Глава 4. Часть 2. (1/1)
V-Не зря мы все таки тогда встретились, мон ами.*-Мон ами? Тогда уж Мон Шери*, Мон Шер*! Странное сочетание. Знание английского, вместе с французским еще можно объяснить, но при этом еще и свободно говорить по русски!?-А я всегда удивлялся, почему тебя так тянет в Германию. Ты постоянно говорила, что после пятого ноября отправишься жить именно в эту страну, пусть и знаешь всего пару слов, по названиям песен твоей любимой группы "Rammstein".-Они не моя любимая группа. Мне просто нравится их музыка, ничего более. Я не изучала их википедию, не запоминала информацию обо всех и каждом участнике, и не учила их полные имена. Просто слышала около десяти и чуть больше песен.
-Но тем не менее, если вспомнить шестое ноября, то выдается впечатление, будто ты направлялась изначально в Берлин.-Или видать, в Мюнхен.Когда Анна только появилась в Галерее Теней, я действительно хотел, чтобы она осталась, хотя и считал все те чувства влюбленности просто одурманивающим эффектом от знакомства. И она осталась. Правда, в первую очередь потому что, так требовалось. Стоит просто вспомнить тот разговор.Воспоминания...-Мне нужно идти.-Сказала Аня.-Позволь спросить, куда?-Поинтересовался я у нее.-Домой, куда же еще!?-Ты говорила, что твой дом далеко отсюда, а здесь дома у тебя нет.-Именно этим я и займусь на досуге! Убегу в другую страну, вот, хоть в Германию, и найду дом там. Сначала найду местную церковь, поживу некоторое время там, если повезет, стану группи* "Rammstein".-Боюсь, что это невозможно.-Ну да, придумать-то можно, что угодно, а вот совершить это в реальности - проблематично.-Речь вовсе не о том. Тебя разыскивает полиция, по подозрению в сотрудничестве с террористом, потому что ты напала на пальцейского в башне BTN.-На того, которого душить пыталась шарфом? О нем речь? Я просто помочь хотела.-Суть в этом. Кстати, спасибо за помощь.-Да не за что!-Но дело не меняется, потому что теперь, Лондон для тебя еще опаснее, чем прежде. Твой дом сейчас будет здесь.-И как надолго?-До тех пор, пока я не завершу начатое, дольше не понадобится.-Ну, это конечно ясно! А число какое?-Пятое ноября.-Но ведь это же сегодня.-Вчера. Сегодня шестое ноября.
-Тем более! Эта дата уже прошла.-До пятого ноября, следующего года.-Хорошо.-Неожиданно легко согласилась та.-Ты не обижаешься?-За что? За одни сутки вы спасли мне жизнь дважды, и теперь не отправляете на гибель. Мне не на что обижаться, Вэ. Я даже рада. Мой друг - Vодевильный Vетеран.Конец воспоминаний...-Однажды, будучи мы еще друзьями, ты даже сравнивала меня с Тилль Линдеманом.-Я тоже это помню. Ведь вы оба устраиваете огненное шоу. Тилль по образованию - пиротехник, поэтому на концертах этих ребят всегда много огня, и не меньше перфомансов. Ты взорвал здание Олд Бейли, там тоже было много огня, не хуже чем при взрыве Парламента-Должен тебе напомнить о твоем обещании, выучить немецкий. Ты так и не приступила к этому.-Когда это я говорила такое?-Если ты не будешь перебивать, я тебе расскажу.Дело было еще в наши дружеские отношения. Мы репетировали новую роль Анны, с которой она пойдет на наш "патруль", выманивать на свет пальцейских,не выполняющих должным образом свои обязанности. Таких оказалось много. Сколько раз мы выходили в комендантский час, и каждый норовил использовать мою дорогую сообщницу для своих сексуальных утех. Просто никто не знал, что у нее с собой есть оружие, и тот, кто за нее постоит.-Похоже, я совсем не умею на каблуках ходить, косолаплю. Вэ, что думаешь, этого никто не заметит?Мысленно оценив, как Аня выглядит в платье с глубоким декольте, с которым она боялась показаться и мне на глаза, не говоря о незнакомых людях, и дабы не обидеть ее правдой, сказал ей эту самую правду на французском:-Не волнуйся, моя дорогая! Пока ты в этом платье, никто и не подумает смотреть на твои ноги.-Между прочим, я все понимаю, мон ами!-Ответила она серьезным тоном, сложив руки на поясе.На секунду я действительно испугался, что если она все поняла, то воспримет это всерьез, и может обидеться, тогда в наших дружеских отношениях будет разлад. Но тут, стало ясно...-На самом деле, ты и понятия не имеешь, о чем речь?-Нет.-Неохотно призналась она.-Просто мне надоело, что если ты не хочешь отвечать, то говоришь на английском, знаешь, что я его не понимаю. А сейчас и вовсе говоришь на французском. Чтобы исключить хотя бы его из разговора, решила сделать вид, что понимаю. На самом деле, я знаю всего пару слов, да и те коверкаю неимоверным образом.-Ты хочешь слышать в ответ правду, но не факт, что ты не станешь обижаться на сказанное. Поэтому, чтобы исключить вероятность скандала, говорю на тех языках, которые ты не понимаешь, то есть, на любом, кроме русского.-Специально назло тебе, выучу немецкий, и буду на нем материться, потом не разберешь, что сказала.Я снова заговорил с ней на французском:-Моя дорогая, нельзя же быть такой злой и коварной.-А вот сейчас действительно поняла. Мон ами, я уже говорила, не называй меня так!
