Глава 2. Дар (1/1)

В течение нескольких дней Бервальд засыпал очень быстро и едва успевал поговорить с новыми своими хозяевами — настолько он был измотан за эти дни. А однажды, когда швед проснулся, чтобы помолиться с приходом зари, он услышал где-то со стороны кухни брань. Повторяющийся лепет Туули перекрывался громким голосом Уле, который даже не пытался понизить тон, зная, что в комнате может спать гость. Собственно, как казалось, они как раз и спорили о нём, и, судя по всему, старый Уле отзывался о нём нелестно…? — Дедушка, почему ты не хочешь есть с ним за одним столом? Он ведь уже столько сделал для нас за всего лишь один день!.. ?— Да потому что… Тьфу, противно! Такие, как он, для меня как мы для них?— еретики треклятущие! Так что пусть ест где хочет, но за этот стол он не сядет! —?И старик так ударил кулаком по столу, что и не скажешь, что это старческая рука. Это показалось Бервальду странным. Первые несколько дней они ели вместе за маленьким столом, и старик не был против его присутствия.Тем временем Туули попыталась взять его лаской. Она положила руку деду на плечо, осторожно приглаживая его седые волосы, и мягко проговорила дрожащим голоском:? — Но он сказал, что не считает нас еретиками и дикарями, он уважает нас, дедушка Уле…? — Из нужды что угодно наплести можно! А ты поверила, у, наивная ты девчонка, вся в мать! Её это и погубило, дочку мою… —?Он посмотрел ей в глаза. —?О чём это вы там щебетали? А? Что он тебе сказал?На этом Бервальд решил выйти на кухню:? — Я сказал, что мы все перед друг другом равны. Только и всего. А девушка у вас добра сердцем и пригожа?— и это я тоже сказал. Скажу я это и вам. —?Его голос, в отличие от голоса Туули, всё ещё был спокойным и ровным. А девушка вспыхнула, стыдясь, что гость услышал такой разговор, и съёжилась, обнимая черенок метлы.Старый Уле побагровел от злости и тяжело развернулся к священнику:? — Не встревай, проходимец, куда не звали! Вот тебе и святоша, погляди, девчонка! Несколько дней как знакомы, а уже ?пригожа?, а?! А завтра что, в подоле принесёшь?!..Бедняжка застыла, униженная, низко опустив голову и трясясь от незаслуженной обиды.? — Не обижайте девушку и, пожалуйста, не обижайте меня? —?не меняясь в лице, ответил Бервальд. —?Я не собирался и не собираюсь ничего с нею делать. Ни она, ни я не заслужили такого оскорбления.? — Ну уж нет, меня не обманешь, и эта ?заблудшая овечка? твоей пастве не достанется. Мать её тоже клялась всеми богами, а что теперь? Один я должен заботиться, куда пристроить это неразумное чадо. —?Старик поднялся со скамьи. —?Не позволю здесь ничего менять, понял ли ты? Как там говорят у вас, ?в чужой монастырь со своим уставом не ходят??? — Я понимаю вашу боль, —?после некоторой паузы всё же смог ответить швед; лицо его помрачнело. —?Понимаю ваше недоверие. Но, поверьте мне, у меня тоже есть все основания вас, неверующих, ненавидеть. И дело не в том, священник я или нет. По-человечески ненавижу. Потому что… они убили моего отца-пастора. Но им было мало крови. Поэтому некоторое время спустя… —?Его голос сильно охрип, а зубы сжались. —?В моей деревне был пожар. Горела местная церковь, подожжённая неверующими. В ней заперли мою мать и трёх сестёр, самой младшей из которых едва минуло три года. Я по счастливой случайности не разделил их участь… —?Тут он взметнул взгляд, полный боли и ненависти, и буквально прожёг им бедного старика. —?Так кто из нас чудовища? Мы, верующие, или вы?— язычники? Ответ прост. Никто. Зло может отравить сердце любого. Но не моё. Не Туули… —?На этом он замолчал, тяжело дыша и склонив голову. Старый Уле тоже молчал, в упор глядя на коротко остриженную голову священника, а затем резко и хрипло бросил Туули: ?— Накорми его. Я в лес. —?Старик взвалил на спину короб для трав, подошёл к двери, которую загораживал Бервальд, и отрывисто добавил: —?Прошедшего не воротишь. Ты не слабак, жить с таким. ?— Спасибо на добром слове, —?