Часть 2 (1/1)

По дороге в общежитие Ипполит Матвеевич никак не мог успокоиться. Он чувствовал приближающийся успех — так марафонец, которому осталась пара метров до финиша, всем нутром за заветной чертой. Так и Воробьянинов нёсся вперёд, несмотря на ношу в виде стула.Каждую минуту он щупал обивку. — Ей-богу!.. — шептал Киса. — В этом стуле точно что-то есть!— Вы и про стул Грицацуевой так говорили, — вздыхал Бендер.— Нет ну вы потрогайте!Остап протягивал руку и мял обивку, но ничего не было понятно — то в ладонь упирались углы камешков, то лишь железные пружины. В первое не верилось; оставалось только второе — суровая реальность. Марафон до общежития был окончен. Ипполит Матвеевич первым побежал наверх, как маленький нетерпеливый мальчик. От предвкушения ему хотелось летать. Стул тоже почувствовал тягу к полёту и чуть не выскользнул у него из рук, когда отец русской демократии споткнулся на верхней ступеньке.— Ну же! — Да иду я! — огрызается Бендер, ставит свой стул и закрывает дверь Иванопуло на ключ.Вынимается из кармана нож. Делается надрез.Киса нетерпеливо хрюкает и устраивается рядом с Остапом на коленях, желая не пропустить ни единого мгновения тех знаменательных минут, когда он вновь станет богатым светским львом. Раздвигается обивка. И...Комната заполняется брильянтами — сначала маленькими, как осколки от пивной бутылки, а потом всё больше и больше, разные камни, агаты, изумруды, аметисты, топазы — чего там только не было! — бусы, кольца, цепочки, серьги — драгоценности льются из стула рекой, комната бедного студента Иванопуло всё больше утопает в ювелирных изделиях. Их горы уже стали по щиколотку концессионерам. В ушах стоит звон — всё выскальзывает, дребезжит, звякает. Свет от тусклой лампочки, заливший всё вокруг, отражался в гранях камней, отнимая какую-либо возможность разлепить зажмуренные глаза. Пенсне Ипполита Матвеевича второй раз за день полезло на лоб. Остап рассмеялся и закричал:— Заседание окончено, фельдмаршал! И подполз с объятиями к Кисе, царапаясь о камни. Фельдмаршал зажмурился и уткнулся в могучее плечо великого комбинатора. Пенсне всё ещё не сползло со лба, что давало возможность слёзам радости намочить пиджак Оси.Всё было позади, все неудачи и проигрыши, все сомнительные авантюры и хитрости — цель была наконец достигнута. Брильянты мадам Петуховой были в руках концессионеров. По этому поводу с Кисой творилось нечто странное: он то отлипал от Остапа, чтобы подкинуть горсть камней вверх, то вновь лез к великому комбинатору с объятиями. Сейчас наступила стадия отлипания. — Я бога-а-а-а-ат! — во всё горло заорал он. — Мы богаты! — исправил Остап.Струя драгоценностей стала уменьшаться. На ночном небе зажглись звездочки. Непутёвые жители города видели десятый сон о том, как завтра вечером всё переменится. Трудолюбивые ещё не потушили свет, работая либо над пятилеткой в четыре года, либо над изменениями внутри себя. Некоторые просто наслаждались мгновениями, которые им подарила ночь. Концессионеры относились к трудолюбивым, последнему их типу: ещё два часа к ряду они обнимались и подкидывали камни вверх. Окошко в комнате Иванопуло светилось. За стеклом промелькнул огромный чёрный кот, прыгающий с крыши дома на тротуар, и по улице пронёсся дьявольский смех рыжего с клыком, сливающийся с рокотом проезжей части в соседнем квартале. Жители общежития спали. Лизе снилось мясо. Её муж, сквозь сон слыша о богатстве, представлял, какого это: вот он покупает большую квартиру в Москве, вот ведёт супругу в ресторан, они заказывают большой кусок мяса и едят, причмокивая и запивая изысканное блюдо не менее изысканным шампанским... Мечты мечтами, а предусмотрительной тёщи, зашивающей брильянты в стулья, у него не было, и, значит, богатство ему не грозило. Но вернёмся к концессионерам. Часы показывали два часа ночи, но компаньонам было наплевать: они размышляли, как потратить эти сто пятьдесят тысяч рублей ноль ноль копеек. Был вскрыт второй стул, но в нём ничего не оказалось.