IV (1/1)

Ульфрик Буревестник не сомневался, что рано или поздно его люди зададутся вопросом, как ему удалось переманить драконорождённого на свою сторону. Галмар отобьёт у них желание сорвать нос туда, куда не следует, однако без разговоров не обойдётся.Ульфрик не боялся, что слухи дойдут до Туллия. Напротив, хорошо бы тот решил, что перевес на его стороне. Единственный недостаток — генералишка из кожи вон вылезет, но бросит все силы, чтобы прекратить войну ценой жизни, разумеется, не собственной, а солдат.Ульфрик, норд от рождения, не боялся погибнуть в бою. Если бы боялся, не покинул бы Высокий Хротгар, смотрел вниз — едва ли не с небес, — как медленно, но верно погибает Империя.?Я всегда знал, что ты вернёшься, — первые Галмаровы слова, услышанные после возвращения из Высокого Хротгара. — Заставлять шатко-валко ходить по земле того, кто прекрасно летает — хуёвая затея?.Галмар Каменный кулак как никто другой считал, что каждое имя сыну Скайрима дано не зря. Своё он полностью оправдывал. Многие знали: если не хочется щеголять сломанным, позднее — неправильно сросшимися носом и щербатой улыбкой, то его лучше не сердить.Галмар никогда не называл Ульфрика медведем, в отличие остальных, судивших по суровой внешности; ярости, зачастую ослеплявшей — настолько, что глаза застилала кровавая пелена.Медведю нетрудно ходить по земле и легко взобраться на дерево, чтобы с высоты увидеть, что творится внизу. Однако до небес взлететь он не сможет, как и цепким острым взглядом — взглядом хищной птицы — охватить весь Скайрим.?Высоко воспарил — до небес. Значит, грядёт буря!? — пошутил Галмар, когда Ульфрик вернулся в Виндхельм. Тому после побега из тюрьмы Маркарта, ещё и потерявшему отца, было отнюдь не до смеха.Галмар как никто прав.По сути, только он и прав: Истлоду и остальным ярлам следовало вспомнить бытовавшую у моряков примету.И Торугу не следовало забывать, что когда над морем реют буревестники, то грядёт шторм.Но он не захотел взглянуть на предвещавшее грозу небо.