1 часть (1/1)

Примечание:читайте в ночной тишине. мне абсолютно плевать на то, что вы "лучше" погружаетесь с ней. настройтесь до прочтения прослушав данные композиции, а потом выключите инет и читайте:целуй меня – мария чайковскаяпотап и настя – не хватило воздухасеребро – мало тебя slowed + reverbуезжаешь? уезжай,но меня не забывай.вспоминай, как мы любили...не хватило воздуха,будто перекрыли краники дыханьяи не слышно голоса,будто задушили все мои желанья... вы когда-нибудь хотели быть рядом с человеком, но не могли? вы когда-нибудь хотели зажать его в медвежьих объятьях; зацеловать до смерти? хотели ли вы когда-нибудь защищать кого-то от угроз всего мира? хотели ли когда-нибудь забрать всю боль человека, будучи уверенным, что это возможно? хотели ли вы когда-нибудь быть рядом? слушать бредни, мотать на палец пряди волос, вдыхать его/ее запах? хотели ли вы когда-нибудь отдать все и даже самого себя за счастье другого? но вы не могли быть рядом, вы не могли быть самым дорогим и важным человеком для него/ее, вы не могли не из-за ваших предрассудков, а из-за запрета окружающих. причем не просто окружающих, а лучших друзей и родителей? нет? как же вам повезло. как же ярко вам улыбается фортуна... вы не знаете, что такое плакать каждую ночь в подушку, глядя на его фотографии, вспоминая его цвет глаз, который в ночное время можно сравнить с пыльным асфальтом, проложенный повсюду, а днём отливающий голубизной неба. вы не знаете, что такое гоняться по парфюмерным магазинам в поисках замены его аромата, потому что слишком сильно привыкли к нему, потому что вы не можете смириться с вашей разлукой. вы не знаете, что такое носить с собой лезвия в правом кармане черных джинс в маленькой коробочке, потому что только скольжение острой железки, может отлечь вас от мыслей о нем, потому что только лезвие может заглушить слезы, отвлекая от самотерзаний болью. не острой, притупленной. кожа вокруг ранки будет немного пульсировать, а после свои же порезы он будет зарисовывать глупыми бабочками. нет, этот человек знает, что это глупость, они не помогут, но как-то скрыть глубокие царапины, а в последствии и шрамы, – нужно, согласитесь. иногда даже, беря ручку в руку, так и хочется расцарапать все левое предплечье стержнем, лишь, потому что сзади снова говорят о нем. нет, вам никогда не хотелось разорвать в клочья своих родителей. вам никогда не захочется сбежать от разговор с, когда-то, лучшими друзьями. вам никогда не понять, то что ощущают два парня. вам никогда не понять, что ими движет. вам никогда не понять причины их слез, их, фактически, ежедневных истерик и избиваний подушек. вам никогда не понять. эти чувства намного выше, того к чему вы привыкли, что привыкли называть "любовью", то что невозможно описать ни одними словами ни на одном языке, которые существуют на планете и, в принципе, во всех галактиках, и вселенных. их не придумали и никогда, не придумают. потому что никто не способен на такие наисветлейшие чувства к другому. никто никогда в жизни не поймет их, а они не поймут окружающих. никто не сможет согреваться от одного коротенького воспоминания улыбки любимого человека и одновременно еле сдерживать слезы обиды, разочарования и злости сразу. и знаете, вы можете не верить, вы можете утверждать, что я не права, вы можете делать и говорить все что угодно, этим людям плевать на вас. они так заебались слушать про выдуманность их чувств, эмоций и переживаний. у них уже в печенках сидят все подобные фразы, слова. и если в первое время они доставляли боль, падали, словно бомбы на мирный городок, ломали целую вселенную внутри, то сейчас это не имеет никакого веса. ничего не имеет смысла. никто кроме второй половинки. блять, как же хуево понимать, что он сейчас также может обливаться кровью и рыдать навзрыд в подушку. как же хуево понимать свою никчемность, ведь даже для любви всей своей жизни он не может сделать ровным счётом ничего. сука, как же хуево. хочется выпрыгнуть в окно, нажать слишком сильно на лезвие и порезов нанести чуть побольше, хочется взять табуретку и верёвку, хочется утопиться в ближайшем парковом озере. хочется, но нельзя. нет. нет. нет. исключено. он поступит, как самый настоящий, эгоист, забыв про свое белобрысое чудо. он обещал, что они смогут быть вместе. он должен сдержать свои слова. он должен. должен. должен быть сильным. он должен не подвести любимого, он должен и он это сделает. он приложит максимум усилий, чтобы все их мечты стали явью, чтобы был тот маленький домик посреди леса, рыжая кошка и вечно зелёный садик. он сделает всё, чтобы никто не посмел причинить им боль или вред. но нужно стерпеть. нужно подождать ещё немного, ещё чуть-чуть. ещё капельку. но эта капелька будет самой горькой, самой ядовитой, самой ужасной во всей этой бадье, отравляющая души своим ядом. он верит, он сможет ради него, ради этого мальчика он свернёт горы и достанет звезду с неба. но вопрос: сможет ли сероглазое солнышко, звёздочка вытерпеть все? не нанесет ли он себе вред? сможет ли он дождаться чейза? черноволосому страшно даже представлять картинки, которые так и вспыхивают в голове:юноша стоит на бортике моста. по его розовым щекам скатываются слезы. чистые непороченые, искриннее глаза закрыты, а реснички длинные темные, пушистые, которые так мило обрамляли зеркала души, слиплись в треугольники, не позволяющие открыть их. шаг. всего один шаг, но именно он переворачивает душу, жизнь брюнета. хочется ещё больше кричать в подушку. закрывает рот, чтобы сдержать оглушающий крик. утыкается в подушку. она и так уже намокла от предательских слез слабины. впивается руками в нее, прижимая, как можно, ближе к себе. руки играют роль обруча. только правая рука впивается ногтями в левую кисть, оставляя белые следы и покрасневшую кожу вокруг. но чтобы остались только белые следы и маленькие впадинки нужно оставить в покое кожу, а он этого не делает. слишком сильно ногти вжимаются, а она под натиском начинает разъезжаться, давая пространство для дальнейшей, фактически, резки. быстро убирает ее сразу же направляя в волосы. оттягивает их сильно-сильно, надеясь, хотя как-то привести себя в чувства, успокоить. не получается. истерика длится уже полтора часа и никак не может пойти на спад, наоборот, кажется, что только сейчас начался ее расцвет. внутри все заледенело. всё органы скрутились в матросский узел. где-то под ложечкой слишком сильно засосало. предплечье слишком сильно ссадит. блять, кровь. как он мог превратиться во что-то подобное? как он смог допустить проросток предательской, запретной любви в своей душе? как он мог так сильно разочаровать всех вокруг? как он мог так