II (1/1)

Если бы не вьюга, воины отогревались бы дома, сидя у очагов с кружками эля или тиская девиц. И ладно бы позёмок, но метель мела такая, что ни небес, ни горных вершин не разглядеть. Поэтому воинам пришлось сделать остановку в одном из ущелий. Скала, под которой они устроились, чтобы переждать бурю, нависала козырьком и тем самым укрывала от снегопада.— Метёт-то как! — сквозь завывания удалось разобрать слова. — Хоть бы улеглась до ночи. Хуёвее некуда — замёрзнуть недалеко от Виндхельма. Из Хелгена смылись, а подохнем бесславно!Оборачиваться, чтобы понять, кто это сказал, не было нужды. Голос, даже хриплый, простуженный, узнаваем. Фроки, самый молодой из горстки воинов, частенько нёс чушь, отнюдь не подбадривавшую.…До того, как всех повезли в Хелген, он заявлял, что хуже смерти, чем бесславная от топора на плахе, не придумать. Никто пока — время не позволяло — не расспросил, где он отсиделся, когда появился дракон. В башне его никто не видел, он примкнул к отряду позже.— Хуй тебе, а не подохнем! — разъярился другой воин, Хорвар. Он никогда не скрывал, что любезничать не собирался, потому что годился Фроки в отцы. — Вечно боевой настрой норовишь испортить! Зачем примыкал к нам, если ссыклом рождён?!— Это я-то ссыкло?! Ну держись, сучий выблядок!Назревала буря похлеще вьюги.Надо, ой как надо закрыть сосунку, у которого борода только недавно выросла, рот, пока тот не начал махать кулаками. Смерть не в бою с врагом, а в драке из-за нелепицы ой какая глупая.— А ну, заткнулись! — вырвался — не крик — хрип. В горле резко засаднило. Не из-за мороза, нет: сыну Скайрима они не страшны.Имперские псы позаботились, чтобы из лужёной глотки не вырвался Крик. Они душили умело — не с целью убить, но лишить голоса, чтобы получалось только сипеть. Глотнуть и повернуть голову больно, но это пройдёт: не навсегда изувечили.Бывало больнее во время Великой войны. И унизительнее — в тюрьме Маркарта.Но боль закалила крепкое тело, а унижения — не подавили, а укрепили желание бороться до конца. Ломаться — удел слабаков, а не норда, чьи мышцы и желание отстоять Скайрим тверды, будто камень.Голоса имперские псы лишить не смогли, несмотря на то, что короткий приказ отозвался саднением. Спорщики унялись, а это значило: они услышали призыв замолчать.Вьюга постепенно утихала. Хруст снега — хруп-хруп! — при ходьбе пусть нечётко, но различался. Воины — Братья Бури, сыны Скайрима — не произнесли ни слова, напротив, сами ждали речей.Благо уже можно не перекрикивать метель.— Значит, так! — даже эти два коротеньких слова отозвались сильной болью в горле. — Послушайте меня, пока не порвали друг другу глотки. Ты… — взгляд в сторону Фроки, чья коротенькая бородёнка заиндевела так, что казалась седой, — и ты! — Хорвар сжал губы, но не возразил. — Это касается вас: всякая грызня между вами — на радость не вам, а имперским псам. Одна смерть кого-то из нас — одним противником меньше для них. Ради этого вы чуть не лишились голов?!Ответ понятен, даже слух напрягать не пришлось в свисте ветра. Воины вняли им — вот что важно.Метель улеглась, однако снег сыпался с неба, оседал на волосах, неприятно забивался за меховой ворот; мороз щипал нос и щёки, а на русой бороде висели сосульки.Теперь можно выдвигаться.До Виндхельма осталось всего ничего пути, до вечера Братья Бури, чьи головы остались на плечах, по насмешке судьбы благодаря воплотившейся в жизнь легенде, доберутся до цели.Ульфрик Буревестник, окинув каждого из верных ему людей взглядом, развернулся и бодро, хотя ноги утопали в сугробах, пошёл из ущелья……домой.