Глава 13 "Выбор Нерданель" (1/1)

Обратная дорога, как ни странно, пролетела так же незаметно. Может быть, потому что я боялась возвращения? Нет, не отцовских выступлений, не маминых слез, а решения, страшного решения: кто отправится с Феанаро в изгнание. Впереди ехали дедушка с отцом, о чем-то переговариваясь вполголоса, потом — я на своей Синде, следом — какая-то часть дедушкиной свиты, приглашенная на суд. Сзади разговоры были куда громче, чем впереди меня, но сейчас это не имело значения — пусть обсуждают, пусть лопочут, пусть судят, сейчас все это уже не важно, уже все они высказались на суде.Показалась высокая Башня Ингвэ — опознавательный знак, первое, что выделялось на фоне зеленых холмов, лесов и окраинных домиков. Переправившись через речку, мы оказались у главных ворот: не подобает королю с наследным принцем въезжать через черный ход. Хотя сейчас я бы с удовольствием пробралась в город именно там: толпа гогочущих эльфов встретила нас при въезде. Многие то ли из вежливости, то ли из страха, видя хмурое лицо правителя, боялись спрашивать, но эти глаза, обращенные со всех сторон, с такой надеждой, с таким любопытством выпрашивали ответ, что никаких слов и даже осанвэ было не нужно. Феанаро решил не заставлять никого ждать. Он, так и не спешившись, обратился ко всем собравшимся:— Нолдор, свободные нолдор! Валар обвиняют меня во всех бедах Амана, им не по нраву, что я имею думающую голову на плечах. И, дабы я не вселил Мысль в подвластных им эльфов, они решили отправить меня подальше, чтобы я не смог говорить правду громко и открыто. Но вы, вы хотите снова остаться без истины? Хотите, чтобы вами играли как куклами?Ответом ему был громкий гул. Однако не все поддержали его: кто-то просто покачал головой и ушел, кто-то попытался переубедить рядом стоящих. Чтобы среди народа вновь не поднялось волнение (нолдор все до одного гордые, попробуй скажи им, что они неправы), Финвэ громогласно призвал всех к спокойствию и приказал расходиться.В поднявшейся суматохе я не заметила, как сыны Феанаро на своих конях пробились к нам и встали рядом. Только повернув голову и встретив такой же как у меня растерянный взгляд Кано, я поняла, что братья уже тут. Но вдруг испугалась, что они сейчас все как один скажут: ?Мы с тобой отец!? Однако пока я слышала только недовольное бурчание и возмущенные возгласы. Тьелькормо возмущался больше всех, как обычно… Меня опять кольнуло в сердце. Только на этот раз не обида, а страх, страх, что он уедет с отцом, а когда вернется, мы уже будем совсем чужими. Наши отношения едва ли можно назвать хорошими, но… На кого же я буду кричать и с кем я буду смеяться, с кем ссориться и мириться? Я перевела взгляд правее и увидела угрюмо смотрящего в сторону главных ворот (следовательно, в сторону Валмара) Морьо. А без него что я буду делать? Чье еще ворчание я буду слушать, кто будет надо мной шутить, кого я буду пугать ?уборкой? в комнате? Нельо, Кано, Курво и проказники Амбаруссар… А если вы все уедете, значит, мы можем расстаться на целых двенадцать лет?— Не вешай нос, отец пошумит и успокоится, как раз до дома доберемся, там все и решим, — шепнул мне на ухо Макалаурэ, заметив мой понурый вид.От его слов мне почему-то сразу стало легче и спокойнее. Наверное, потому что я почувствовала: хотя сейчас и балрог знает что творится, но я со своими проблемами и страхами не останусь одна, мне обязательно кто-то поможет. Я улыбнулась и кивнула, тут же заработав неоднозначный взгляд Тьелькормо. ?Пусть думает, что хочет, мне все равно?, — я попыталась обмануть себя и отогнала мысль о нашей размолвке как можно дальше: сейчас есть дела и поважнее.На пороге дома нас не встретила Нерданель. Где же она, почему не встречает мужа после суда? Удивленно озираясь по сторонам, я заметила, как между деревьями мелькнула рыжая голова, и вскоре мать предстала перед нами. Она, стараясь не выдать своего волнения и смущения, вышла в калитку и сразу же бросила выжидающий взгляд на отца. Я была уверена, что они только что обменялись осанвэ, судя по тому, как оба родителя нахмурились.— Мам, а где ты была? — удивленно спросил Тэльво, спрыгивая с коня и махом руки направляя того в конюшню (у рыжика был чудный конь, который понимал все движения хозяина и никогда не ослушивался ?