Часть 25 (1/1)

После их последнего спора прошло больше двух месяцев, а Пейдж так ни разу и не заговорила с V. Не то чтобы она все еще злилась, просто интерес к этому человеку бесследно исчез, испарился. И черт его знает почему. Хотя, их последний разговор оставил некий горький осадок, после которого ей не очень-то хотелось говорить с V.Он по-прежнему готовил ей завтрак, помогал с уборкой, даже не раз говорил с ней, но она молчала. Ей проще было представить себя немой, нежели обмолвиться с ним парой слов, пусть и безобидных. Со стороны казалось, что он привык, смирился с таким поведением девушки. Но на самом деле… будь не ладен тот день, когда он решился рассказать ей обо всем.Его не покидала мысль о том, что до Пятого ноября остались считанные месяцы, а Пейдж ничего не знает. Да и как рассказать ей об этом, когда она даже слушать не желает?И вот сейчас V в очередной раз стоял на пороге ее комнаты, наблюдая, как девушка, лежа на кровати с блокнотом, покачивает головой в такт громкой музыке, доносившейся из наушников. Снова эта безумная тяжелая музыка. Но, слушая ее, Пейдж выглядит счастливой. Неужели подобная мелодия может вызывать восхищение? Ах, он слишком старомоден, чтобы понять это.Девушка, заметив краем глаза черную фигуру на пороге своей комнаты, обернулась, но затем безразлично вернула взгляд обратно в блокнот, в котором делала очередную запись.?Да что ему опять нужно???— подумала Пейдж, бросив на V еще один взгляд.Но по настойчивому присутствию V в дверях ее комнаты и его позы а-ля ?я жду?, девушка понимала, что пришло время обедать. Она молча покивала головой, так как была не голодна, и продолжила писать что-то в своем дневнике. А водевильный ветеран, приняв ее отрицательный ответ, тут же покинул комнату, нервно закрыв за собой дверь немногим громче, чем обычно.Эта игра в молчанку порядком доводила его до ручки. Хм, еще одна черта, которую он ранее в себе не замечал,?— его бесит, когда его игнорируют. Хотя, вернее будет сказать, его бесит, когда Пейдж его игнорирует. Подумать только, а ведь когда-то он тайком желал, чтобы она, грубо говоря, заткнулась на веки вечные. И бывало это намного чаще, чем вы можете себе представить. Она сводила его с ума своими колкими выражениями, нецензурщиной и раскованным поведением. А сейчас, признаться, ему этого крайне не хватало. Даже трудно вспомнить, когда она в последний раз расхаживала перед ним в своем любимом шелковом халате…Остановившись у рояля, V потряс головой. Это воспоминание рождало перед глазами четкую картину. Картина, в свою очередь, будоражила кровь в его жилах. А суть картины…?Ты стоишь у рояля, облаченная в один лишь черный шелк…?V проводит рукой по крышке рояля, едва касаясь пальцами полированной поверхности.?Такая нежная, будто лепесток розы, и такая холодная, как утренняя роса, ты поднимаешь свои черные веки, открывая свой бесстыжий и такой безразличный взгляд зеленых глаз. Я осторожно крадусь к тебе тихой поступью?— не иду, именно крадусь, страшась спугнуть. Подхожу и незаметно тяну за тонкий поясок твоего халата…?V медленно поднял крышку рояля, обнажая его клавиши.?Ты не вздрагиваешь?— просто стоишь и чувствуешь, как я касаюсь каждого изгиба твоего тела, будто еще нетронутых клавиш рояля, струн гитары, скрипки, виолончели?— Боже, ты прекраснее любого инструмента. Нет, ты прекраснее самой музыки, дорогая…?Он медленно нажал на клавишу ноты ?до?.?Мои пальцы на твоей шее…?Затем нота ?ре?.?… теперь на ключице…?Нота ?ми?.?… на груди…?Нота ?фа?.?Остановись!?V резко хлопнул крышкой рояля, закрыв ее.—?Демон говорит в тебе,?— прошептал он, склонив голову. —?Но разве ты сможешь убежать от этого голоса? —?пауза; взгляд в сторону спальни возлюбленной. —?