сильно облажаться? хочется завыть от безвыходности, так чтобы разодрать горло в этом ужасающем, заставляющем содрагаться все внутри, застужающем крови, крике. так чтобы каждый на этой вшивой планетке услышал, чтобы он мог прочувствовать всю ту боль, чтобы он не смог после нормально жить, чтобы этот крик преследовал его всю последующую жизнь. так чтобы все, наконец, поняли свою глупость, чтобы пересмотрели свои тупые взгляды. чтобы перевернуть вверх дном мнения людей. хочется, но нельзя. он должен делать вид, что уже забыл милого парня, который носит на левой руке миллион резиночек разного цвета, детские клипсы с хеллоу китти, не выползающего из головы, заполоняющего все мысли. да, он почти его забыл, забыл его милую улыбку, в которую складываются малиновые губы; забыл запах его шампуня; любимый цвет; родинки на шеи, маленькие, почти незаметные, но это если тебе не важно ты не будешь замечать такие нюансы, если ты будешь уверен, что сможешь видеть их все время. такой уверенности в мире с гомофобией во всех ее проявлениях у двух влюбленных парней не было, даже год назад. также как и сейчас, что они вообще когда-то увидятся. увидятся... как же ему хочется вновь посмотреть на этого человека сверху вниз, пошутить про его маленький рост, увидеть надувшиеся губки, нахмуренные брови, сомкнутые руки на уровни груди в позе явной претензии, вздернутый нос и глаза цвета расплавленного серебра. в них не будет никакой обиды, в них не будет никакой злости или ненависти, в них никогда не будет чего-то подобного. это всего лишь прикрытие. на самом деле у подростка все внутри будет клокотать от радости. в крови будет устраивать аквадискотеку сератонин, позволяя разуму уйти куда подальше от бархатистого голоса брюнета, от его незаметной ухмылки, но в ней также нет ничего оскорбляющего. эти слова стали уже их привычкой. они никогда не смогут задеть малыша ноя, также как и ответ про величественность и жалость к пустой бошке, бьющейся обо все люстры и проходы, хадсона. наоборот это станет причиной, по которой блондинистая голова будет уперта куда-то в плечи, содрагающего юноши. его смех, тихий, басистый, будет окутовать сознание, позволяя цветение самой лучезарной улыбки и окрашивание форфоровых щек пунцовой краской. это самое обычное воспоминание о самом обычном человеке, как может показаться, режет не хуже острейших лезвий в коллекции этого парня. слезы брызгают из синих глаз, а всхлипы становится все громче и громче. грудная клетка еле-еле успевает опускаться и подниматься, активно работая, пытаясь доставить кислород быстро работающему сердцу. глаза начинает застилать пустота. черная дыра, засасывающая сознание парня, закрепляет на руках и ногах ужасно тяжёлые кандалы. пытается вырваться, пошевелить пальцами левой, окровавленной руки. не получается. также как и открыть глаза, налившиеся свинцом в одно быстрое мгновение, не позволяющее ему даже попробовать не поддаться. позвоночник слишком сильно болит, будто кто-то его ударил о какой-то тупой предмет. но всё теряется в один момент, когда слышится голос и чувствуется запах. цветующая яблоня, вишневый блеск для губ, пыльца горных цветов, лес после дождя – это именно то, что он искал на протяжении более месяца. одурманивающие рассудок запахи соединились в один образ человека, которого слишком сильно хотелось обнять, которого слишком долго не было рядом, которого он так сильно боялся потерять. и тихий шепоток, что писущий только блондинистому сероглазику:—?все будет хорошо, расслабся?,– повторял мягкий, тихий, но уверенный голосок. ему невозможно противостоять и парень окончательно падает в эту тишину и темноту, понимая, что здесь не страшно, не хочется сбежать, тем более, когда в нос ударяет родной запах, а чарующий голос блондина говорит какие-то фразы. что именно им произносится – не важно. пусть это будет новая тема по физике или его мнение по поводу каких-то глупых ситуаций. хочется утонуть в этих интонациях, потому что жить без него слишком плохо, невыносимо. но все стало стихать и брюнет, наконец, понял, что находиться в состоянии абсолютного покоя и спокойствия. это последнее о чем он подумал перед тем, как мысли полностью не исчезли в пропасти. однако блондин сейчас не был так спокоен, его состояние было прямо пропорционально состоянию хадсона. он снова кричит. не было ни дня, чтобы он на кого-нибудь не сорвался. именно начиная с того самого дня, когда все вокруг узнали, что двое парней встречаются, что у них отношения, именно с дня, когда в интернете появились про них статьи, а имена произносят с презрительной насмешкой, у ноена сорвало крышу. раньше его барьером был чейз. именно этот юноша своим присутствием и простыми объятиями, лёгкими поцелуями стирал всю злобу на весь мир. он был будто губкой, впитывающей все негативное в себя, и отдающая взамен теплоту и уют. только после их встреч даже коротких блондин чувствовал в себе гармонию и морскую гладь из эмоций. однако это начинало действовать, как наркотик. если черноволосая ворона пропадет из поля ноеновского идеального (с каких пор -1,5 стало идеальным остаётся тайной) зрения и морская ровная линия, разделяющая небо и землю, становилась разбушевавшим океаном, постоянно проглатывающий корабль за кораблем. сейчас же спокойствие – это что-то неизвестное для всего окружения сероглазого. он давным давно ни с кем не общался по душам, никому не улыбался. его будто сломало, разорвало в клочья и разбросало по всему свету, оставив какую-то фальшивку. это был кто угодно, но не юбэнкс. нет. он не может так насмехаться над кем-то, закатывать глаза и показывать рвотный рефлекс; с его губ не могут срываться обзывательства в адрес любого встречного-поперечного. он не может быть такими. он же сама мягкость и лёгкость во всех ее проявлениях. он же лучик солнца в любой жизни. он всегда готов выслушать, а не затыкает уши наушниками ядовито-зеленого, демонстративно показывая свое безразличие к любой проблеме. нет, он не может доводить до слез кого-то. он же всегда был ярым пацифистом, он не мог подойти и ударить в живот того старшеклассника... правильно, он не МОГ раньше, когда рядом с ним ходил брюнет, загдядывающий своими прекрасными ангельскими глазешками, кладящий руку на плечо и тихо его поглаживая, сейчас рядом с ним нет никаких предохранителей. его стоп-линию стёрли, попытавшись стереть из памяти и самого черноволосого. попытались, но не смогли. о, нет, он так легко и быстро не сдатся. иногда хочется все бросить и себя тоже только с крыши 9-этажного здания. хочется, но нельзя. он помнит обещания любви всей своей жизни. он знает, что нужно немного потерпеть, он знает и он будет это