-то взявшееся стеснение, я вначале просто кивнул ему, а затем, чуть погодя, добавил:-Да, очень. Это… это было новым для меня. Мне никогда еще не делали… этого.Клод улыбнулся, глядя на меня долгим ласковым взглядом, а затем вновь заговорил:-И для меня это оказалось новым, Алоис. Мне тоже понравилось. Я счастлив, что сделал тебе приятное. И, кажется, я все-таки нашел относительно действенный способ, чтобы тебя разбудить. Не так ли?Я ничего не ответил, лишь рассмеялся и прикрыл лицо руками. А затем, притянув его к себе за шею, поцеловал. Кажется, я до сих пор никак не мог поверить в то, что все происходит наяву. Я был слишком счастлив …Стоит ли говорить о том, насколько мне не хотелось сегодня вылезать из постели, выходить из дома и вновь с ним расставаться!?! Как назло, был самый разгар рабочей недели, и умом я прекрасно понимал, что и мне, и Клоду нужно заниматься текущими делами, идти в университет и на работу. Но душа и тело, так сильно истосковавшиеся по нему, просили сделать послабление, отложить все дела на потом и позволить целый день наслаждаться друг другом. И, если бы не твердость и решительность Клода, я бы точно сдался на волю нахлынувшим чувствам и окончательно забылся в его объятиях.Что интересно, сегодняшнее утро Клоду все-таки удалось удержать под своим строгим контролем, так что даже из дома мы вышли вовремя. Зато в дороге мы уже едва сдерживались. Он сосредоточенно следил уже, в большей степени, не за дорогой, а за тем, чтобы успеть поцеловать меня, когда мы останавливались на светофоре, ожидая, пока не зажжется зеленый свет. Он так мило сокрушался всякий раз, когда сзади начинали сигналить именно в те моменты, когда мы особенно увлекались приятным занятием. Я его просто не узнавал, не мог поверить в то, что он стал таким. Немного безрассудным, спонтанным, романтичным. Но от одного осознания этого факта, я, кажется, влюблялся в него все больше. Если, конечно, это было вообще возможно.-Люблю, слышишь? Люблю тебя! – шептал он мне на ухо, едва ли не каждые десять минут, крепко сжимая пальцами правой руки мою ладонь. Шептал так, словно до сих пор боялся, что я ему не верю. Но я верил. И поэтому вместо ответа просто прижимался к нему, согреваясь о теплое плечо и с наслаждением закрывая глаза. Я был счастлив.Едва машина остановилась у здания университета, я сразу почувствовал необъяснимую тоску. Расставаться с ним, пусть даже на несколько часов, очень не хотелось. Особенно сейчас, когда все наконец-то встало на свои места. Кажется, и Клод прекрасно это понимал, и поэтому, чтобы не давать мне лишнего повода, быстро высадил меня и, помахав на прощанье рукой, уехал, предварительно сообщив, что будет писать сообщения.Успокоив себя лишь этой мыслью, я отправился на занятия.К счастью, первой парой была заявлена лекция по современной литературе, так что у меня была возможность хоть ненадолго погрузиться в размышления. Я поймал себя на том, что иногда, испытывая сильные эмоции, ощущаешь острую необходимость остаться наедине с самим собой, так, чтобы никто посторонний не мог тебя отвлечь. В такие моменты ты, словно, делишься с собой собственными эмоциями, пробуешь на вкус, смакуешь, анализируешь. Ведь счастьем, так же, как и горем, хочется проникнуться сполна.Сидя в одиночку на одной из последних парт аудитории – амфитеатра, крепко сжимая в руках мобильный телефон и периодически отвлекаясь лишь на его легкую вибрацию, я размышлял о том, как странно устроен человек. Недели страданий, тягостных раздумий и переживаний могут быть стерты в одночасье, оставляя после себя лишь полупрозрачный, едва различимый след. В тот момент, когда ты, казалось бы, все для себя решил, столько раз уверившись в правильности сделанного выбора, эмоциям стоит только взять верх, и ты сдаешься, отказываешься от всего в пользу того, чего действительно хочешь, в пользу того, в чем ты по-настоящему нуждаешься. Я не корил себя за то, что дал слабину и не смог держать характер до конца. К чему было мучить и обманывать себя, заглушая пылающее сердце монотонным голосом разума? Рано или поздно, я бы все равно не выдержал. А он, я знаю, за это время многое понял. Я почувствовал это по тому, как он разговаривал со мной, умоляя не уходить, по его глазам, излучавшим лишь тусклые отблески отчаяния. Кажется, Клоду действительно было больно. Так же больно, как и мне. И, возможно, подобные эмоции были необходимы для нас обоих. Просто, чтобы еще раз испытать собственные чувства, осознать, как мы важны друг другу…Я улыбнулся собственным мыслям, чувствуя, как меня переполняет ощущение бесконечного счастья, от которого становится трудно усидеть на месте. Вдруг захотелось встать и во весь голос закричать о том, как мне хорошо, поделиться своими эмоциями со всеми, рассказать, каково это – быть счастливым! Сделать так, чтобы окружающие люди услышали тебя и поняли. Чтобы отчаявшиеся обрели надежду, чтобы те, кто страдает, почувствовали облегчение, а влюбленные еще раз оценили то, что имеют –свою взаимную любовь.Когда ты счастлив, хочется, чтобы вокруг все тоже были счастливы. Именно эта мысль не оставляла меня все то время, пока я сидел на лекции, слыша лишь, как сильно пульсируют виски, чувствуя, как от переизбытка эмоций начинает чуть побаливать голова, как колотится в груди сердце, отмеряя неравномерный ритм. Неужели жизнь, прожитая человеком, который хоть раз в жизни не почувствовал чего-то подобного, имеет хоть какой-то смысл?Настойчивое жужжание мобильного телефона только лишь подтвердило правильность моих мыслей. ? Я счастлив, что ты у меня есть?, — писал Клод. А я, улыбаясь, набирал ему почти такой же текст в ответ. И разве могло быть что-то важнее этого? Только не для меня. И только не сейчас.