глухо отозвался священник, тихо отошёл от двери и больше не сказал ни слова, дождавшись, пока Уле не вышел из дома и не скрылся в тумане по направлению к лесу.Но их разговор не ускользнул от слуха Туули, и, как только дедушка вышел на крыльцо, она кинулась к Бервальду, и глаза её влажно блестели от слёз сочувствия: ?— Неужели это правда… Как бы мне не хотелось, чтобы это было правдой!.. — Это правда, Туули. —?Он посмотрел на неё, и взгляд его был полон смешанных чувств. —?Ни единого слова вымысла.Полноватое личико скривилось в гримасе рыдания, и девушка, едва сдерживая голос, заплакала от страха и сострадания:? — За... за что вы так любите своего Бога… если он п-позволяет такому... случаться?.. —?Она закрыла лицо ладонями и сгорбилась, дрожа. —?Это так жестоко с Его стороны…? — Потому что не бывает добра без худа. В Боге я нахожу утешение, благодаря Богу я не гневаюсь на этих людей. И, наконец, Бог дал моим родным место в раю за их страдания здесь, на грешной земле. —?Постояв немного у стены, швед тоже подошёл к двери и кинул через плечо. —?Прости, я должен уединиться. —?И так, в чём был, вышел из дома и забрёл в ближайший лесок, где, упав на колени, сквозь рыдания читал молитвы, обращаясь к Богу за душевным покоем.А Тууле, оставшись одна в полутёмном доме, опустилась перед горящей лучиной и, утирая лицо узорчатыми рукавами, просила вперемешку то своих богов, то бога этого человека даровать ему в жизни всё самое доброе, всё хорошее, чего бы он ни пожелал. Огонёк освещал её заплаканное лицо и блестящие глаза, и ей виделся в нём целый пожар, точно такой же, какой был в рассказе Бервальда. Тууле отстранилась, проговорив:? — Он не заслуживает этого, и никто больше…Она надеялась, что Бервальд скоро вернётся, и потому успокоилась ненадолго, вновь принимаясь за уборку. Время от времени она поглядывала в открытую дверь, в окно, на мерцающую лучину, и в её юном сердце зарождалась тревога. Он долго не возвращался. Прошло время завтрака, прошёл полдень, минул и обед, но его всё не было. В конце концов, не выдержав томительного ожидания, финка накинула свою старенькую шаль и выбежала из дома. Туман поредел, но всё ещё стоял над землёй. Девушка с опаской двинулась к лесу, вытянув перед собой одну руку, а другой прижимая к груди концы шали. Нигде ни следа человека. Туман скрадывал все звуки, только птица вдруг крикнет как из ниоткуда — и снова воцарится безмолвие. Под ногами приглушенно трещали сухие ветки, шуршала трава, а над головой качались кроны стройных берёзок. Вскоре Туули вышла на хорошо знакомую полянку и там наконец увидела фигуру шведа. Вздохнув с облегчением, она неосторожно ступила на валежник, и треск сучьев прокатился по поляне. Бервальд тут же привстал:? — Кто здесь?Девушка вышла ему навстречу с колотящимся сердцем и от внезапного окрика сама вскрикнула, отпрянула в испуге, поскользнувшись на влажной траве. Мужчина же, услышав знакомый голос, не медля ни секунды, бросился в её сторону и склонился над девушкой: ? — Бедная, что с тобой? Кто тебя напугал? Я, да. Знаю… Господь, прости меня… Ты не ушиблась? —?Что-то бормоча, сам не заметил, как его руки взяли девушку за плечи и потянули её вверх. Туули быстро, судорожно дышала:? — Насилу вас нашла… Я боялась, что вы ушли насовсем…? — Что ты, милая Туули, куда мне идти… —?отвечал ей Бервальд. —?Мой дом теперь здесь. Где ты, где твои соседи, родня… —?Он покачал головой.? — Что вы такое говорите… —?