ждать, столько сколько понадобиться. он будет пытаться стать сильным, он станет им. ради чейза. ради их будущего. оно точно должно быть и будет в это нет никаких сомнений. — ноен, успокойся!,– попытался утихомирить бурю отец, придав голосу металлические нотки. хах, он серьезно думает, что у него что-то получится, если он немного повысит голос и придаст ему что-то "ожесточенного"? смешной. — тебе не нравится мое поведение?,– фальшивое удивление и такое же выражений крайнего "беспокойства" и "страха" быть отвергнутым со словами, которые сочились сарказмом и чем-то ещё. оно резало по ушам, заставляя мать скорчиться, а отца покраснеть от гнева — оно просто ужасное! как ты ведёшь себя со своей матерью? МАТЕРЬЮ? она тебя выносила, родила, выкормила, вырастила, а ты...,– во время всего этого крика сын смыкал и размыкал большой палец и остальные левой руки, создавая вид, что у него в руках кукла, которая и говорит эти слова. глаза закатаны кверху, а рот открывается и закрывается в почти бесшумном ?бла-бла?. — если ты не знал, папаша, я вас ни о чем не просил. вы решили взять на себя ответственность завести ребенка, так получаете,– от слов веет исключительный холод. — и в моем поведении, дорогие родители, виноваты только вы, увы,– снова фальшивая невинность и ядовитый хохот. глаза в глаза. разворачивается и уходит на второй этаж, оставляя удивлённых родителей тет-а-тет. в смысле ?сами виноваты?? они-то тут причем? как это мужчина лично смог изменить своего сына в такую сторону? вроде такого не было. в памяти точно нет никаких упоминаний. а вот женщина почти сразу же поняла о чем он говорил и от этого хотелось подойти и влепить ему пощечину. они мало из-за него настрадались, когда все узнали о его совершенно нетрадиционной ориентации?! вздор! они оба всего лишь мальчишки, которые захотели отличаться, вот и весь секрет. никакой любви к своему же гендеру не существует! лишь самовнушение. а сейчас эта мелочь говорит, что в его переменах виноваты родители? да если бы не они... не они... он бы сейчас был в своем обычном состоянии, у него было бы все такое же прекрасное настроение, с ним было бы возможно общаться... отговорки ?так потребовало общество? – не принимаются. они – родители, они должны были их обоих поддерживать, они должны были быть на их стороне в любом конфликте. эти люди должны были быть опорой, быть сильным плечом. что же они натворили... однако ноену сейчас абсолютно плевать. его втоптали в землю, ему кидают оскорбления в спину друзья. все его окружение само уничтожило парня. они ведь не надеялись, что он так и останется милым парнем ангелочком, к которому можно будет обратиться с проблемой и напиться какао в теплой обстановке, как это было раннее? или подождите. всё эти люди думали, что все их слова не будут никак влиять на блондина; что из-за них, самых дорогих людей, за которых он стоял горой, он не покроется толстой ледяной кожей с ядовитыми шипами? ахаха, какие же они глупые, дурные, бесчестные, корыстные, лживые твари. парень бы сейчас как-нибудь на них злился, материл, винил, но у него нет сил. он просто свалился на кровать и лежит на спине, рассматривая темно-синий потолок. слезы сами навернулись и начали тихо скатываться по щекам, оставляя за собой прозрачные, холодные следы. он ещё помнит, как он со своим чейзом лежал на этой кровати, как тот приносил ночник в виде звёздного неба, как он сам говорил, где какие созвездия находятся, пытаясь увидеть созвездие стрельца и весов. это их созвездия. как скрывал свой смех, пряча его в кулак, сотрясался хадсон, говоря, что астрология и вся эта "чушь" – бредни сумасшедшего. он помнил, как ударял его в плечо, а сам скрывал улыбку. беззаботную, мирную, счастливую. он помнил. и эти воспоминания режут оголённые нервы, заставляют лёгкие судорожные вбирать в себя воздух, чтобы задержать всхлип, а руки начинают трястись. он устал. устал плакать по ночам; скрывать себя, свои чувства; играть роль другого человека. он устал быть тем, в кого его превратили. однако вернуться к прежнему "я" будет значить, что он проиграл, что признал поражения, что к нему можно относится неуважетельно, что он все простит. а он прощать не собирается. это не входит в его планы, нет, совсем. слезы катятся по щекам, а на губах играет улыбка. настоящая. он будет счастлив. он дождется своего чейза. они будут счастливы вместе. ещё немного. ещё капельку побыть в этой отвратительной шкуре; плакать по ночам; быть ужасным. *** — можно с тобой сесть?,– звонкий голос опаздавшей новенькой раздается в тишине класса. блондинка откидывает волосы назад; бровь вздернута вверх; по столу парты ударяют нарощенные красные ногти, показывая волнение. но оно не по поводу занятия места. в глазах плещет огонь. у этой девушки есть какой-то план, и, как можно догадаться, не имея дара предсказаний, он безумен. — да, конечно,– безэмоционально ответил парень, все также не отвлекаясь на внешний вид девушки. ему было сейчас не до этого. время действовать, нужно, как-то организовать встречу с ноеном, иначе он за себя не ручается. то что его пассивность не идёт на пользу никому, наверно и так понятно, но это не означает, что ему похуй на все, происходящее вокруг. о-о, нет. он всё носит в себе и при удобном случае позволит всем этим мыслям выйти, а вот в какой план и какие будут последствия, что за предмет или человек, станет ?козлом отпущения? не имеет никакой разницы и важности. — амелия. у меня есть к тебе кое-какое предложение,– заговорческий шёпот опаляет ухо. в нем отчетливо слышна улыбка, но она безвредная, за ней не прячется никакого скрытого смысла или чего-то подобного. — какое?,– безразлично поворачивается, опираясь на левый локоть. пробегается взглядом. в ответ видя довольную улыбку чеширского кота. собеседница словно так и ждала этого вопроса. сразу понятно – интриганка.?