1 часть (1/1)

в стайной комнате темно и пахнет сигаретами. стою в дверях, пока глаза привыкают к полумраку после освещенного коридора. прохожу вглубь. на кровати маг и ворон что-то обсуждают. маг активно, махая рукой, ворон более сдержанно. на хавльнике опять дурацкая медицинская маска, которую хочется содрать. продолжает что-то в полголоса отвечать магу, а сам сморит грязно-золотыми глазами на меня. раздражает. под боком у ворона мирно устроилась спящая рогатая. неразумная не просыпается даже от того, что к ней пытается обратиться маг. ключевое слово пытается, потому что ворон тут же его пихает ногой. у мага на голове мятый цилиндр, на плечах плед. в протезированной руке зажата колода карт таро. может тоже напроситься на расклад?на подоконнике сидит мэри, что-то колдует над баночками-скляночками с красным содержимым. подхожу ближе, надеясь понять по запаху. каркаде, томатный сок, ещё что-то неопознанное. и, конечно, кровь. мэри, насмотревшись видимо на обряды мага, и у него же стащив стеклянные баночки, объемом не больше пятидесяти миллилитров, разливает по ним жидкости, закрывает и заливает воском от свечи, горевшей тут же, рядом.— не против? — спрашиваю, чтобы напугаться собственного голоса. как давно я в последний раз с кем-то говорил?мэри подпрыгивает, тоже испугавшись. резко разворачивается, чудом не роняет ни один из плодов собственных стараний.— а, это ты, штопаный. садись, только не мешай.и тут же возвращается к работе. сажусь на другой край, закуриваю. волосы у кровавой мэри в ужасном состоянии. нечесаные, излюбленные пучки кривые и вот-вот распадутся. видимо, сегодня разрешила шраму заплести. что ж, ее право. короткая юбка, не скрывающая почти ничего, тоже её право, но она меня бесит.— прикрылась бы чем-нибудь.— сказала же, не мешай.ну и похуй. больно надо. дура. нормально докурить не получается. длинный и тощий, как швабра, в комнату входит пятно. от него воняет могильником, а в руках, кто бы мог подумать, медицинские пакеты. содержимое тоже красное, но почему-то конкретизировать потребности нет.его замечает и кровавая. радостно пищит, машет рукой. он подходит, протягивает один из пакетов. мэри виснет у него на шее, пытаясь ?по-дружески? поцеловать в щеку, но пятно отмахивается. наблюдать за дельнейшим действом желания нет. конечно хочется спросить, что такого сделал пятно, что задобрило пауков, причем настолько. или украл? на него не похоже, но если так, проблемы будут у всех. надо бы вожаку доложить.спрыгиваю с нагретого места. ещё раз окидываю комнату взглядом. шрам забился в угол, но кажется в порядке, вон, книжку какую-то схватил. хвостатая облюбовала чайник. ящерица что-то стругает у себя на кровати под потолком. остальных не видно. в груди отдается резкое желание найти седого. только где ж его искать? — эй, хладнокровное, — цепляюсь руками за прутья гнезда ящерицы, легко подтягиваюсь, — седого не видел?и правда гнездо. одеяло свернуто коконом, на матрасе куча веток и опилок. грязь, пыль, мерзкий запах. как у крыс, в самом деле.— понятия не имею, — отвлекается от деревянной головешки, неизвестно где надыбанной. в руке, пораженной болезнью, из-за которой кожа будто покрыта чешуей, недобро поблескивает перочинный ножик. скорее всего острый, как и всегда, — я вообще тут занят, так что если ты не возражаешь, — устрашающее. только кого ты этим пугать собрался? меня? очаровательно.спрыгиваю на пол, салютую ящерице, и выхожу назад в коридор. там же сталкиваюсь с сестрицей. взгляд цепляется за цветастую юбку, комично смотрящуюся на прямоугольном теле, да ещё и в сочетании с грязной футболкой и косухой.— процесс самопринятия? — интересуюсь вполне искренне. сестренка до этого женскую одежду не надевала. — типа того, — жмет плечами, а за солнцезащитными очками мелькает смущение.— неплохо, — если ей так комфортно, то пускай. кто я такой, чтобы лезть в чужой гардероб. сам вон хожу как бомж, — седого не видела? — да где там, — отмахивается, — к утру разбудил, пытался сам на коляску залезть. и хорошо я чутко сплю, так бы всю стаю перебудил.