Глава 3 - Валентин (1/1)

Голову ломило усталостью и недосыпом, в желудке взамен несъеденного завтрака ворочался склизкий комок отвращения?— к бесцветным сумеркам бесконечно длинного зимнего утра, к яростному стуку колёс электрички, бьющему прямо в мозг, к душным запахам обшарпанного вагона.—?Вот чем ты, спрашивается, всю ночь занимался?! Я же по глазам вижу, что под утро лёг. Опять в компьютер играл?!—?Ма-а-ама… —??Новая разборка? Неужели, вчерашней не достаточно??Лицо Валентина, обескровленное потухшими эмоциями и декабрьской анемией, отказывается повиноваться. Бледные губы едва шевелятся, а смыкающиеся веки кажутся свинцово тяжёлыми.—?Ну что?— мама? Что?! Думаешь, не вижу? Не понимаю? —?причитания продолжаются и, кажется, не закончатся никогда.—?Видишь,?— вымученно соглашается Валентин. —?Но не понимаешь,?— чуть погодя добавляет он уже не для публики, однако мать всё равно умудряется услышать.—?Да где уж мне!.. —?на мгновение Елена Сергевна исполняется сарказма. Возмущение её сильно, но назидательность берёт верх:—?Как это, я не понимаю? Я, что же, по-твоему, молодая не была?! Только я в твои годы…Уснуть этой ночью у него так и не вышло, тут мать подметила верно. Не в компьютерных играх дело, разумеется, но не рассказывать же, в самом деле, об истинных причинах бессонницы. А уж о том, как умудрился налажать… Нравоучения на удивление усыпляющим образом смешивались с шумом дороги, как, случается, откровенно неудачные стихи ложатся на плохую музыку, и получается песня?— не шедевр, но у публики имеет успех. Не имея энергии ни спорить, ни даже слушать, Валентин привалился виском к влажному холоду оконного стекла и попытался сделать то, что стоило сделать уже давно?— отрешиться от реальности и задремать.?Почему я терплю, слушаю, соглашаюсь и иду на поводу? Манипуляции, пассивная агрессия, местами переходящая в активную. Ни в какие ворота…??— мысли не новые, сто раз думанные-передуманные.?Потому что позволяю,?— Валентин не был глуп, и ответ нашёл давным-давно. —?А почему позволяю? Да потому что жалею. А жалею почему? Потому что она меня любит. Или потому что привык??Валентин был единственным светом в окошке для матери, которую тоже любил, и оттого с годами всё сильнее стыдился, что не в состоянии сделать её счастливой настолько, насколько она того заслуживает, и гордой настолько, насколько ей того хочется.Внуком, как и сыном, Валентин был посредственным. Не единственным?— и то, как говорится, хлеб. Бабушке своим существованием он тоже не умел приносить никакой радости. Даже в детстве, когда от ребёнка только того и надо, чтобы был здоров, имел отменный аппетит, румяные щёки и весёлый нрав, Валентин ел плохо, болел часто, характер имел небойкий, рос хоть и быстро, но не вширь, а ввысь, и оттого получился долговязым, астеничным меланхоликом несколько избирательно приспособленным к физическому труду?— ни тебе дров наколоть, ни баньку протопить, ни огород вспахать. Честные попытки соответствовать запросам заканчивались всегда примерно одинаково?— того или иного масштаба катастрофой, будь то разбитый палец или кривая борозда.Недотёпа, растяпа?— это так, любя. Можно понять.—?Если бы у тебя была машина, нам бы не пришлось на электричке… Сдавай на права и покупай, я добавлю тебе денег,?— Валентин с досадой поморщился и выразительно покачал головой: нет, точно, не понимает.Даже такая мелочь как зарабатывание денег Валентину давалась недостаточно хорошо. Он и не рвался?— на жизнь и увлечения хватало, а к понтам и излишествам страсти в себе не обнаруживал никогда. Разумеется, если понты и излишества не касались увлечений. По всей видимости, природа не наградила Валентина личными амбициями, а подпитывать чужие в ущерб всё тому же собственному спокойствию становилось с годами труднее и труднее.Вынуждать ли себя к подчинению, сопротивляться ли?— всё едино, вожделенный покой ускользал, оставляя взамен чувство безнадёжности и отсутствие интереса к окружающему миру в целом и к будущему в частности.?Да, привык?,?— что толку брыкаться и отстаивать то, на что, кроме матери и, быть может, Юльки, никто не покушается?.. Не проще ли потерпеть? Ну что такое, в сущности, есть свобода, и для чего она нужна?