интересно было бы общаться. наверно.? — хотела бы помочь тебе встретиться с коротышкой,– глухо и тихо произнесла она, фактически, одними губами, хотя в кабинете все снова начали перешептываться и их диалог не был слышен. брюнету сразу же стало понятно о ком ведёт речь девушка. ноен. но как? хотя какая к чертям разница? он сможет увидеть его, он сможет дотронуться, вдохнуть в лёгкие его запах. он сможет. сможет. сможет! наклоняется ближе к парте, фактически, соединив брови и также тихо и глухо отвечает, положившись на внутренний голос, вторящий о доверии к этой особе: — что от меня требуется? — после урока объясню,– более громче произнесла она и повернулась к доске, чтобы наконец суметь сосредоточиться на уроке и записать хотя бы тему. а вот хадсон уже не сможет собрать мысли в кучу. до конца урока полчаса. он быстрее умрет, чем эти 30 минут окончатся и он сможет вытрясти из новенькой ответы на вопросы. появилось два лагеря: один бунтует и разрывает голову на части, что сейчас черноволосый допустил самую большую ошибку, доверившись какой-то малознакомой девушке, которая могла с лёгкостью сдать их родителям, а те уже примут такие меры "предосторожности" из которых выбраться нельзя будет вообще. второй: бьёт в кастрюли и кричит намного громче первого, что это единственный шанс увидеться со своим чудом и им просто нельзя не воспользоваться, даже если после его убьют. с одной стороны первый лагерь можно понять. какая-то блондинка подходит и говорит, что хочет помочь, зная какие могут быть последствия у этой помощи. это выглядит, как минимум, странно. но если посмотреть то и второй тоже прав. это единственный выход из этой ужасной ситуации. единственное, что может помочь ему не сойти с ума. глупо будет отказываться и думать, что будет потом. где-то через 15 минут мозгового штурма, в буквальном смысле этих слов, выйгрыш был у слишком самонадеянной стороны борьбы, где собрались самые наивные мысли и надежды. ?кто не рискует, тот не пьет шампанское, правда??– был последний аргументом, перед тем, как разумные мысли покинули голову, оставляя хозяина с теплеющим сердец. в нем начала зарождаться надежда на что-то хорошое и доброе. а вот ноен в данный момент сидел на кухне. снова ушел из школы на половине 2 урока. ему плевать. он захотел пойти домой, значит он пойдет даже если у его дома выстроют линию военной артиллерии. он попадет туда, куда ему нужно. в импровизированном подсвечнике, сделанном из дна банки из-под энергетика, горела уже вторая свеча. на столе раскиданы карандаши, на грани жизни или смерти сейчас находится резинка. нож, купленный специально для ноеновских карандашей, рвал и разрывал испачканный экземпляр рисунка. он снова нарисовал чейза. снова. нельзя, чтобы об этом узнали родители. подносит бумажку, держа за край пинцетом, к огню. сразу возгорается и быстро ползет вверх. секунда. вторая. не видно уже сигареты в руках у черноволосого с рисунка. ещё пара мгновений и не видно макушки. а вот кусочек бумаги уже гаснет под небольшой рукой юноши. ему это нравится. небольшая вспышка боли, а после такое же неприятное послевкусие, которое и заставляет его возвращаться в "эту вселенную". умышленное причинение вреда себе самому стало какой-то привычкой. от неё не хочется отказываться, избавляться. лучше он сам будет делать себе больно, чем кто-то другой. он сам выработает в себе прочный стержень не похожий на грифиль, который сейчас крошится о камень. слишком мягкий. именно таким он себя и представлял. такое не может понравится. уж точно не в данный промежуток времени, не этому парню. откладывает карандаш в сторону. в руке появляется кисточка, а на новом нетронутом листе белоснежного цвета первые мазки. и снова видна черная макушка, голубые глаза, заметные клычки, но уже без сигареты. теперь он обнимает рыжего кота... и снова пелена слез. это именно то, что стало символом их любви. рыжий кот. именно то, что у них забрали, вырвали из сердца, растоптали прямо на глазах и сожгли. ноеновская подвеска с этим животным была выкинута в озеро прямо на его глазах, до этого бессовестно сорванная с шеи. все его альбомы, как после оказалось, с изображениями хадсона сожжены на заднем дворе его же дома. окна его комнаты, в которой его заперли, выходили именно на место, где и происходил пожар. в эту кучу отправлялись и фотографии. их совместные фотографии на палороид. телефон разбили о стену, пока сам сероглазый превращал ногу в какое-то кровавое месиво и бесшумно кричал. голос был сорван. от одного только воспоминания этих событий хотелось кинуть в стену что-нибудь, потом подойти, поднять и ещё несколько десятков раз побить этот предмет или даже кулак, о стенку. закусывает кожу на правой руке и одновременно кричит в нее. жмурит глаза от переизбытка слёз. воздуха в лёгких нет. быстро вздыхает и ужасающий крик не заглушаемый ничем сотрясает воздух по всему дому. но даже это не помогает. даже это не облегчает его боль. ничего не может заглушить его плач. в нем слышна безвыходность, отчаянность, обида, гнев, растерянность, неизбежность. ужасный коктель, который не разбавляется ничем и бьёт по виска?м, проникает в каждую клеточку тела оставляя в ней кровавый след. он знает, что даже лезвие не поможет, не вернёт его из этого омута воспоминаний, из ада на земле. он знает, прекрасно знает. был опыт. и не один. 10 минут. 20. 30. идея с железкой находит отклик. берет за жёлтую рукоятку. закатывает рукав черной рубашки чуть ли не до плеча, пуговицы отлетают в сторону, падая на пол, фактически, бесшумно. у кисти нет живого места. более-менее нетронутым остется пространство у локтя и выше. первый порез. сильный. длинный. знает, что до вены не достанет, так что бояться нечего. второй пересекается с первым. такой же длинный и глубокий. третий. четвертый. пятый. истерика начинает прекращаться. слезы тихо скатываются. наконец, замечает звонящий телефон. поднимает трубку. — чё надо?,– осадок от пережитого минутой ранее показался в рваном выдохе. — если хочешь увидеть его, то приезжай по этому адресу...,– тихо продолжала собеседница, прикрывая рукой динамик. она знает, что блондин ей поверит. она знает, что он поедет, туда куда она сказала без лишних вопросов, поэтому быстро скидывает звонок. берет за руку голубоглазого, который все также хмуро смотрел на нее. ему хотелось задать миллион вопросов, но нужно сохранять спокойствие и хладнокровие. сама парочка подходила к двухэтажному дому фисташкового цвета с невысоким забором из живой идеально стриженой изгороди. ?на вид дом совершенно обыкновенный, но нельзя книгу судить по обложке, не так ли?? – а вот и благоразумие вернулось. понадеялось, что больше безумств не будет происходить и чейз, как обычно и бывает, примет сторону холодного разума, а не ярких вспышек эмоций. сам не заметил, как дверь также пастельного жёлтого открыла брюнетка с темными глазами и не слишком заметной улыбкой. — он всё-таки пришел,– открывая, как это возможно, произнесла, загадочно улыбаясь девушка, а сама начала отходить вглубь коридора, чтобы впустить ждущих гостей. — почему я должен был не приходить?,– беспристрастно задал вопрос, делая не заинтересованный вид, парень. — ты же не любишь доверять людям, а в свете недавних событий стал ненавидеть, поэтому я и думала, что даже в этот раз ты заупрямишься и будешь действовать по своим принципам,– также легко отвечала девушка со светлыми волосами, проходя в бежевую кухню. она будто увиделась с давним другом или знакомым, поэтому знала о его привычках и так легко могла вести беседу. — имеешь что-то против?,– проделывая такой же путь в новое помещение слишком светлых оттенков, задал вопрос парень. не слишком громкий, басистый голос плавно растекался по помещению, но никак не заполнял, он был будто пустышкой. у кого-то зеркало души – глаза, а у этого черта – голос. по его наполненности можно делать выводы о внутреннем состоянии. звонкость – показатель настроения, как и мягкость. — это не всегда хорошо, – тихо добавила девушка засыпая растворимый кофе в чашку к, предположительно, сахару. — согласись, бывает ситуации, в которых нужно уступить. — на счёт этого я и не спорю. но не имение принципов или заветов не приведет ни к чему хорошему. это не значит, что нужно всегда действовать по этим правилам, а лишь то что нужно их иметь, – спокойно продолжал этот маленький спор голубоглазый, наблюдая за молча заваривающей чай с лимоном и с мятой черноволосой девушкой. ?