Пустое. Не бери в голову.***?Мой дорогой измученный дневник!Наверное, время, когда я перестану исписывать твои листы до конца, заходя за поля и рисуя на них смайлы под настроение, никогда не наступит. Поскольку, живя здесь, под землей, с человеком в маске Гая Фокса, не будучи при этом его узницей, мне всегда есть о чем написать. В наушниках играет Machina?— Beladonna. С каких пор я начала писать названия песен, которые слушаю? Да с тех, когда поняла, что каждая песня в моем плеере несет в себе частичку воспоминаний, подаренных мне человеком, которого я уже не люблю. Или люблю. Кто знает? Мы не говорили уже больше двух месяцев. И мне интересно, способен ли кто-то не говорить с любимым человеком столь долго? Хотя, вряд ли чей-то любимый человек убил их родных. Пусть и не по своей воле. Но в этом и есть вся соль. Он ничего не знал, и это облегчает его участь. Наверное, поэтому я не сбежала от него в тот же день, когда вся правда о нем всплыла, как сам знаешь что. И с другим это не сравнить, уж поверь. А песня… Почему именно белладонна? Кажется, объяснения не нужны. Все просто. Очень просто. Любовь к этому человеку красива, но ядовита. И этого яда я напилась вдоволь.Иногда мне так хочется, чтобы ты был живым, умел говорить, слушать. Тогда я бы спросила у тебя, что делать и как поступить. Знаешь, я действительно была бы рада любому совету, поскольку самостоятельно с этим справиться я не могу.Я никогда не смотрю на твою первую страницу, знаешь ли. Странно вообще, что я не выбросила тебя еще в тот день, когда нашла тебя в кармане своего пальто. Ты?— сплошное напоминание о Нем. И как бы я не пыталась забыть то, что написано в начале тебя Его твердой и властной рукой, не выходит. ?Где бы ты ни была, возвращайся“… Я вернулась, и что из этого вышло? Меня будто размазало катком по асфальту. Многие сказали бы, что Он не виноват, что это все врачи… Черт, я даже его имени писать не хочу. Не больно, не отвратно. Просто не хочется, что поделать. Я и думать ни о чем не хочу. Ни о Нем, ни о том, что будет после Него. В конце концов, все это закончится через два с половиной месяца. После Пятого ноября я покину этот ?дом“ и заживу нормальной жизнью. Но, честно говоря, я не имею ни малейшего понятия о том, смогу ли я нормально жить после того, через что прошла с Ним. Все эти приключения, розы, записки, оставленные ним тайком, мое падение на крыше в ночь, когда я так отчаянно спешила забрать из прежнего дома те чертовы документы, резня в переулке, черный мешок на моей голове, снова резня, предательство, из-за которого я во второй раз замарала руки кровью, и та ночь… Ах, черт, не хочу даже думать об этом.Иногда Галерея кажется мне родным домом. Иногда я забываю о прошлой жизни. Иногда я думаю, что знаю этого человека всю жизнь. Но тот разговор, два месяца и одну неделю назад, оборвал все провода между искрами наших сердец.Я слышу рояль. Он снова играет. Он очень часто играет с тех пор. Попытка скрасить одиночество? Нет, вряд ли. Он двадцать лет жил в одиночестве и может прожить так еще столько же времени. В этом даже нет сомнений.Грустная мелодия. Шопен. Название концерта?— не могу припомнить. Эту мелодию я знаю наизусть. Он играет ее каждый раз, когда ему грустно и одиноко. И в этот момент, где-то в середине композиции, обычно выходила я и осторожно опиралась на рояль, наблюдая за движением пальцев моего тогда любимого музыканта. А сейчас… не могу. Отчего-то мне… стыдно? Не знаю, стыдно мне из-за того, что я нарочно его игнорирую, или же по какой-то иной причине, но факт стыда очевиден, как никогда. Я бы хотела заговорить с ним, правда, хотела бы, но гордость ограждает меня от этого высокой оградой с электрическим током.