приказа?).— У госпожи Индис, — чуть напряженно ответила мать.— У Индис? — прорычал Пламенный Дух, невзлюбивший свою мачеху с самого дня ее свадьбы с Финвэ. — В такой день ты сидишь у Индис?— Феанаро, пойдем внутрь, незачем кричать на улице, — спокойно ответила Нерданель.Возможно, отец расценил это как ?мной командует жена?, но промолчал, недобро сверкнув глазами. Уж лучше бы мама не говорила, придумала бы что-нибудь, но нет: ?врать же не хорошо?. Следом за родителями в дом поплелись дети, хотя едва ли можно было назвать детьми семь взрослых юношей, по виду не сильно младше самого отца, и меня, тоже уже внешне взрослую девушку. Хотя нет, себя я все еще если и не считала ребенком, то особенно выросшей тоже не чувствовала.У нас в семье принято было решать вопросы сидя, главным образом потому, что отец и многие из его сыновей имели привычку громко говорить, отчаянно жестикулировать, начинать споры, в моем детстве часто перераставшие в ?схватки?. И, чтобы хоть немного умерить их пыл, мама также с детства приучала нас сначала присесть, а потом уже обсуждать возникший вопрос. ?Если эти словесные извержения прервать невозможно, то пусть уж лучше сидят по разным концам комнаты, так хотя бы телесных повреждений друг другу не нанесут?, — думала Нерданель, тяжело вздыхая и благополучно не зная о массе драк и заварушек между ее детьми, произошедших после и рассуженных самими детьми. Годы шли, а братья не умнели, а порядок оставался все тот же. Под строгим взглядом матери мы прошествовали в гостиную и расселись по креслам и диванчикам. Я примостилась на широком подлокотнике кресла Кано: ни с одним из вспыльчивых братьев, а тем более с отцом я сидеть не хотела. На маму выбор не пал потому, что я, подобно отцу и некоторым братьям, сейчас винила ее в чрезмерной дружбе с Индис. ?Этой Индис?, как говорил папа. Все детство я слышала от отца одно, от матери — совершенно другое. Такое же разделение было и в отношениях к новой жене дедушки: мама пыталась убедить меня в том, что ничего плохого от этого союза не произошло, наоборот, у меня появились любимые мной кузены и кузины; папа же не мог примириться с мыслью о том, что теперь место его матери-королевы заняла другая, да еще и из ваньяр! И я была на стороне Феанаро: во-первых, не любить кого-то проще, чем стараться подружиться, а во-вторых, все до одного братья, даже Майтимо и Макалаурэ, сходились в неприязни к ней. Мать почувствовала, что на нее все глядят осуждающе. Чтобы неприятное молчание не затягивалось, она приступила к расспросам.Сначала издалека: про дорогу, про суд, про то, что мы говорили. Когда наконец добрались до главного — изгнания на двенадцать лет, Нерданель поразилась неумолимости Намо, но промолчала, не желая подливать масла в костер, в котором сейчас так стремительно сгорали последние любовь и уважение Феанаро к Валар.Нерданель со страхом и тоской подумала о том, что ей придется оставить, кого ей придется оставить здесь, в Тирионе, чтобы позорно отправиться в изгнание неведомо куда. Всю жизнь она провела в белокаменном городе и его окрестностях. У нее не было той тяги к путешествиям и приключениям, что у ее мужа. Ее странствия ограничивались поездками в Валмар, иногда в Альквалондэ. Так почему же сейчас она должна бросить места, любимые всей душой, друзей, отца? Нечестно, несправедливо!.. Только ради детей, только ради него… Ради него? Она сама уже не была уверена в этом. Слишком тяжело ей обходится жизнь с ним.Но, возможно, без него будет еще хуже?Семья все равно прежней не станет, но так делить их… Возможно, это и к лучшему. Наверное, не зачем обрекать себя на неизвестность, когда можно остаться. Только бы он детей не потащил с собой!— Отец поедет с нами, — сказал Феанаро. — И братья наконец-то добьются своего: будут управлять городом.— Ради Эру! Ты только что поплатился за такие слова двенадцатью годами ссылки, неужели это не научило тебя ничему? — от переживаемых чувств мама уже не думала, как следует сейчас разговаривать со вспыльчивым Куруфинвэ.