ноену нравится чай с мятой.? — поспорить сложно. даже можно сказать невозможно, – прокуренным голосом начала вещать кареглазая. — потому что, если ты сам не сформируешь свои устои, то это начнут делать другие. хотя нет никакой гарантии, что никто не будет совать свой нос в твою чательно спланированную и отработанную иерархию, – добавила, немного задумавшись из-за чего чуть не обожглась. — в этом и есть вся суть общественности – выжечь всю индивидуальность. любыми способами. однако я все равно не понимаю, – обводя кольцо на безымянном пальце левой руки, выжидающе посмотрев в спину блондинки и кинув быстрый взгляд на, уже севшую за дубовый стол, брюнетку, начал задавать вопрос, который его беспокоил больше всего. — зачем? — если я тебе скажу, что мне нужен вменяемый брат, ты, конечно, не поверишь, – склонив голову набок начала рассуждать в ответ блондинка, которая уже успела развернуться к парню лицом, тихо помешивая кофе серебристой ложечкой в полупрозрачной, черной кружке. — если я скажу, что решила помочь двум влюблённым – лучше опять же не станет,– отпивая, но не разрывая зрительный контакт, продолжила девушка. — врать – не вариант, – маленькая пауза, в период которой и уловил чейз ту самую искру. — мне нужна будет ваша помощь, я ещё не знаю какая и в чем. я, просто, знаю, что она понадобиться, – весело закончила. — буду считать, что не заметил недосказанности, – также весело добавил парень. он слишком быстро распознает обман или даже маленькие скрытия. получается само, как-то по привычке, выработанной черт знает когда. — считай, – на губах расплылась хитрая улыбка, а в глазах все также светились искры. она была очень довольна. сейчас в ее должниках будет достаточно умный парень так ещё и двоюродный брат, а это привелигии.. мало того, что у нее появится такой союзник, так ещё и дома не будет ссор, которых, как она уже поняла, слишком много стало. эта девушка прекрасно понимала, что никакие лишения и ограничения не смогут заставить парней разлюбить друг друга, также как и общественное презрение. им обоим плевать. главное, чтобы второй был рядом, чтобы можно было его обнять, прижаться, и просто поболтать о всякой чертовщине. — что-то он задерживается, – смотря на часы, расположенные за спиной у голубоглазого, с сомнением произнесла девушка тем самым показывая, возможность не прибытия второго и тогда планы сразу нескольких, а точнее всех людей в этой комнате станут прахом. в помещении повисла гробовая, напряжённая тишина, которую разорвал звонок в дверь. брюнетка срывается с места и чуть ли не бежит к двери. парень встаёт из-за стола и направляется по направлению к входной двери, как на него прыгает он. блондин вжимается всем телом в брюнета сам чуть ли не плача в его плечо. обвил ногами талию, будто внизу кипит лава и если сейчас он отпустит этот спасательный круг, то уже никогда не сможет вернуться и навсегда останется в огненой жидкости. сам брюнет в ответ посильнее сжал плечи сероглазого и сам чуть ли не плачет от счастья. они увиделись. они смогли. они сейчас вместе. — как же я скучал, – тихо шепчет куда-то в ключицу паренёк, не собираясь менять свое местоположение, использовать ноги для передвижения или хотя бы просто стояния. он должен наполнить весь свой организм хадсоном. он должен насытить кровь своим личным наркотиком. он должен запомнить всё до самой последней крупицы. количество колец, цвет цепей, всё абсолютно. — тише, мой маленький, – поглаживая белоснежные волосы и пробегая длинными пальцами по позвоночнику прошептал на ухо всё-таки заплачевшего юноши. вдыхает запах, исходящий от него всего. пьянящий, одурманивающий, родной и нужный. то без чего жизнь обречена на бессмысленное существование. черноволосый еле сдерживает всхлип. отпускает парня, тот явно недовольный его поведением сдвигает брови и уже готов был начать ругаться и снова "обижаться", но его лицо оказалось в теплых, как всегда, руках старшего. теплые губы начали осыпать невесомыми поцелуями холодные от слез щеки, как бы прося прощения за них, за то что не смог уберечь своё солнышко от всего мира, от всех опасностей, несправедливостей и ужасов. а сам чуть ли не дрожит. ресницы намокли, а пальцы похолодели. все внутри перевернулось при виде своего малыша ноя с дорожками слёз, такого холодного. захотелось разорвать на маленькие ласкуточки каждого человека, говорящего про них что-то ужасное, противное и гадкое. ещё никогда не чувствовал такую бурю гнева, что сейчас зарождалась в нем. но все тут же испарилось, когда на бледных щечках юбэнкса появился нежный румянец, когда тот посмотрел на него с такой теплотой, которая могла бы растопить все ледники мира, когда он почувствовал, как его прядь убирают за ухо, а с щеки смахивают слезинку. никто из девушек не смел и пошевелится. они обе понимали, что это такое не видеть любимого человека, свою вторую половинку долгое время, поэтому в первую встречу после разлуки ревели вдвоем, обнимаясь. — солнышко, не делай этого больше, – смотря на левое запястье, и бережно поглаживая ещё незажившие ранки с запекшейся кровью, говорил с непередаваемой нежностью чейз. ему было больно смотреть на эти шрамы. ему было ужасно от осознания своей никчемности. он ведь обещал, что всё будет хорошо. обещал, а что получилось? ничего хорошего. всё пошло по наклонной. даже не пошло, а покатилось с огромной скоростью, как снежный ком с горы, сбивая всё на своём пути. на это раз слезы падали не на пол, а на нагревающееся предплечье истерзанное лезвием и пассивной агрессией на весь мир и себя в том числе. поцелуй куда-то в середину самого большого и глубокого пореза и стыд за свои действия накатывает на блондина с новой силой. он причинял вред