-Ты действительно тогда поняла, что я тебя назвал "моя дорогая"?-Я же говорила, что знаю пару слов.В голове начали появляться все новые воспоминания. Однажды, я заставил Анну молчать с ее добровольного согласия, и более того, она сама предложила первая молчать. Или, коротко о том, как мы заключили спор, кто дольше будет молчать.Началось все в тоже самое время нашей дружбы, и скрытия своих истинных чувств друг от друга. Анна читалапо просьбе книгу вслух:-Если у вас с подругой есть по книге и вы ими обменялись, то вы каждая опять имеете по одной книге, а если у вас с подругой есть по тайне и вы ими обменялись, то у вас более нет тайн. И подруги тоже нет.*-Это намек на то, что все девушки чрезвычайно болтливы.-Не все, лишь некоторые. По крайней мере, большинство. Почему, если в болтливости и неумении водить машину, провинилась одна, то появляются сексисты, и обзывают всех девушек дурами, что за дела?-Как бы не хотелось отрицать, но так и есть, все девушки чрезмерно болтливы, и даже ты, мон ами, не исключение.-Я молчала до четырех лет, сейчас отговариваюсь за все время. Это было во-вторых, теперь во-первых: Не будь сексистом, в конце концов! Кто-то и поболтливее девушек будет.На самом деле, я держался того же мнения, что и Анна, но зная ее, эта провакация должна была на нее подействовать, и мы заключим спор, по которому она будет молчать, чтобы на своем примере доказать, что я ошибался. Я просто не хотел слышать изо дня в день ее сарказм.Она оказалась менее предсказуема.-Предлагаю заключить спор, по условиям которого, мы оба будем молчать. Кто первый скажет хоть слово - проиграет, и должен будет изменить свое мнение. Ставлю свою душу, и требую того же от тебя. Или, души как и сердца, у тебя нет?-Кто сказал, что у меня нет сердца?-Ты сам сказал!-Возмущенно воскликнула она, и напомнила тот случай, когда я назвал ее "моя дорогая", хотя знаком с ней меньше суток.* Давай помолчим, поставим на HOLD. И где-то на миг нам станет темно. Раз и тишина в целом мире.*Мы заключили спор, по которому оба должны молчать, чтобы ни произошло. В последний раз я слышал ее саркастическое заявление:-Не переживай! Пальцейские-патрульные могут спокойно умереть, и без твоих цитат Шекспира.В первый день, как мы заключили спор, мы никак не разговаривали. Не обменивались "приветами", не обсудили фильм который посмотрели, и ночью точно также молча разошлись.На второй день, мы решили использовать для общения жесты. Получалось неловко, но когда нельзя использовать слова, то все лучше.Среди книг библиотеки Галереи Теней удалось даже найти книгу со словарем немых, по которому более-менее получалось общаться. Мы все равно не использовали эту методику. Придумали свои жесты, и почему-то понимали правильно."Хуже молчания, может быть только пантомима".-Объясняла "на пальцах" Анна."Ты сама предложила молчать".-Напомнил я ей."Ты первый начал!".На третий день, молчать стало привычным делом, но невозможным. Было невозможно слушать тишину, и думать, что никого кроме меня нет дома, как и до появления Анны. Только Кастиэла иногда мурчала и мяукала. Кошка давала о себе знать так редко, что можно подумать, будто она тоже участвует в споре.Чтобы Анна сдалась, я пытался ее провоцировать на то, чтобы она заговорила. Отобрал прямо у нее из рук книгу, объяснив на жестах, что верну, только если она попросит словами. Она отрицательно кивала, мотая головой в стороны.Сама она тоже не осталась в стороне. Всеми способами пыталась заставить говорить. Объявила войну, показав ее знак*, оскорбляла, используя те же жесты.Даже собираясь на очередной патруль, она молчала. Объяснила на жестах, что говорить не будет, даже на "работе"."Считай меня кем хочешь, делай что хочешь, я заговорю только после тебя!"- "Говорила" сообщница."А если на тебя нападут?"-Спросил я у нее.Девушка молча, и без всяких жестов показала запястье, на котором был закреплен кинжал. Явный намек на то, что в случае опасности, она постоит за себя сама, используя холодное оружие. Убивать она бы не стала, явно. Зная ее, она не только боится лишать кого-то жизни, но и просто не умеет пользоваться должным образом боевым ножом. Просто оставит пару внешних ранений, чтобы задержать патрульных.