— и что? — напрягаюсь.— ну уехал куда-то, сказал гулять. больше за сегодня не видела.плохо. очень, блять, плохо.— спасибо, сис, — бросаю уже через плечо. звук дождя теперь слишком отчетливо слышен.--=--— совсем дурак? как и ожидалось. внизу у ступенек. голова запрокинута, лицо подставлено под природный душ. седой и так выглядит как собака побитая, а теперь он ещё и мокрый, в липнувшей к ненормально худому телу футболке и с воспалившимися ранами на лице.— они болели, — голос сиплый, тихий, почти не слышный в шуме дождя.— да плевал я, — выхожу из-под козырька. мгновенно промокаю насквозь. отвратительно. ненавижу воду. коляска, кажется, весит даже больше, чем седой. хватаю её за подлокотники и втаскиваю под крышу, игнорируя пандус. так просто быстрее. седой пытается отбиться от моей благодетельности, но я игнорирую слабые удары. ставлю коляску, опускаюсь на колено, всматриваюсь в чужое лицо. это проблематично, потому что седой отворачивается и пытается закрыть лицо руками. мягко перехватываю их, отвожу. — посмотри на меня, — ласково, как с маленьким ребенком. но сейчас с седым только так и можно.смотрит в сторону, но всё-таки поворачивается после недолгого сопротивления. да, раны воспалены, причем серьёзно. глаз почти не видно, губы искусаны в кровь. на шее раны от ногтей, а самый пиздец на лбу, но его прикрывают серые волосы.— расчесал?нервный кивок.— они зудели. а потом начали болеть. а тут дождь, и..— и ты решил выйти под дождь, вместо того чтобы воспользоваться умывальником?— это.. другое.ну конечно. у седого всё другое.— выглядишь как собака побитая, — невпопад озвучиваю ранние мысли.меня смеряют обиженным взглядом. это даже приятно. не злость, не призрение, а именно обида. стыдная эмоция, которую в другой раз седой ни за что не покажет. но сейчас она здесь. и это льстит. поддаюсь внезапной мысли, оглаживаю осунутое лицо, беру в ладони. приподнимаюсь и целую по очереди в веки — правое и левое. немного медлю, но сопротивления нет, поэтому убираю мокрые волосы и целую ещё и в лоб.седой морщится и возмущается:— хватит меня слюнявить, — но звучит ни разу не убедительно.— ты дурак. и возражения не принимаются, — встаю, обхожу коляску, — пошли, обработаем тебе морду, может хоть на человека станешь похож.--=--комната встречает нас криками. кровавая мэри с шрамом ополчились на ворона, но если шрам просто что-то зло бубнит, прыгая с интонации на интонацию, то мэри находится в шаге от того, чтобы прирезать ворона ножом ящерицы, ибо все ножи, принадлежавшие ей, мы отобрали во имя всеобщей безопасности. тот самый последний шаг ей не дает сделать маг, крепко удерживающий мэри обеими руками: и здоровой, и протезированной. пятно безучастно сидит на подоконнике, ящерица что-то кричит кровавой по поводу ножа, рогатая испуганно смотрит на всё это, обнимая за ноги ворона, который на том же месте на кровати, только теперь стоит и тоже кричит на мэри, но по другому поводу. поводом этим очевидно была сестрица, сидевшая на кровати, чуть ли не плача.значит дело в той несчастной юбке. значит я сейчас присоединюсь к кровавой с попытками убить ворона к чёртовой матери. и ведь не в первый раз уже. меня останавливает седой, заранее понимая мои намеренья.— оставь. сейчас разберемся.вкатывается в комнату, останавливаясь прямо перед кровавой. все, кроме нее затихают. даже ворон переводит взгляд с непосредственной угрозы на лидера. от мысли о том, что пару минут назад этот лидер сидел под проливным дождем, был эмоционально открыт, как шестилетний ребенок и беззвучно плакал, просто из-за того что физически больно, хочется то ли смеяться, то ли пореветь с седым на пару.в конце концов и мэри понимает, что что-то не так.— ну и какого черта тут происходит? — ащ, вот теперь он злится. вот теперь его действительно стоит бояться. при всей худобе и болезненности, седой может легко дать фору любому (ну почти любому) ходячему. даже мне. знаю по личному опыту.— да это он! — кровавая визжит, махая рукой на ворона, — он, он!. — задыхается от возмущения.