Туули отшатнулась немного. Снова эти огромные, точно оленьи, глаза цвета озёр. Достаточно было лишь посмотреть на девушку, и швед понял наконец, что его непослушный язык повернулся сказать. Он отругал себя под нос, что вообще заговорил с ней, когда его мысли находились в смятении. Отстранившись от Туули, он отвернулся. Его голос прозвучал холодно:? — Иди домой, Туули. Я скоро приду. Словно горная серна, Туули вскочила и скрылась в тумане, от стыда прикладывая ладони к пылающим щекам и едва не теряя в тумане тропинку. Но совсем неподалеку, там, где она только что была, девушка услышала сдавленный плач. Она застыла в нерешительности и, прижав руки к груди, больше не могла сойти с места. Туули не знала, вернуться ли и утешить его или покориться и пойти домой, как он и сказал ей?.. Но когда финка услышала звуки ударов по дереву, эта пугливая, но добрая душа ничего иного не хотела, кроме как помочь, и потому развернулась, кидаясь обратно. Бедный Бервальд! Он в исступлении бил голыми руками по дереву, сдирая корой кожу на костяшках до крови; он продолжал звать Господа, винить его и снова просить прощения. Девушка вышла на ту же поляну и, приблизившись к мужчине, остановила его занесённую над деревом руку: —?Бервальд, пожалуйста, расскажите мне. Всё, что не даёт вам покоя. Вам так больно в одиночку…Тот резко развернулся, и Тууле охнула: как сильно меняют человека душевные муки! Он оказался упрям и даже страшен:? — Я сказал тебе уходить. Уходи! —?Он тут с такой силой ударил кулаком по стволу, что кусок коры отлетел в сторону, а на стёртых костяшках пальцев шведа выступила кровь. Тууле сжала его запястье обеими руками что было сил и срывающимся голосом взмолилась:? — Пожалуйста, не надо… Бервальд, отец Бервальд!.. —?От собственного бессилия она сильно прикусила губу, не давая волю слезам отчаяния.? — Уходи! Моя боль?— не твоя, ты не заслужила её, ты, светлое создание!? — Я не оставлю вас, ведь и вы обещали не оставлять меня!.. И я тоже обещаю защищать вас, как только может защитить бедная девушка!.. —?Глотая слёзы, бедняжка протянула к нему руки, боясь дотронуться и причинить ещё больше боли. —?Почему вы помогаете всем, но никому не позволяете помочь себе?..? — Люди не должны знать о ней, не должны о неё пачкаться!..? — Боль не грязна. Вы столько вынесли и остались таким замечательным человеком… —?Туули осторожно прижала свой белый рукав к его кровоточащей ладони и заглянула ему в лицо. —?Посмотрите на меня, отец Бервальд…Прикусив губу и надсадно дыша, он поднял на неё взгляд измученного человека. Его глаза ещё блестели, кожа вокруг них была красна и покрыта мелкими порезами, а на лбу зрела свежая алая ссадина от удара. Туули принялась стирать кровь с его лица белыми рукавами, успокаивая, гладила его впалые скулы прохладными, мокрыми от влажной травы ладонями, тихо приговаривая: — Боль не порок. Вы не виноваты в ней… Не вините себя в ней, не гневите Бога, который хочет вам счастья так же, как я.? — Невинная душа... —?тихо бормотал Бервальд. —?Мягкая, кроткая, как овечка. Кажется, ты начинаешь меня понимать. —?Он прижал руки к коленям, силясь не поднять их и не вспугнуть девушку прикосновением. Та же, более или менее оттерев его лицо, увидела его судорожно дрожащие от напряжения кулаки и сама осторожно, с долей смущения положила свои ладошки на его руки, с жалостью проводя пальцами по разбитым костяшкам:? — Говорите мне, если вам больно и страшно, и я всегда буду держать вас за руку… Хорошо?.. —?Туули подняла лицо. —?Теперь ведь уже не так страшно, правда?..Взяв её ладошку в свои руки, Бервальд неуверенно пожал её, смущаясь тоже поднять глаза:? — Спасибо тебе.? — И вам спасибо… —?Она пожала его руки в ответ, положив свободную руку на их ладони. —?Отец Бервальд. —?И так ласково прозвучало его имя из её уст! Наконец она улыбнулась, и припухшее от слёз лицо вновь чудесно преобразилось. —?Пойдёмте, я помогу с ранками, я знаю, у дедушки есть много полезных мазей и трав…***Пока швед опустился у печки, совершенно обезоруженный лаской девушки, Туули принесла старую рубаху, ведро с водой и какие-то снадобья. Она что-то тихо-тихо мурлыкала себе под нос; а подсев, стала осторожно обрабатывать и чистить каждую ранку, бормотать слова на только ей понятном языке — заговаривать. Бервальд же интересом наблюдал за ней, пытался даже уловить в её речи хоть одно знакомое слово, но ничего не получалось. А Туули чуть улыбалась, как будто в никуда, и губы быстро шептали замысловатые слова, словно сами по себе. Вот она обратилась к Бервальду:? — Закройте глаза, я помажу. —?