себе и сам того не подозревая заставляет чувствовать чейза вину. захотелось поднять его голову заглянуть в глаза и прокричать, что крайнего в этой ситуации нет никого, что ноен сам делал не мог справиться со своими чувствами и черноволосый не мог этого предотвратить. захотелось стереть все мысли о своем влиянии из этой, вроде, умной головы. но как? беспокойство наполнило до краев сознание парня и он сам начал пытаться рассмотреть руки любимого, но те были надёжно защищены длинными руками белой рубашки, лёгкой, но не пропускающей такие нюансы. ему нужно знать, что голубоглазый не повторяет его ошибок, что он сильнее, что он лучше, что он выше него в даже духовном плане. не получается. ничего не видно. начинает глазами искать, хотя бы что-то в его поведении ненормально, но этого нет. тот склонившись над его небольшой, бледной ручкой, проводит пальцами по выступающим бугоркам, не контролируя слезные потоки. аккуратно отпускает руку, ибо не может больше смотреть, как его ноен издевался над собой, в то время, как сам чейз бездействовал.?бездействовал... я ничего не делал!? он ничего не может с собой поделать. ноги еле-еле держат, а лёгкие уже перестают справляться с нагрузками. сердце обливается кровью. ненависть к себе окатывает, как ведро ледяной воды, заставляя отшатнуться от парня стоящего перед ним. зарывается пальцами в волосы и оттягивает их, сам чуть ли не падает на пол, сгинаясь, как рисунки ноена, пополам. вырывает пару клочков волос, но даже это не выдергивает из этого котла. ?я виноват. я. я...? блондин, просто, не знает, что делать, как действовать? какая должна быть от него реакция? как ему помочь. пытается подойти в ответ лишь слышит тяжёлый всхлип и уже не молчаливые рыдания. видит, как сестра быстро надвигается, как авани ищет что-то в настенном шкафу песчаного цвета. аптечку. достаёт маленький белый сундучок с красным крестиком. пузырек с какой-то надписью. открывает крышку, точнее отворачивает, и та чуть ли не улетела в неизвестном направлении. капает в стакан с водой. подходит к черному дивану, на котором расположился брюнет. ноги прижаты к груди, руками придерживает их, голова упирается в колени. а на самого накатила самая сильная истерика с панической атакой. голос срывается, вздохи не ровные, не было ни одного стабильного выдоха, все перебиваются слезьми. сам блондин пытается прикоснуться к своему любимому, но каждое его действие сопровождается ухудшением в состоянии оппонента. амелия пытается его увести подальше от дивана. знает, что девушка с кофейными глазами сама справиться. юношу пробивает дрожь. всё внутренности в миг похолодели. ?это из-за меня.? — это из-за меня... из-за меня, меня!,– как в бреду повторял он, схватив голубоглазую за руку пальцами-льдинками. — ты это понимаешь?!, – трясет за плечи, и тут же отпускает немного шокированную сестру. — нет!, – громогласно ответила вторая и рывком развернула его к себе лицом. обняла сильно-сильно, не давая ни единого шанса выбраться из захвата и продолжить сеять истерию. — ты не в чем не виноват, слышишь?,– давит на спину, чтобы подрагивающее тело вжалось в нее и перестало сопротивляться. удается. длинные руки со спины ее обвивают. — у него было много эмоциональных потрясений из-за окружающих. ты ни в чем не виноват, – тихий шепот в шею должен успокоить. но не получается. внутри все взрывается. всё вокруг говорят, что оба парня несут вину за произошедшее, что они сами избрали этот путь, что они знал, какие будут последствия. так почему же сейчас вина не лежит на нем? почему сейчас ему говорят эти слова? они же неправильные. все же говорят обратное... — окружающие врут, они ничего не понимают. они ищут крайних, хотя сами являются ими, – как бы объясняла, прочитав мысли, сероглазого чуда в ее руках. авани же еле-еле смогла заставить черноволосого выпить стакан с успокоительным, но оно подействует минимум через 20 минут, а сейчас нужно было его чем-то отвлечь, нужно его как-то оторвать от ужасных мыслей, нужно что-то делать. она не может сидеть и смотреть на него в таком состоянии. девушке страшно думать какие чувства сейчас бушуют в блондине. она даже боится представлять на месте чейза амелию. ей непозволительно безделье. притягивает к себе громко плачевшего парня, тот даже не думает расслабляться. пытается вырваться, но теплые, ладошки грегг не дают ему вернуться на исходную позицию. утыкается куда-то в грудь. руки за спиной хватаются за одежду в поисках хоть какой-то опоры и поддержки, словно тонет в пучине темноты, холода, и ужасной синевы, но не неба, а в океане, выплаканных слез за этот месяц. саму темноглазую начинает передёргивать, руки слегка дрожат, но все равно тянутся к макушке. сердце бьётся о ребра, намереваясь их сломать и выпрыгнуть наружу. лёгкое проникновение в мягкие волосы. ведёт руку вниз. юноша лишь ещё больше дрожит. он сам так делал, когда ноен нервничал перед какой-то контрольной или каждый раз перед началом и концом каникул, когда выставляют оценки. и это воспоминание заставляет его ещё больше пытаться вырваться, он хочет сжаться до размеров спичечного коробка, зарыться в землю и никогда-никогда больше не видеть никого. не чертовых родителей, которые предпочли статус чувствам сына, не друзей, которые чуть ли не первые начали кидать оскорбления в спину, не гнилое общество, которое просто не дало их светлым и настоящим отношениям право на жизнь, не серые глаза, в которых отчетлива видна печаль, боль и страдания. девушка понимает, что что-то делать надо иначе могут произойти необратимые последствия. но что? вывести ноена. что это даст? ничего. вызвать скорую? врачи могут приехать и ничего не сделать, так как "уроду" помогать нет желания ни у кого. что, что, что??