Хм, кажется, мой плеер решил дать мне шанс выбраться из этой электрической клетки. Он сломался. Или же сел аккумулятор. Не важно. Он выключился, а я не могу без музыки. И поэтому мне придется идти к V. И говорить с ним. Боюсь слышать собственный голос, отвыкла. А его?— так и подавно. Не упасть бы в обморок, ибо я помню, как меня бросало в дрожь от его голоса. Пожелай мне удачи, дневник. Она мне не помешает?.***Пейдж стояла за углом, наблюдая за V, который, опустив голову, все еще играл Шопена. Она не решалась выйти. Голова была забита мыслями лишь о том, как ей с ним заговорить, как создать правильную спокойную интонацию, как не показать ту боль, что все еще таилась в ее сердце. И как бы не сорваться и не задушить его в объятиях. Или же просто не задушить.Девушка сделала медленный и осторожный шаг вперед, но тут же поставила ногу обратно. Чувство, будто какая-то неведомая сила тащит ее обратно, не давая сделать ошибку (или, может быть, верный шаг). А V по-прежнему не почувствовал ее присутствия. Она и не заметила, как крепко сжала в руке плеер, пластиковый корпус которого уже тихо похрустывал и прогибался под пальцами.?Да что ты как маленькая??,?— твердил тихий обвиняющий голос в ее голове. Он звучал, как ее собственный голос, но складывалось впечатление, будто ее устами говорил кто-то другой. —??Возьми себя в руки, мерзкая ты трусливая тварь! Сколько можно распускать нюни? Забыла, кто ты есть на самом деле? Я напомню: сука ты редкостная, вот ты кто. И вести должна себя подобающе?.?Замолчи…??Сама себя затыкаешь. Как драматично; как безумно. Знал бы V, какие тараканы живут в твоей черной головушке, милая. Ох, вы так похожи, ты знаешь об этом???Заткнись!??Подобрала сопли, взяла себя в руки, включила обаяние и пошла, пошла, киса! От бедра!?И в этот миг ее будто подменили: страх бесследно исчез, откуда ни возьмись, появилась смелость, и взгляд стал сильнее и увереннее. Она сделала шаг. Еще шаг. И еще. С каждым шагом она шла все увереннее, но по-прежнему тихо, незаметно, будто и вовсе не касалась земли.—?Помнится мне, в пять лет мама отдала меня в музыкальную школу,?— уверенно и без колебаний сказала она, наблюдая за реакцией мужчины. В этот раз она была очевидна и донельзя предсказуема?— V заметно вздрогнул, да так, что пропустил ноту. —?Я училась играть на фортепиано,?— Пейдж подошла к роялю и провела ладонью по его полированной поверхности. —?Мне так нравилось играть. Но до того времени, как началось это безумие в стране, я успела выучить лишь основные ноты и ?Собачий вальс?. Как грустно.V по-прежнему не переставал играть и пытался не смотреть на девушку, что сейчас стояла прямо возле него и почти касалась своим бедром его плеча.—?Можно попросить тебя починить мой плеер? —?игриво спросила она, подняв в руке злосчастное устройство. —?Девушке не под стать возиться с железками,?— она положила руку на его плечо, чтобы придать немного игривости.Но он не прекращал играть. Кто знает, что было у него на уме в этот момент. Злость или, может, обида за то, что Пейдж игнорировала столь долгое время. Но тот вариант, что он попросту проглотил язык от неожиданности, казался более вероятным.А Пейдж не собиралась отступать. Она резко зашла за спину V, схватилась руками за плечи и склонилась к его правому уху, зарывшись носом в его мягкий парик.—?Ну что ты как маленький, в самом-то деле? А? —?молниеносно прошептала Пейдж. Она переместилась влево и уже нашептывала на другое ухо. —?Мы оба знаем, чего ты ждал?— этого момента, как манну небесную, ведь правда же?И в этот миг V перестал играть. Пальцы лежали на клавишах тех нот, на которых он остановился. Он замер. Казалось, он даже не дышал.—?Ждал,?