Теперь она обрабатывала порезы от очков. —?И как же вы теперь без этих вот штук?? — У меня запасные есть. Туули… —?Швед немного подумал. —?Знаешь, а ведь у тебя редкий дар.? — Какой такой дар? —?с любопытством спросила девушка, касаясь белесых ресниц и густых светлых бровей.? — Ты умеешь творить добро, не требуя ничего взамен. Он есть не у всех. —?Теперь он смотрел, как девушка перематывала ему ладони тряпицей, гладила его ладони с заговорами?— и боль постепенно отступала, к вящему удивлению священника.? — Я надеюсь, что когда-нибудь все научатся этому. Я думаю, это очень важно.? — Это верно. Поэтому я и стал пастором. И мой отец был пастором. За это нас и ненавидели. —?Бервальд взял её пухлые пальчики в свои ладони. —?Как мне тебя отблагодарить, милая Туули?Та только покачала головой:? — Я уже благодарна за то, что могу говорить с вами и слушать вас. —?Тут с её головы скользнула голубая льняная лента, и швед склонился перед ней, чтобы поднять и протянуть её Туули со словами:? — Ты обронила её. —?Едва касаясь волос финки, он снова завязал ленту на голове девушки. Та коснулась ленты и прижала ладони к румяным щекам:? — Спасибо. —?Она закатала испачканные кровью рукава. —?Вы целый день не ели, а дедушка вас велел накормить ещё когда! Сейчас в печь поставлю погреть, а постираю позже. —?Туули засунула горшок в печь и расшевелила угли. —?Главное сейчас вас накормить.? — Только успеть бы до того, как твой дедушка вернётся. Иначе снова будет ссора. —?Бервальд сел на стул, который громко скрипнул под ним. —… Ровесник старого Уле? ?— Дедушка сам делал всю здешнюю мебель. —?Тууле достала молока в крынке, глиняную кружку, отрезала ломоть хлеба. —?Я сейчас вернусь, хорошо? Как бы дедушка не заметил… —?И Тууле отошла сменить рубаху. И тут, стоило Бервальду о чём-то задуматься,?— лёгок на помине! — в столовую зашёл хозяин дома, вошёл тихо, незаметно, и только резко брошенная фраза заставила шведа вздрогнуть:? — Ну и кого успел побить, святоша?? — Я ходил за хворостом в лес да свалился в овраг. —?Швед показал ему на заранее собранную стопку хвороста у печки. —?Пока падал, ушиб себе лоб, разбил очки и ободрал руки. Спасибо вашей внучке?— заживёт всё скорёхонько.Старый Уле только усмехнулся и поставил короб с травами в углу и огляделся:? — А девка-то где?? — Меняет блузку. У неё на рукавах остались следы моей крови. —?Бервальд понурил голову. —?Извините меня за это. Я могу отстирать эти пятна, как научила меня в своё время матушка. Кстати, скажите, вы не помните женщину по имени Ингрид? Вы участвовали в родовспоможении, кажется. Благодаря Вам на свет появилась на свет моя самая младшая сестрёнка?— Сельма… Или это были не вы?Старик устало сел на стул, крякнув, но, когда услышал слова Бервальда, прищурился:? — Как будто бы было что-то такое, да. Только ты этим ко мне не подмазывайся. —?Он придвинул короб к себе и стал вязать пучки трав для просушки. —?Выгнать не выгоню, но на большее?— ни-ни.? — Нет, просто… Я хотел сказать вам спасибо, ещё тогда, но не успел. Вот теперь я могу сказать это сейчас. Спасибо. —?Из-за полученных травм Бервальд неуклюже поклонился ему, приложив руку к сердцу. Старый Уле отмахнулся: ?— Это дело минувшее, что об нём поминать. Не береди душу ни себе, ни другим. —?Он качнул седой головой, когда Тууле вошла в чистой рубахе и склонила голову в знак приветствия.? — Вернулся, дедушка? Здравствуй, —?сказала она и шмыгнула к печке.? — Давай-ка, девка, сообрази отужинать.? — Так уже. —?Тууле поставила на стол большой горшок горячей каши, шустро расставила деревянные тарелки и ложки. Уле налил всем поровну молока и разделил хлеб. ?— Садись, горемыка.Бервальд с удовольствием подсел рядом, но на почтительном расстоянии от Уле, вдохнув ароматный запах каши. А Туули присела на самом уголке стола, поглядывая на деда и с радостью отмечая, что тот наконец немного утихомирился и с гостем более-менее подружился.