Глава 10. Часть 1. Письмо Водевильного Ветерана (1/2)
Анна-Это было... Опрометчивым решением, знакомить тебя с книгами детективного жанра.Стоило это сказать, сразу началась словесная перебранка, где выяснилось, что я глупая, а Вэ занудный. Впрочем, как и во всех наших ссорах. Еще будучи друзьями мы постоянно ссорились, но всегда мирились. Когда мы с Вэ женаты без малого полтора года, ссоримся мы пусть и реже, но масштаб этих ссор меня просто поражает.
Иногда мне очень хочется ударить ему по голове сковородой, даже не чугунной. Останавливает меня то обстоятельство, что я либо потом буду сожалеть об этом, либо все таки получу сдачу от Вэ, пусть он и следует моральным принципам, не бить женщин, а тем более тех, кто помог ему в поимке и убийстве провинившихся пальцейских, и тем более, не бить жену. Тут я совпадаю по всем пунктам. Поэтому, просто продолжив перечислять друг другу недостатки своих супругов, то бишь нас самих, оказалось, что я совсем не женственная, глупая и помешана на рок музыке и детективах. Я напомнила любимому человеку, что он зануда, убивал людей, и вообще между нами наверное разница в тридцать лет.Окончательно распсиховавшись, я решила уйти из Галереи Теней. Не навсегда конечно. Никогда не стоит принимать важные решения в состоянии аффекта, мало ли какая хрень придет вам в голову. О большинстве решений можно потом сожалеть. Хотя и не стоит забывать, что однажды рискнув, можно остаться счастливым на всю оставшуюся жизнь.Что ж, надеюсь, что поход в заброшенный театр, куда меня однажды отвел Вэ, и где мы нашли Кастиэлу, все таки не будет плохим решением. Посижу там немного, перечитаю какую-нибудь книгу Донцовой. Первый детектив, что попался под руку, был о Виоле Таракановой "Зимнее лето весны", где она кардинально изменила свою жизнь: Наконец-то развелась со своим эгоистичным мужем Олегом и перешла из издательства "Марко" в "Элефант". Весьма символично. Надеюсь все таки, что в реальной жизни события этой книги не произойдут со мной. Пусть, мы с Вэ сейчас поссорились, но мы вполне можем ругаться, да и кто вообще не ссорится? Мы же по прежнему любим друг друга.За все годы, что я живу в Англии, мне удалось изучить Лондон, поэтому дорогу к тому театру я прекрасно знаю, пусть в первый и в последний раз я туда попала с закрытыми глазами. Вэ решил устроить импровизированный концерт, где мы сами пели, а он играл на пианино. Романтика, что еще я могу сказать.
Может Вэ по части и прав. Ну да, я не люблю носить платья и юбки, а в одежде присутствует только черный цвет. Волосы коротко стрижены под Дашу Васильеву*. Я не люблю читать романы, как многие женщины, и предпочитаю детективы, как другие многие женщины. В школе я плохо училась из-за своей лени, и не сомневаюсь, я немного глупа, но ведь не степени блондинки по стереотипам и киноштампам.Дойдя до заброшенного здания искусства, я обрадовалась, что замок оказался несложный, его удалось легко выбить булыжником.
Окон тут соответственно не было. На сцене было также темно. Не знаю, коим образом Вэ тогда устроил свет здесь. Так, стоп! Забыли! Не надо думать о Вэ, по крайней мере ближайшие пару часов. Не понимаю совсем, почему я влюбилась в него? Геронтофилия и стокгольмский синдром?Знаю, почему Стокгольмский синдром назван именно так. В городе Стокгольме захватили банк с заложниками, и одна из них влюбилась в человека из криминальной банды. Они даже потом поженились. Так и назвали психическое заболевание, когда начинаешь испытывать доверие к тому, кто тебя держит в заложниках, а то и влюбляешься в него.Я поняла, что люблю Вэ, примерно через полтора или два месяца после нашего знакомства. Обратила внимание на то, что он не подвергал меня физическому, сексуальному или психическому насилию. Да и общались мы нормально. Тем более, он знал русский язык.
Несмотря ни на что, я его по прежнему люблю. Надеюсь, это не самообман и взаимно.На пианино оказалось пару свечей в канделябре, но зажигать их я навряд ли стану, потому что я разглядела их в темноте при помощи фонарика. Хотя и пригодится постоянное освещение и немного тепла. Читать при таком свете все равно не получится, только зрение опять испорчу, как сказали бы взрослые, или моя мама. Глаза напрягаются от долгой работы перед монитором или от чтения при плохом освещении, но потом отдыхают, и уж навряд ли от одного раза испортится зрение.