Личная жизнь, сколько ни пытался Валентин устраивать её согласно традиционно-гетеросексуальным нормам, складываться никак не желала. Логично, те девушки, внимание которых по нечаянному стечению обстоятельств Валентину удавалось привлечь, не вызывали искреннего физического интереса, хотя при определённом волевом усилии поддерживать подобного рода общение он всё же способен был. Много хуже дела обстояли с интересом интеллектуальным и духовным, а точнее, с абсолютным их отсутствием. Механический секс ещё можно было бы как-то вытерпеть в своей жизни, если бы в довесок к нему не шло чисто механическое общение.В тот единственный раз, когда Валентину, ещё по студенческой поре, довелось испытать искреннее неравнодушие к девушке, он был согласен, чёрт с ним, даже жениться. Естественно, не сиюмоментно, но когда-нибудь в будущем, где-нибудь подальше от пристального материнского внимания и поближе к финансовой самостоятельности.—?Что-то я давно ничего про Юльку твою не слышала,?— матери, наконец, надоедает прежняя тема, и она ловко пересаживается на другого любимого своего конька. —?Не выскочила, наконец, замуж?Валентин снова мотает головой?— час от часу не легче.—?Двадцать семь лет для девки?— это много уже,?— продолжает рассуждать Елена Сергевна. —?В двадцать семь уже…—?Всё хорошо у неё,?— не утерпев, перебивает Валентин. Он прекрасно знает, о чём пойдёт речь,?— слышал не раз. —?Замуж выйти не напасть. Потом бы… не пропасть.—?Опять меня жизни учить пытаешься? Взрослый стал, умный! Я ведь могу с тобой и не разговаривать, если тебе не хочется! —?Валентину не хочется?— тем более, о Юльке. Юлькой он дорожит, старается, как умеет, сберечь её светлый образ от материнских посягательств, перед которыми бессилен сам.Свадьбы у них, к счастью, не случилось, хоть и начиналось серьёзно. За это Елена Сергевна единственную подругу сына простить никак не могла, приняв за главную причину его дисфории и вечного одиночества, напрочь забывая о главном: её Валик таким был всегда. Если уж кто и мог всерьёз повлиять на его взаимоотношения с миром, так это она сама.На самом же деле, чувство, которое Валентин на радостях принял за любовь, со временем оказалось слишком похожим на дружбу. Решительная и практичная Юлька поняла это первой и не стала затягивать с расставанием, расставив точки над i коротко и безжалостно.Юльке хотелось другого?— и в прямом, и в переносном смысле. Что-то такое в характере и привычках Валентина показалось ей совершенно неприемлемым в свете перспектив совместной жизни, чего нельзя было сказать о внезапно приглянувшемся ей раскованном и денежном первокурснике с экономического. Юльке хотелось финансовой свободы, минимальных обязательств и развлечений прямо здесь и прямо сейчас, ?а не вот это всё?. Клубы, наряды и яркие впечатления, а не снятую на двоих гостинку, не подработку по вечерам и макароны на ужин?до скончания века.Склонный к рефлексии Валентин переживал. Он пребывал в скорбном состоянии покинутого возлюбленного почти месяц, пока не обнаружил, что Юлька как таковая не торопится исчезать из его жизни, её стало даже больше, только без необходимости дарить букеты, конфеты, шампанское, поцелуи и далее по списку, и подобный формат общения устраивал его гораздо больше прежнего.Первокурсник с экономического не прижился?— не одной Юльке, оказывается, требовалось регулярное обновление партнёра и обстановки, не один Валентин оказался способен переключаться с эйфории на глубокие душевные муки. За первокурсником с экономического последовал секс-символ с дизайнерского, за ним знойный мачо с архитектурного, за ним мелкий бизнесмен из строителей…В общем, сколько бы и с кем бы ни экспериментировала Юлька, заканчивались её попытки всегда одинаково?— рыданиями на плече старого друга, а в перерывах между рыданиями и следующим супергероем они успевали есть мороженое, гулять по городу, болтать ночами по телефону, устроиться на подработку в магазин вело-мото, а потом и в мастерскую при нём, накопить на свои первые байки, окончить университет, переехать в Большой Город и…Мастер-класс с Артёмом Литвиновым тоже случился благодаря Юлькиной страсти устраивать личную жизнь и патологической неспособности её устроить. Чем старше она становилась?— тут Елена Сергевна была по-женски понятлива?