— мэри, дорогая, успокойся, — сестрица подает голос, — не нужно таких жертв, правда. всё нормально.но от этого кровавая распаляется только сильнее. снова начинает что-то тараторить, пуская в ход все возможные ругательства, ворон оскорбленно гаркает в ответ, пятно начинает монолог о том какие мы все тупые и как его бесим, маг пытается объяснить ситуацию седому. комнату снова наполняет шум.только седой набирает воздух в грудь, в плаче, нет, в истерике, в истошном крике заходится рогатая. все мгновенно замолкают. ну кроме рогатой, которая с каждой секундой плачет громче и громче. первым реагирует ворон. садится обратно и обнимает ногами, притягивая к груди. подрываются кровавая, сестрица и маг. — девочка, не плачь, всё хорошо.— ну-ну, маленькая леди, успокойтесь, пожалуйста, — маг пытается погладить рогатую протезом, но та только пуще пугается.— не плачь, рожик, я их всех порежу за тебя.— вы мне сестру напугали, твари толерантные, — шипит на них всех ворон.— ты сам отлично с этим справился.следующие пятнадцать минут проходят в попытках всей стаей успокоить рогатую. подтягивается даже пятно, и они вместе с магом втолковывают рогатой что-то про справедливость и право выбора. ещё бы она что-то понимала.позже ящерица меня просветил, будто и так нельзя было догадаться:— ну ты как ушел, почти сразу пришла сестрица. в этой юбке. мы то ничего, нам норм, а ворон сказанул что-то про то, что ?ещё с пидором он в одной спальне не ночевал? и понеслось. ворона хотелось придушить. сначала мисгендерил сестрицу, так теперь ещё и это. мало ей того, что сюда запихнули из-за непринятия. и почему седой терпит? ведь специально выбирал, даже со мной, как с доверенным лицом посоветовался по поводу клички.--=--— он привыкнет, — способность седого отвечать на ещё не озвученные вопросы иногда выводит из себя. — с чего ты взял?— вы все по началу привыкали, — жмет плечами, — не понимали, что можно говорить, а что лучше оставлять при себе. ворон видимо тоже пока не понимает.— хочешь сказать, тебе нормально?седой устало вздыхает и смотрит как на идиота.— где, блять, ты взял что мне нормально? меня его рожа тоже бесит, возможно хлеще чем тебя. но если он не приживется в нашей группе, то не приживется ни в одной. — с крысами ему будет прекрасно.— а рогатой? думаешь ей нормально с крысами будет? или надеешься с нами оставить? так она истерить без брата хлеще того будет, — седой, не прерывая речи, нехотя подставляется мне под руки, когда я открываю крем, — да и тем более у них антисанитария полнейшая, а ворон мизофоб.— его проблемы, — но остальные аргументы весомые. скашиваю глаза на кровать ворона. так и сидит, обнимая рогатую ногами, что-то успокаивающее шепча. девочка ещё не спит, но находится в полудреме, доверительно растекаясь по брату.картина наимилейшая. если не знать некоторые факты. например, почему от ворона воняет кровью. или почему рядом с ним горбач — защитник животных из четвертой, приобретает максимально скорбный вид. или отчего рогатая, милейшее существо на планете, стала неразумной и почему время от времени в своих приступах шарахается от ворона, любимого братика, как от огня. — оставь, — опять подает голос седой.оставлю. если ты так говоришь, оставлю.за нами наблюдают. не пялятся, конечно, но время от времени поглядывают. седой нелюдим, не любит, когда его трогают или заговаривают. но мне можно. в наглую обнимать, отпускать разной степени испорченности шуточки, мазать разодранные шрамы. целовать. нет, последнее не на людях точно. не потому, что тайна, просто самому не хочется. все и так знают, что мой, зачем лишний раз что-то доказывать. это же седой. вожак, нагоняющий на состайников (и не только) праведный страх, но при этом всё ещё ребенок. хрупкий и нежный, если правильно обращаться. и незачем другим это знать или видеть.заканчиваю процедуру. в момент, когда затылок перестает чувствовать чужие взгляды мягко целую вожака в уголок потрескавшихся губ. даже поцелуем не назовешь, так, легкое касание. седой розовеет. но мы сидим на его кровати, в углу, в темноте. никто не замечает.