ещё немного и сердце просто не выдержит.? поворачивает голову к девушке, в глазах которой застыл страх. страх потерять сразу двух людей. нет, грегг не допустит того, чтобы у ее амелии были глаза наполненные чистейшими слезами, искренними и настоящими. она не допустит, чтобы блондинка винила себя. она должна сейчас вывести всю эту ситуацию, она должна остановить этот бешеного закрученный маховик. смотрит в голубые глаза девушки и та срывается с места. пара мгновений и бутылка воды уже в руках авани. та пытается отцепить от себя хадсона. получается. с его глаз все также сыпятся, будто градом, слезы. дыхание перехватывает постоянно. кажется, что ещё немного и лёгкие разорвет к чертям собачьим. трясет за плечи. ей нужно сконцентрировать его внимание на чем-то кроме угнетающего чувства вины. поднимает руками голову и пытается заглянуть в его глаза, но они закрыты. он полностью погрузился в этот рой ужасающих реплик сознания и подсознания, которые не пытаются его вытащить, наоборот им будто нужно заставить полностью погрузился в эту хуйню. — чейз! чейз! пожалуйста, посмотри на меня!,– голос трясется, также как и руки, которые ещё удерживают голову. она сама балансирует на грани пропасти в истерику. безвыходность подкралась незаметно, а самое главное напала в ненужный момент, наполняя собой всю голову девушки. голубые глаза парня немного открываются, но с них все также продолжают капать слезы. — это я вино-новат! я!, – громко произносит черноволосый. — я! ты это-то понимаешь? я-я должен был-был что-то сде-делать. это все из-за меня! смотрит прямо в глаза, брови зло сведены не обещают никаких мягкостей в словах, наоборот можно сказать, что сейчас в доме будет стоять грохот совершено ему не свойственный. — соберись! сейчас ты сам ухудшаешь ситуацию!, – открывает бутылку не отрывая взгляда. — ты вообще можешь представить, что сейчас происходит с, – тыкает пальцем в грудь. — твоим любимым? ты адекватный?, – отдает сосуд с водой. — пей иначе я насильно волью. парень пытается собраться с мыслями, пытается разбросать их по углам своего сознания или ещё лучше расформировать по огромным сундукам с секратами и тайнами. пытается взять себя руки. забирает бутылку. единственное, что могло на него повлиять в любом состоянии – это ноен. именно этот человек мог, может и будет мочь восстанавливать баланс хадсона, просто, упоминанием о своем существовании. он – самый сильный и действенный рычаг давления на черноволосого. сам блондин не понимал ровным счётом ничего, в принципе, как и все в этой комнате. конечно, авани и амелия предполагали, как сложно, этим двоим было друг без друга, зилбер знала, что обоим сорвало крышу, но даже в самых страшных предположениях не могла себе представить такое ужасное развитие событий. во-первых, потому что эмоциональным считали именно ноена, а во-вторых, потому что это невозможно даже предположить. но сам парадокс заключается в том, что при приближении ноена голубоглазого начинает передёргивать и он с ещё большей скоростью падает в ту чёрную дыру отчаянья, однако в то же время вытащить оттуда его может даже не имя или фамилия, а намек на этого же человека. будто сероглазый для него одновременно яд и противоядие. и это... странно? наверно, да. зажимает глаза руками и откидывается на диван обратно. сейчас нужно привести запыхавшиеся сердце в порядок, а лёгкие разорванные по собственной воле попытаться залатать. тяжёлый вдох, выдох. слезинка все равно скатилась по виску и запряталась в волосах. ладно. по всему дому перестают разносится болезненные всхлипы, лишь иногда тишина нарушается сбивчивым и резким выдохом чейза, но и это вскоре сходит на нет. он, просто, лежит на этом чёртовом диване, закрыв глаза руками, локти высоко подняты, так как именно в них происходит залом, благодаря которому кисти и могут находится на лице. грудная клетка плавно вздымается и опускается, периодически, передергиваясь. ноги сложены крест на крест. а в голове все такой же беспорядок, но уже с меньшим количеством эмоций. сама авани, подождав ещё около трёх минут после затишья, встала со своего места и начала отходить на свое основное место, где-то около столешницы. амелия отпустила парня, в которого вцепилась руками, вытерла слезы с его глаз, тихо улыбнулась и отошла, также следуя за девушкой, но садясь за стол. блондин же колебался. он не знал, будет ли уместно сейчас подходить к чейзу? что делать? как себя вести? его будто выбили из колеи, он ничего совершенно не понимает. осторожные шаги в сторону брюнета. неуверенные, боязливые. все черти взбесились и начали разрывать голову паренька на части, унося с собой в подземелье подсознания. они ужасные, темные и страшные, покрытые мхом от сырости, но не всегда. если рядом находится его личный демон-хранитель, то вся темнота и все страхи будто ветром сдувает, остаются только теплота, нежность, лёгкое смущение на щеках, и что-то ещё. не осязаемое, не обычное, окрыляющее. это что-то, что не хочется запирать в клетке, ведь знаешь, что такое чувство не потерпит прутьев, связывающих его. наоборот хочется видеть, как прекрасные крылья расправляются где-то в грудной клетке, медленно, томно, спокойно с завидной постоянностью. это что-то, наверно, можно было бы назвать счастьем, если бы люди не испортили и это понятие... чувствует, что диван под ним прогибается, и не открывая глаз, начинает говорить, все что думает. вываливает, все мысли: — прости меня, ноен. солнышко моё, прости, пожалуйста. я не сдержал своих слов. ты страдал из-за меня. я не смог защитить тебя. боже, ноен, пожалуй...,– не успевает договорить, как его рта касаются мягкие губы, вкус которых он не смог бы забыть. малина. мягкие, теплые, искусаные, с маленькими ранками, но от этого не теряют все своей нежности и нужности. отвечает. все также тягуче медленно и спокойно. обнимает шею и утыкается носом куда-то в ключицу. — прости. — это ты меня прости,– проговаривает парень, чем вызывает волну недовольства со стороны хадсона, но тот не успевает произнести не слова, как его в ответ обнимают. вся злоба тут же переминались на милость. садится, так что бы было удобно им двоим находится в согревающих руках друг друга и чуть ли не мурчать, подобно котам, от того самого окрыляющего чувства. — я тебя так редко это говорю..., – тихо начала блондинка, которая почувствовала приближение со спины своей девушки. — мы же договаривались, если ты не готова, то я.., – всё-таки у всех родственников юбэнкса привычка перебивать. — я люблю тебя, – тихий шепот с повёрнутой головой в сторону брюнетки. мягкая, приятная, греющая улыбка расплылась на губах, показывая всю искренность, которую вообще может таить в себе человек. они очень похожи с ноеном. без остатка любят своих избранников, но сознаться в этом слишком сложно, и, фактически, не произносят слов своего "поражения" в этой "войне", которую сами себе и придумали. за ними так интересно наблюдать. как они краснеют, после слишком долгих объятий, как они начинают возмущаться шуткам про монашек, и как они улыбаются, блестя чистейшими глазами. зеркалами души, в которых отражается самый наивный, добрый и светлый человек. это так неописуемо, понимать, что именно этот человечек решил связать жизнь с тобой, не смотря на все запреты и глупые законы. *** — и с кем это ты встречался?, – первые слова брошенные сразу же с порога брюнету от родителей. он бы смог поставить парня в ступор, заставить задуматься над ответом, потому что правду ему говорить нельзя было, но проблема в том, что они уже обговаривали эту тему с кареглазой девушкой. — с новой одноклассницей к ее подруге пошли. она кстати ничего, – буднично ответил хадсон младший ничем себя не выдавая. все его действия, как всегда, уверенные, плавные. а вот внутри всё чуть ли не взорвалось. какой нахер ?