— тем сильнее приедались развлечения, тем сложнее её становилось удивить, тем отчётливее слышалось ей неумолимое тиканье биологических часиков. Логично, чем сильнее Юльке хотелось замуж, тем сложнее поддавалась решению задача по поиску спутника жизни. Осколки каждой новой надежды делались всё острее и ранили Юльку всё глубже, однако, выходить из зоны комфорта она отказывалась наотрез, а привычные шаблоны отказывались принимать претендентов не принадлежащих к категории искателей приключений.В тот раз всё было серьёзно. В тот раз Юлькины отношения, бравшие исток в танцевальном клубе, затянулись почти на год. Танцором Петя был скверным, зато пыль в глаза пустить умел и на обещания не скупился. Предложение руки и сердца, превратившееся у Юльки в идефикс, он сделал как-то играючи, между дел, и, кажется, тут же о нём позабыл, в отличие от Юльки, у которой всё существование оказалось подчинено ожиданию похода в загс. И всё бы ничего, но пока она со свойственным ей рвением осваивала кулинарные тонкости и присматривала по магазинам кастрюльки в приданое, недопечённый жених присмотрел себе новую пассию.—?Валик, выручай! Вопрос жизни и смерти! —?звонок раздался среди ночи. Требовательный тон, ни малейших формальностей, минимум деталей?— Юлька любила брать быка за рога:?— Мне нужен партнёр на мастер-класс. Помнишь, я рассказывала, мы записались с Петей?—?Забудешь тут,?— Валентин, конечно же, помнил. —?А что же твой Петя? Не сможет пойти?—?В том-то и дело, что пойдёт. С другой, пойдёт! Понимаешь? Нашёл себе!.. —?неуловимое дрожание в Юлькиных гласных. —?Ты бы видел, Валик! Ни кожи, ни рожи! Плоская как доска! Зато танцует самбу и ча-ча-ча! Валя, понимаешь?.. Ты ведь сходишь со мной? Сходишь? Я не могу вот так… Взять и остаться на обочине?!. —?Юлька увиливать не стала, не стесняясь в выражениях, протянула на раскрытой ладони своё звонкое, кристально-чистое отчаяние?— на, возьми. Если и существовали моменты, в которых Валентин, мог не понимать саму Юльку, то против её слёз был безоружен на сто процентов:—?Солнц, куда хочешь схожу. Но какой мастер-класс? Какой из меня танцор?..—?Зато ты красавчик! Петя и рядом не стоял. Так что пусть эта сучка мелкая от зависти слюной захлебнётся! А танцы… На то и мастер-класс. Литвинов кого хочешь научит. Он же звезда!—?Скажешь тоже! Прям уж и звезда?! —?засмеялся Валентин, хватаясь за возможность увести разговор подальше от Пети, связанной с ним трагедии и, разумеется, от темы собственной внешности.—?Ну ты даёшь! Совсем телек не смотришь? —?оживилась падкая до сплетен Юлька. —?Журналы не читаешь?—?Читаю. ?Мото? и ?Мотоэксперт?. Там про твоего Литвинова ни строчки. Лучше скажи, что за попсу читаешь ты? Хотя нет, молчи, не надо. Совсем от рук отбилась! Когда ты в последний раз была у нас в гараже, я тебя спрашиваю?—?От рук отбилась. Исправлюсь,?— виновато согласилась Юлька. —?Но про Артёма Литвинова ты зря. Реально крутой чувак. Земляк наш, кстати, и ровесник. Талантливый танцор, хореограф, да и вообще крутой чувак оказался. Переехал в столицу, пробился. Сначала, вроде, шоу всякие для подтанцовки ставил, дело пошло, заказчики в очередь?— сплошь лица с обложки. А там и сам до обложки добрался. Правда, брат ему, говорят, помог здорово. Тоже Литвинов, только Евгений. И тоже из небожителей.—?Сдались тебе эти небожители, Юль! Чем выше взлетаешь, тем заковыристее загоны, а там, где деньги и слава, там и опасностей больше.—?Жить вообще вредно, Валь. Все мы рано или поздно умрём. Не заговаривай мне зубы. Ты пойдёшь со мной к Литвинову или нет?—?Да куда ж я денусь? Конечно, пойду.Конечно, пошёл?— куда бы делся? Пошёл и пропал, окончательно и бесповоротно?— единственное, пожалуй, что Валентин со всей определённостью запомнил о том вечере. Танцевать он действительно не умел, в ногах путался, в руках?— своих и Юлькиных?— тоже. Смотрел во все глаза на того самого ?небожителя?, и насмотреться не мог, слушал?— и не слышал ни слова, одну лишь мелодику голоса.Артём Литвинов был совершенством от начала и до конца. Прекрасно в нём было без преувеличений всё, но то, как он двигался, как проживал одну за другой целые жизни в каждом из своих танцев, как наполнял эмоцией каждое своё движение?— ни одного случайного, ни одного фальшивого?