Впрочем, сам Феанаро тоже сейчас был слишком поглощен вставшей проблемой, чтобы цепляться к словам. Он, казалось, даже не услышал жены, сидя нахмурив брови и сосредоточенно обдумывая что-то.— Нет, нельзя допустить, чтобы они безраздельно правили… Захватили власть… Я не могу остаться или убедить отца не уезжать, — вполголоса бормотал Пламенный Дух, — иначе никак… — словно придя к какому-то выводу, он замолчал, поднял глаза на Нерданель. Сколько она увидела в его взгляде, сколько поняла без слов! В один короткий миг все стало ясно.Стало ясно им, но не нам, поэтому отец все же озвучил для нас свое решение:— Мама с нами не едет.Эти слова прогремели как гром среди ясного неба. Уже второй гром за сегодня, только первый приговор озвучил Владыка Судеб, а второй — мой собственный отец.— Как не едет? Почему? — случайно озвучила я свои и не только свои мысли в наступившей тишине.— Кто-то из нашей семьи должен оставаться в нашем городе, — ответ Феанаро ничего не прояснил— только вызвал еще большее недоумение.— О чем ты говоришь? — воскликнул Тэльво.Остальные молчали: Майтимо хмурился и переводил взгляд с отца на мать; Курво делал тоже самое, сидя с недовольно скрещенными на груди руками; Кано рассеянно хлопал глазами; Турко и Морьо только переглянулись между собой; а Амбаруссар были в полном замешательстве.— Мы не можем позволить Второму и Третьему дому полностью узурпировать трон, пусть мать от лица Первого дома будет ?помогать? им править, — Феанаро встал и направился к выходу из комнаты. — Это даже хорошо, что ты дружишь с Индис, она же их мать, будет влиять на них. Да и гнев валар не навлекай на себя… — почти бессвязно сказал он уже в самых дверях.— Кого… Кого ты возьмешь с собой, — окликнула его мать прерывающимся голосом, но смотря твердо и решительно.— Никого насильно с собой не погоню, — отвечал папа с какой-то кислой усмешкой, — но со мной могут отправиться все желающие.И он вышел. Мама немного подождала и тоже ушла. Я подумала, что они сейчас должны пойти куда-нибудь и поговорить без свидетелей. Я не верила, что настоящая причина в том, что папа сильно надеется на мамино вмешательство в государственные дела, во всяком случае, она не единственная. Но объяснять нам никто ничего не стал, поэтому я пришла к выводу, что им просто уже невозможно после всего жить вместе, что у них разные мысли о Валар, о мире, об истинных ценностях. Но раньше же им не мешала их непохожесть! Неужели они готовы расстаться из-за того, что в последнее время не могут найти общий язык? В глубине души я понимала, что они уже давно отдалились друг от друга и что им, может быть, будет лучше друг от друга отдохнуть, но принять это было нелегко.Вопрос решился совершенно непредсказуемо. Несмотря на то, что отношения родителей давно стали сложными, я не думала, что они будут готовы просто расстаться на двенадцать лет. Кажется, всего двенадцать лет — пустяк для бессмертного эльфа, но проживать каждый день вдали от любимых, утешаясь дружбой с теми, кого эти любимые презирали… Я не была готова к такому повороту событий, пожалуй, слишком много важного произошло сегодня.— И нам пора решать, — после паузы сказал Нельо, видя, что некоторые, как и я, совсем потерялись.— Майтимо, как же это решать? — тихо спросил Питьо.— Кто уедет с отцом, а кто останется с матерью, — не желая понимать истинный смысл вопроса, ответил старший.— Дай время, — почти отчаянно попросила я.— Сколько? Наверняка отец захочет уехать как можно скорее: не сегодня, так завтра, решай до вечера, больше дать не могу.— А ты-то уже решил для себя?— Я? Я тоже подумаю еще, — уклончиво ответил рыжий, оглядывая своих младших.Решив не тратить отведенное время попусту, я поднялась к себе в комнату, желая все обдумать в тишине. И хотя в душе я понимала, что мое решение будет зависеть от решения братьев, я хотела хоть немного поразмыслить над самим положением, незавидном, как ни посмотри: бросить либо мать, либо отца. Если искать плюсы и минусы, то однозначно перевешивало остаться дома, с мамой, с Артанис, с кузенами, с Илитаром. Я совсем забыла про Илитара!.. Но с другой стороны, если некоторые из братьев отправятся с отцом… Мои мысли все время возвращались к расставанию с членами семьи, искать положительные стороны в том или другом варианте становилось все сложнее, и получался замкнутый круг. Время почти вышло, я то твердо решала одно, то передумывала и выбирала другое, но только затем, чтобы снова изменить решение. Только я хотела посоветоваться с остальными, как раздался стук в дверь.