ничего?? он даже не смотрел на нее как на девушку? что за хуйню он сейчас несёт? однако главное сейчас – не потерять спокойствие и безмятежность, иначе вся эта операция накроется огромной медной крышкой. — кому ты врешь?, – отец никогда не умел сдерживать эмоций. через чур импульсивный и эмоциональный для человека, решившего стать родителем... — я – никому не вру, – проходя мимо, тихо дал ответ на этот резкий вопрос от папаши. он прекрасно знал, что сейчас играет прямо на краю пропасти – маленький шажог и на него свалиться эмоциональность родителя во всей ее красе. — врёшь! врёшь! ты был с этим... этим... уродом юбэнксом!, – удивление это была мать. ещё хорошо, что сам чейз был развернут к ней спиной и она не увидела, как в его глазах на самом дне вспыхнул всеобъемлющий огонь, сжигающий на своем пути всё и сразу же заморозился здравым рассудком, который будет сдерживать эту бурю недолго, конечно. разворачивается к ним лицом: — а нахер мне с ним возиться? вы были правы, это была глупость, парень не может любить другого парня. однополой любви не существует, – какие же нужно было приложить усилия из сыну, чтобы насытить родительское эго и самолюбие. у него даже голос не дрогнул, глаз не отвел, никаких резкостей ни в чем, будто он и правда так считает, будто он никогда не упорствовал. только на языке какой-то неприятный привкус горечи, словно это они сломили его, заставили подчиниться, а он... он, просто, устал, он не смог самостоятельно вывозить всю эту кучу негатива со стороны всех и каждого и решил следовать их указаниям. перед ними стоял уже не чейз хадсон, это совершенно другой человек, он не может быть их сыном. не может сейчас так спокойно соглашаться со словами матери, не может ее поддерживать, не может не блестеть глазами яростью, а кулаки не сжимать, впиваясь ногтями в кожу. перед ними стояла тень хадсона младшего, величественного, чувствительного, независимого, манипулятора – чейза. тут точно есть какой-то подвох... да, точно! только в чем? какие могут быть у кого-то из этих двоих сейчас доказательства хоть какой-то вины брюнета? в чем? в том, что он согласился с предками? интересно, за такое его точно ещё не презирали и ее измывались. — в общем, спасибо за исчерпывающий диалог, но я слишком устал, сегодня всё-таки контрольная по химии была, так ещё и новенькая мозги выебала с алгеброй, так что я пойду к себе спать. всем спокойной ночи, – громогласно объявил парень, не желая слушать никаких упрёков от стоявших, как вкопанных, двух людей. он не собирается называть их родителями. даже, чтобы использовать в их адрес слова ?мамаша? и ?папаша? не заслужено по его мнению. эти люди не заслуживают, чтобы их называл чейз по имени. он ненавидет их всем своим разбитым, истерзанным сознанием, потому что душу высосали, дерзко отняв, и выбросили вслед за их с ноеном ожерельями. сердце же разорвалось, когда его блондина уводили в неизвестном направлении, а из его глаз текли слезы, самого брюнета вели в совершенно другое место, также что-то крича про его умественные способности. он не слушал, у него проблема больших масштабов, чем даже самая сильная ругань с родаками. именно в этот момент всё вокруг разрушилось, мир на двоих перестал существовать, приведя обоих в дисбаланс. заходит к себе в комнату. дверь тихо закрывается и начинается. карандаш на прикроватной тумбочке тыкается прямо в подушку, так что при помощи этой силы ее можно с лёгкостью разорвать, проделав брешь и выпотрошив всё перья, сыпя их на пол. как это сделали с ним. как это сделали с его ноеном. ЕГО! его ноеном! его солнышком, его коротышкой, его истеричкой. они не захотели подумать как это повлияет сразу на все жизни; какие будут последствия. всем лишь бы спасти себя, ведут себя даже ниже крыс. фу, какие же они отвратительные. слово ?люди? – слишком громкое. они какое-то отребье, низший пласт человечества, итоги прогрессивной регрессии. как жаль, что сами они этого не понимают. хотя нужно выяснить, что они вообще понимают, может их мозги девственно чисты от всяческих извилин. если бы он не выкинул все точилки, то сейчас грифиль был бы наточен и он бы сделал, то что и хотел. но парень решил держаться подальше от острых вещей, будь то обычная ручка, карандаш, линейка, ножницы, гвоздь, всё что угодно. желание воткнуть куда-то в локтевую лунку начать вести предмет, вспарывая тем самым кожу, вверх или ещё лучше – вниз к ладони, на которой лезвие уже тоже побывало и оставило за собой белые следы, чтобы ещё больше нанести себе боли. это уже стала привычкой. ему не хватает чувства какого-то дискомфорта. все дошло до того, что он мог делать маленькие не слишком заметные ранки на подушечках пальцах и каждый раз когда прикосался к чему-то то чувствовал как мелкие молнии пробивают руку. ещё лучше если делать такие махинации с правой рукой, указательным и средним пальцем. каждый раз, когда ручка зажимается пальцами кожа понемногу разъежается, делая ранки глубже и длиннее. но это ещё ничего. вы когда-нибудь капали себе на ноготь воск от зажженной свечи? было немного неприятно, а когда эта мутная капля начинает катиться ближе к коже и касается ее то вообще противно из-за температуры. и вы, скорее всего, больше не пытались повторить полученный "опыт", но проблема в том, что есть люди-мазохисты. их видно ещё в детстве. вткали в кожу на подушечках пальцев, ещё маленьких, иголки и хвастались этим перед другими или вырывали волосы, чтобы сжечь ихтв пламени спички, или в период повышенной раздраженности впивались ногтями в предплечье. и именно таким ребёнком был чейз хадсон. поэтому капали от воска есть на постельном в перемешку с кровавыми следами – маленькими капельками застывшими уже навсегда. он превращал левую кисть в кровавое месиво, а после чуть ли не поливал воском зелёной свечи. и знаете, что? никакого дискомфорта от температуры раскаленного воска не чувствовалось, только неприятное жжение, когда попадали капли прямо в ранку, но зато быстро и удобно запечатывает кровотечения. только он постарается больше не прибегать к чему-то такому. ради ноена. ради их совместного будущего он выкинет все лезвия, все железные линейки, он выбросит все свечки, всё что сможет повредить и причинить боль. он избавится от этого всего, постарается переделать себя, свое сознание. парень готов и горы свернуть ради своего солнышка, а тут какая-то чушь, правда вопрос ?как? остаётся открытым. ему нужно будет полностью переделать себя. и он это сделает. да...