— гибкий, пластичный, и при этом изящный и хрупкий, как фарфоровая статуэтка, приводило Валентина в неизведанное прежде состояние эйфории.Артёма хотелось касаться, Артёма хотелось оберегать, Артёма хотелось согреть. Артём сам согревал неведомым внутренним светом. Артём был недосягаем как солнечный зайчик в ладони?— и, против здравого смысла, осязаем. Разве так бывает?Артём, казалось, не замечал производимого на окружающих эффекта. Свободно перемещался по залу от одной пары к другой, показывал, направлял, прикасался и с тёплой, очевидно, ничего не значащей улыбкой двигался дальше, дальше…Образ Артёма, осветив на мгновение самые мрачные закоулки души Валентина, не мерк, но удалялся, постепенно превращаясь из ослепительной вспышки в крохотную мерцающую точку, в ярчайшую и самую недостижимую из звёзд на небосклоне воспоминаний.?Небожитель…?Каково же было вчерашнее удивление Валентина?— увидеть свою несбыточную мечту так близко и обыденно! Невероятная простота исполнения! То ли усталость и бессонница притупили пессимизм и рацио, то ли, отголоски адреналинового шторма обострили смелость и нахальство до несвойственных ему величин?— Валентин и сам не успел понять, что натворил, когда первое обыденное приветствие отправилось в чат к Артёму.?Как я умудрился? Зачем?.. Так захотелось?,?— чистый абсурд, а не объяснение. Рассматривая ночной разговор с высоты нового дня, Валентин вдруг увидел выходку из худших за всю его жизнь. И даже не потому, что ?Кто я??, ?Кто он?? и ?С какой стати ему тратить на меня своё время?? - вопросы из разряда правильных. Во-первых, касты?— это где-нибудь в Индии, а они оба просто люди; во-вторых, никто насильно не вынуждал Артёма отвечать на самонадеянно-откровенные излияния Валентина, значит, была причина.Его ?А вдруг я пьян?..? вполне могло быть правдой, и не без причин. Стал бы Артём терпеть фамильярность на трезвую голову? Не факт. Но и это не самое страшное. Сам того не ведая, Валентин умудрился забраться в такие дебри и коснуться таких тем, которые затрагивать и с близким другом вот так запросто вряд ли решился бы.?Влез в душу с грязными ногами, и сам того не понял. Ткнул пальцем в небо и попал,?— Валентин поморщился от отвращения к нечаянно содеянному. —?И не остановился на достигнутом?— вот где самый стыд!?Да, ужаснее всего было то, что по завершении разговора Валентин, не долго думая, переключился на страницу поисковика. Удовлетворить любопытство, чем же конкретно он умудрился спровоцировать столь явственную вспышку паранойи у собеседника, оказалось проще простого:?Третья годовщина смерти… Евгений Литвинов, признанный автор песен… Покончил с собой… Причина так и осталась невыясненной… Предполагают…? Что за дичь выдумывают сотрудники жёлтых изданий, Валентин читать не стал?— зацепился за одну из фотографий, где особенно бледный на фоне чёрного костюма Тёма, ничего не выражающим взглядом смотрел прямо в объектив направленной на него камеры. Не похожий на себя. Безразличный. Пустой. Неживой.?Как я умудрился так вляпаться?!??— Валентин усилием воли попытался расслабить нахмуренный лоб, растёр ладонью затёкшую шею и открыл глаза. Елена Сергевна, заскучавшая под грохот поезда и упрямое молчание сына, наконец, умолкла и задремала. Украдкой вытащенный телефон показал время за полдень и?— неожиданная роскошь в дороге?— наличие сети. Валентин развернул переписку.?…Ты и правда не к тому человеку обратился с экзистенциальными проблемами. Особенно сейчас?,?— написал Артём перед тем как попрощаться.—?Валик! —?требовательно раздаётся справа. —?С кем это ты?!—?Ничего особенного,?— Валентин спешно блокирует экран. —?С работы чувак один,?— добавляет он чуть погодя, едва ли не физически ощущая дискомфорт от повисшего в пространстве неудовлетворенного материнского запроса?— умалчивать себе дороже, говорить правду себе дороже, единственный выход?— соврать.—?Кушать будешь? —?потерявшая интерес к интернет-собеседнику сына Елена Сергевна вытаскивает из сумки коробку с перекусом.—?Угу… —?тяжесть экзистенциальных проблем?— материя относительная?— Валентин обречённо кивает и берёт бутерброд.?Я должен извиниться. Завтра. Как только вернусь домой?.За окном на бешеной скорости проносились скособоченные крыши занесённой снегом деревеньки.Выходные обещали быть долгими.