Использовать оружие ей не пришлось, или она просто забыла про нож при ней. Вместо этого, сообщница убегала. На каблуках и просто ходить вполне проблематично, а бегать и вовсе невозможно. Анна убедилась в этом на своем примере, потому что подвернула ногу.На жестах она объяснила, что ей не требуется помощь, чтобы дойти до Галереи Теней, и пойдет сама. Скорее, она так ответила, из своей вредности, или просто не хотела принимать помощь, пока идет наш спор.Видя как ей тяжело идти, опираясь на стену здания, я взвесил все за и против, и решил: она не может ничего возразить, слишком упертая девушка. И она должна понимать, что если я ее возьму на руки, то не смогу с ней разговаривать и через жесты.Так и сделал. Взял ее на руки и понес. Как и ожидалось, Анна ничего не смогла ответить.За всю прошедшую неделю нашего спора, мы оба научились сносно разговаривать на немом языке, и полностью стали общаться уже на четвертый день через те же жесты. Окончился наш спор на восьмой день, вечером, совсем неожиданно.На очередном "патруле" по убийству пальцейских, попались более смелые патрульные. Они не только имели при себе огнестрельное оружие, но и не побоялись его использовать. Прежние патрульные, которые попадались на пути, были не такие разборчивые. Несмотря на это, они не остались в живых, чтобы те не донесли до остальных новость о том, кто убивает служебных на улицах Лондона.До Галереи Теней, я вел Анну за руку, потому что путь предстоял по крышам, чтобы не наткнуться на кого-то из людей. Дойдя до дома, сообщница обнаружила, что у нее вся ладонь в крови. Была мысль, что в нее попала пуля, но оказалось иначе. Ведь мы держались за руки, и вышло, что у нее на руке моя кровь, от пулевого ранения. Прежде я не заметил этого, но теперь боль дала о себе знать.Обработав рану, надо было забинтовать руку, чтобы не было кровопотери. Ранение пришлось в правую руку, и надо было как-то справляться левой, что было неудобно, ведь я правша.Пришла Анна. На жестах предложила помощь. Если постоянно не уточнять, что разговаривали мы молча, то эта беседа выглядела примерно так:-Вэ, давай помогу.-Аня, твоя помощь не требуется.-Это только ты так думаешь. Как ты собрался перебинтовывать руку одной левой? Тем более, ты же мне помог тогда.-Она показала руку со шрамом оставшийся от ножевого ранения, когда она притворялась Констанцией Вебер.-Тот порез я оставил тебе сам.*Аня села рядом и продолжила беседу:-Так и сейчас у тебя пулевое ранение в руку получено, потому что ты меня спасал от пальцейских.-Аня, поверь, твоя помощь не требуется!-Поэтому ты разговариваешь со мной через жесты, одной рукой? Вэ, хватит вредничать, надоел! Дай руку!-Нет!-Вэ, кто из нас вообще старше, ты или я? Хватит отнекиваться, я помочь пытаюсь.-Аня, нет!-Да ежки рогатые! Надоело!-Внезапно закричала она.-Вэ, хватит выеживаться! Надоел уже, кретин! Я не собираюсь тебя хоронить так рано, да еще и по такой глупой причине, как кровопотеря. Плевать, что я проиграла спор!Такие нелепые фразы, можно только сказать, жестами не передать. Находясь в некоторой степени шока, я перестал сопротивляться, но не поддавался ей сам. Она сама взяла ладонь и начала перебинтовывать. Мне было стыдно из-за шрамов, это последствия пожара в Ларкхиле.Она уже видела мои руки без перчаток, но отреагировала странным образом. Не было ни ужаса, ни отвращения, ни сожаления. Ничего. Такие эмоции, я даже не знаю как описать. Та в свою очередь только спросила, что случилось, но отвечать ей не стал, она сама догадалась, что я ей ничего не расскажу.-Вэ, в чем дело? Почему ты себя так ведешь? Есть хоть какая-нибудь причина?-Спрашивала Анна в этот раз.Я хотел надеть перчатку, но она ее перехватила раньше и кинула куда-то в сторону, сказав:-Да оставь ты эти чертовы перчатки! Ответь что-нибудь. Это из-за шрамов?Разговаривать с ней на тему тему не было никакого желания или смысла, поэтому привычно молчал, надеясь, что она поймет и уйдет. Но она продолжила:-Вэ, спор окончен! Можно снова говорить, почему ты не отвечаешь?В очередной раз не получив ответ, Анна ответила:-Ну и не разговаривай со мной!Анна собралась уходить. Стало ясно, рано или поздно, она все равно узнает правду.