Найдя при этой темноте выход наружу, я поднялась по пожарной лестнице на крышу. Тут и освещение хорошее, и воздух свежий. Помню как мы с Вэ... Часто гуляли по крышам. Все равно воспоминания дают о себе знать, и напоминают о любимом муже. А ведь с этой книгой тоже многое связано. Идя в очередной раз убивать пальцейских, мы решили обставить дело так, будто я читаю книгу и сталкиваюсь с человеком. Дальше по обстоятельствам. Тогдая оставила книгу на месте преступления. Подписанную настоящим именем и псевдонимом, книгу, на месте преступления. Да это же какая улика, для поимки сообщницы террориста и его самого. На свой страх и риск, пришлось возвращаться, хотя туда уже подъехали пальцейские машины.
Дома мы ругались по этому поводу, что я так лоханулась. Мы с Вэ уже вспоминали тот день, и оба посмеялись от двусмысленной ситуации, которая произошла. Рассказывать об этом снова я не буду (просто прочитайте раннее вышедшие главы).На страницах сбоку виднелись пятнышки крови, немного грязи, а посередине был вложен какой-то лист... Что это еще? Развернув лист, узнала знакомый почерк моего мужа, которого до сели у меня не появилось мысли бросить. Каллиграфия. Он всегда пишет этим почерком, пером и чернилами. Он говорит, что ему так нравится и так удобно.
Текст был на русском, что по идее выглядит странно, ведь Вэ неоднократно мне говорил, что выучил русский язык на уровень разговорного, но читать и писать текст свободно не может, для этого ему нужен словарь.На первой строке было написано:"Дорогая Анна, я пишу тебе это письмо и желаю тебе всего самого наилучшего."Поняв, что текст будет длинный, я рискнула сесть на холодную крышу."Я очень надеюсь, что читая это письмо, ты будешь уже далеко от Англии, и тем более, далеко от этого опасного города Лондон.
Очень надеюсь, что как ты и хотела, отправилась жить в Германию, и теперь ты группи какой-нибудь рок-группы.
Мне неизвестно, когда ты найдешь это письмо. Ты говорила, что не перечитываешь книги, хотя и просматриваешь их. Хотелось бы верить, что это письмо до тебя дошло."Так... О чем речь? Не понимаю... Текст выглядит старым, а смысл мне не очень ясен. Конечно, когда я вернулась в Галерею Теней, после того, как удалось убежать от пальцейских, прыгнув в воду с моста, то разговаривая с Вэ, сказала, что отправлюсь в эту немецко-язычную страну, найду местную церковь, и первое время поживу там, а потом встречу какую-нибудь рок-группу и буду их группи. Тогда моя больная фантазия быстро сработала, и я придумала несусветный бред. Но при чем тут сейчас это?Теряясь в догадках, я продолжила читать дальше."Я пишу тебе это письмо с целью, чтобы сказать, что тот год, что я провел с тобой, был самый лучший год в моей беспросветной жизни, занятой лишь организацией революции.
Двадцать лет я планировал революцию, готовился, убивал... Моя душа принадлежала всего одной строптивой женщине по имени - Вендетта.В ночь с четвертого на пятое ноября, идя на концерт по взрыву Олд Бейли, я услышал громкие женские крики, сопровождающиеся не совсем приличными выражениями. Что меня особенно удивило, так это то, что все слова были на русском языке. Мало кто знает язык славян, живя в самом сердце Англии. Еще больше я удивился, что эта женщина, которая выражалась матом, оказалась русская эмигрантка, которая бежала из страны, и той всего пятнадцать лет. Конечно же, моя дорогая, ты понимаешь, о ком сейчас идет речь. Пока мы жили вместе, то были не в тех отношениях, чтобы я называл тебя "Моя дорогая", и если тебе не нравится до сих пор это обращение, извини, что я использую его".Да параллельно! Все равно мы сейчас общаемся только так: Мон Шер и Мон Шери."И все таки, больше всего, я не верил в то, что влюбился. И главное, в кого! В первую встречную девушку, иностранку, и мало того, девушка несовершеннолетняя. Скорее всего, ты давно догадалась, или по крайней мере предполагала, что я испытываю к тебе теплые чувства, больше, чем просто дружеские. Сказать тебе об этом напрямую я никогда не рисковал. Ограничивался тем, что говорил, будто мне приятно с тобой дружить.Что оказалось правдой. Даже не двадцать лет одиночества сказались. Мне правда было приятно с тобой дружить.