— Однако, Киса, — заметил Остап, вновь перебирая драгоценности, — завтра трудный день. Нужно будет придумать, как это всё упаковать, и решить, с помощью какого камешка мы переправимся через границу. Агат или изумруд?— Я думаю, значения не имеет, — задумчиво проговорил фельдмаршал. Он разглядывал кольцо с брильянтом.Остап вздохнул.— Как бы то ни было, пора на боковую.Фельдмаршал согласился и, с головой зарывшись в горы драгоценностей, уснул. Сегодня они будут греть его лучше всякого одеяла.Остап последовал его примеру.***Следующее утро концессионеров началось довольно странным образом: тишину в общежитии пронзил крик Ипполита Матвеевича. Удар судьбы пришёлся в самый счастливый и важный момент в его жизни — заполучение своего богатства обратно.Остап протёр глаза и зло поглядел на Воробьянинова.— Что вы орёте ни свет ни заря? — жмурясь на солнечные лучи спросил он.Собеседник смог лишь издать всхлип.— Где брильянты? — Бендер огляделся и понял причину расстройства компаньона: камней не было.Великий комбинатор подошёл к Кисе и схватил его за воротник.— Где брильянты, старая сволочь? — прошипел он, опаляя своим жарким комбинаторским дыханием влажные щёки Воробьянинова.— Н-нету...Остап заглянул в эти невинные глаза, рассмотрел опухшее от слёз лицо и отпустил бедного (или скорее обедневшего) отца русской демократии. Тот опустился на колени.— М-да. Попытка камешков к бегству. — Он принялся ходить по комнате кругами, размышляя, что же это могло быть — кража, визит ГПУ или всё-таки предательство компаньона. Последнее отметалось сразу: предводитель врать не умел. Остап верил заплаканным глазам. Кража и визит ГПУ также можно было убрать из списка догадок: унести столько добра за один раз было невозможно, а ГПУ просто так, не потревожив нарушителей, не приходит. Что же остаётся?— А остаётся вот что, предводитель.Киса с надеждой посмотрел на великого комбинатора и шмыгнул носом.— Это всё была лишь общая массовая галлюцинация. Предводитель выпучил глаза и замотал головой:— Н-но я же видел их... Я же трогал!.. Они же были у меня в руках... — Были-то были, а теперь нет.Догадки комбинатора не произвели на Кису особого впечатления. Он с недоверием покосился на Остапа.— А не украли ли их вы? — поднимаясь с колен сказал он.Остап удивлённо поднял брови.— Это что ж вы, Киса, сомневаетесь во мне? — Это было сказано с таким укором, что Воробьянинов растерялся. — Да и если бы я решил унести хотя бы половину, меня бы здесь уже не было. Я бы нежился под солнышком где-нибудь в Рио-де-Жанейро. Он мечтательно улыбнулся и посмотрел на Кису. Тот совсем поник.— Впрочем, не стоит отчаиваться, предводитель. Наши шансы вновь увеличились! — Остап подошёл к компаньону и приобнял его. Радости у Кисы не прибавилось. — Ну, выше нос. И это не сработало.— Ну что ж вы!.. Никогда не унывающий Бендер обнял Воробьянинова целиком. Тот уткнулся в великую комбинаторскую грудь и почувствовал забытое с детства ощущение: когда-то давно мать обнимала Кису так же. Остап с заботой поглаживал компаньона по спине и затылку.— Ладно, предводитель. — Комбинатор отстранился от Кисы и достал из кармана блокнотик с адресами. — В путь.И концессионеры вышли на освящённую солнечными лучами улицу. Лучики ласкали мокрые щёки Воробьянинова, и вскоре те высохли. Киса повеселел и наконец смирился со второй в его жизни потерей богатства. Остап размышлял, под каким предлогом заполучить следующие стулья.А свита всё ещё злорадно посмеивалась над концессионерами.