-Да. Дело именно в этом.-Заговорил я с ней.На половине пути в свою комнату, сообщница вернулась. Настало ее время молчать и слушать.
-Это был большой пожар, много лет назад...Рассказал ей Ларкхил, про свою месть, о том, за что эта месть, что они сделали в лагере со всеми теми людьми.Рассказал про Валери, которая своим письмом дала смысл жить и отомстить.Все время Анна внимательно слушала. Иногда у нее на лице ясно выражалось удивление.-У меня тоже есть шрамы, никто их не лишен.-Сказала Анна, показывая ноги, с мелкими шрамами от разных ранений. Они не были сильно заметны, если не приглядываться, но ей не должно быть стыдно носить юбку.-Мон ами, твое сравнение крайне неудачно.-Соглашусь! В своей жизни в пожар я не попадала, только неудачно падала.-Неужели, ты решила проиграть в споре, только чтобы помочь?-Спросил я у нее.Ее следующие действия заставили меня снова замолчать, и сильно удивиться. Она взяла мою ладонь без перчатки, и сплела вместе наши пальцы, сказав:-Потому что я люблю тебя, Вэ.Я хотел обнять ее, снять маску, поцеловать и не отпуская, признаться, что тоже ее люблю, но продолжение заставило разочароваться:-Пусть только как друга, но люблю. Фред Эркюль тоже говорил своему сотруднику и в тоже время, лучшему другу Капитану Гастингсу:"Mon ami, Гастингс! Как я рад вас видеть... Поистине, я вас очень люблю!". Но речь у них шла только о дружбе.-Действительно, мон шери Анна. Я ведь тебя тоже очень люблю. Как подругу и сообщницу, но люблю.-Это самое лучшее признание мне в дружбе и любви, которое я когда-нибудь слышала. А признаний я слышала мало, только от лучшей подруги. И, извини, Вэ, что обозвала тебя кретином, просто на эмоциях была.-После того, как ты объявила мне войну, это и вовсе не обидно.В один момент она убрала свою руку, и изменилась в тоне:-Что? Когда это было?-На третий день спора, ночью.-Знаешь, Вэ, я ошиблась, ты все таки точно кретин. Я же говорила о времени! Время тогда было без пяти минут двенадцать ночи, давно наступил комендантский час, и я спрашивала, пойдем мы на патруль, или нет. То, что ты принял за знак войны, на самом деле изображение стрелок часов Биг Бена. То есть тебя вообще не волнует, почему я ни с того, ни с всего взяла и объявила тебе войну? Правда, ну странно же...-Допустим, это так. Но что ты имела ввиду, показывая букву "L"?-Ну явно не то, что ты подумал. Это было не оскорбление! Мало ли какие слова начинаются на эту букву в английском языке: "Linkin Park", "Lacrymosa*", "Lonely", "Lithium". В тот момент я имела ввиду - лидер. Давно стоило окончить спор. Ругаться молча не только невозможно, но еще и неинтересно, и не имеет никакого смысла.
И это даже не все нелепые ситуации, в которые мы с Анной попадали, будучи друзьями...(Ну вы поняли, Братва! Мне все в одну главу по норме не вписать. Ждите третью часть.)