— тихо произнес V, все еще не двигаясь. —?И так и не сумел понять, по какой причине ты отказывалась говорить со мной.—?Все очень просто: ты меня обидел, я на тебя разозлилась?— вот и вся загадка.V заметно напрягся, и Пейдж прекрасно чувствовала это напряжение в его спине и плечах. Дыхание стало частым, речь?— быстрой и приглушенной (видимо, чтобы скрыть волнение), а, касаясь его спины, она и вовсе чувствовала вибрацию его голоса. И это доставляло ей наслаждение.—?Я сделал то, чего ты от меня добивалась,?— сказал правду, раскрыл почти все карты… А в благодарность ты вот так просто отказалась от моего общества. Не находишь, что это я должен злиться?—?Не приписывай себя к лику святых,?— угрожающе прошипела она, крепче вцепившись в его плечи. —?Не я убила свою семью,?— давление на его плечах исчезло, и Пейдж уже стояла перед ним, положив руку на крышку рояля. —?И что значит ?почти??—?Ничего такого, что могло бы тебя касаться.—?Что это значит?! —?она с силой хлопнула крышкой рояля, да так быстро, что V едва успел убрать пальцы.—?Это значит, что тебе вовсе не нужно это знать! —?крикнул он, резко встав и хлопнув руками по роялю. —?Хватит совать свой нос, куда не следует! Не строй из себя персону, которой дозволено все без исключений. И покуда ты здесь, дорогая, будь добра слушать, что я тебе говорю. Отдавать мне приказы?— не в твоей власти,?— его тон был угрожающим как никогда, но Пейдж даже не вздрогнула.Она так и стояла рядом с ним, протянув к нему руку, в которой лежал плеер. Нужно признать, что он дал ей достойный отпор. И желание спорить мгновенно исчезло. Сейчас перед ней был тот самый V, которого она повстречала: сильный, непоколебимый, не взирающий на просьбы и мольбы. Она так скучала по этому полному ярости голосу, по частому от злости дыханию. Великолепно…—?Ты всю жизнь будешь попрекать меня тем, что я сделал?—?А почему бы и нет?—?Да, я действительно считаю себя виноватым в смерти твоей семьи, но я и пальцем их не коснулся,?— V приблизился к девушке вплотную. —?Так почему бы Вам, мисс Фостер, не оставить свои колкости при себе? —?он повернулся к девушке спиной и приготовился уходить, но она остановила его, схватив за руку.—?Ты ненавидишь меня? —?вдруг спросила она.—?Да,?— ответил V, не успев даже обдумать этот ответ.—?А я люблю тебя так, что найду в себе силы бросить нож тебе в спину.—?Что же, бросай, милая.С этими словами он выхватил плеер из ее руки и молниеносно скрылся в коридорах Галереи, за одной из тех дверей, которые всегда были заперты на несколько замков, оставив за собой лишь тонкий аромат роз. А Пейдж всего лишь довольно ухмыльнулась и легкой походкой направилась в свою комнату.***V стоял у двери и сжимал в руке плеер, которому и так порядком досталось от его хозяйки. Вот так неожиданность: ни с того, ни с сего, взяла и заговорила с ним, как ни в чем ни бывало. Приятная неожиданность, стоит признать. Но даже в этом есть некий немаловажный нюанс: она заговорила с ним лишь по той причине, что ей от него нужно было лишь его умение что-то чинить. Как драматично… Прискорбно, что она боле не нуждается в дружеских беседах с ним.Но что это было? То, как она говорила, как двигалась, как властно вела себя,?— это не похоже на ту Пейдж, которую он всегда знал. Она изменилась. Благодаря ему ли? Хотя, к чему все эти сомнительные разглагольствования? Он прекрасно знает, что именно послужило причиной этим изменениям, и что повлияло на нее. И, признаться, эту Пейдж он ненавидит всей душой. Именно теперь она?— воплощение злобы, коварства и пошлости, что он не приемлет.К этой Пейдж у него нет никаких чувств. Абсолютно никаких. А это может значить лишь одно: он свободен, и волен распоряжаться своей гостьей как вздумается.