— Входите, — отозвалась я не глядя.Дверь открылась, начала закрываться, но не закрылась. Я терпеть не могла, когда дверь оставалась полуоткрытой: либо закрывайте до конца, либо пусть настежь распахнута будет! Из-за этого неприятного обстоятельства я обернулась ко входу и взглядом наткнулась на Тьелькормо. Тот стоял на пороге и как-то виновато смотрел на меня. Он молчал, молчала и я.— Что с рукой? — сказал он, чтобы как-то начать разговор, кивнув на мою перевязанную кисть. От нервов я постоянно теребила бинт, но до этого момента даже не понимала, что он до сих пор на руке. ?Вот позор! Неужели я с этой тряпкой была и на суде перед Валар и толпой?..?— Это? А, ничего, — я быстро размотала бинт: царапина, заработанная мною вчера, полностью зажила. — Ты что пришел-то? — спросила я, вспомнив, что не лажу с ним.— Да вот пришел это… ну, в общем, мириться, — как-то сконфуженно пробубнил Турко.— Тьелькормо, ты ли это? Что на тебя нашло? — я удивилась поведению брата.— Да просто сейчас не до мелких ссор, и так нашей семье досталось… Ну так что, мир? — он быстро раздражился тем, что я еще успела удивиться.— Мир, мир, — я усмехнулась нетерпеливости сына Феанаро. — А что вы решили насчет… отъезда? — я замялась на главном вопросе.— Ах да, еще я пришел сказать, что мы единогласно решили поехать с отцом, — просто, без колебаний объявил он мне.Я никак не ожидала, что все до одного предпочтут изгнание в компании папы, поэтому просто молча переваривала ошеломившую меня информацию. Турко уже развернулся и собирался выходить, но замер на секунду и кинул через плечо:— А ты, разумеется, поедешь с нами? — это был даже не вопрос, словно маленькое уточнение уже решенного дела.Меня так разозлила его уверенность в моем выборе, что я вспыхнула и хотела только ему назло остаться. Однако попытавшись еще подумать, я отказалась от этого бесполезного занятия: слова брата для меня уже все определили, и, как ни жаль мне было оставлять маму одну, я, разумеется, решила отправиться с ними.Позже, когда родители вернулись, мы доложили о своем решении. Я боялась поднимать глаза на мать: чувствовала, что все равно ужасно виновата, и этому не может быть оправданий. И действительно, стоило Майтимо нетвердым голосом сообщить о нашем выборе, как тяжелый вздох сорвался с губ Нерданель. Она была так поражена, что не смогла скрыть своего изумления и горя. Конечно, через несколько мгновений она частично подавила в себе внешние признаки боли, но каждый все равно знал и отчасти понимал, что она чувствует.Для матери это был сильный удар, зато для отца — праздник. И как Нерданель не удержала горестного вздоха, так Феанаро не смог скрыть радостной, гордой, победоносной улыбки. Хотя из сочувствия к жене он попытался не показывать свою радость, она сквозила если не в выражении лица, так в веселом блеске глаз и легкости движений. Он тут же начал обдумывать сам поход и детали. Решено было ехать послезавтра рано утром. Отец, правда, желал покинуть город скорее и уехать завтра с утра, но даже у него остались некоторые дела, требующие завершения, не говоря уж про короля, которому надо было закончить, пусть и временно, правление народом, к тому же надо было собрать тех, кто готов был уехать с Финвэ и Феанаро… У нас тоже было то, что мы не могли просто так бросить. Спать я ушла с невеселыми мыслями о том, что завтра предстоит со всеми прощаться. Но кроме этой грусти грядущего расставания с близкими и домом, было еще одно чувство, которое я упорно не желала признавать, — радость. Радость, что все братья останутся со мной, с этим приходило еще и какое-то чувство защищенности. Хотя я и понимала, что сейчас я должна только скорбеть и плакать, я не могла не чувствовать, что у меня словно гора с плеч свалилась, и от этого я сама себе становилась противна. ?Наверное, я плохая дочь, плохая подруга, но я ничего не могу с этим поделать?, — успокаивала себя я, ссылаясь на унаследованную часть ужасного характера отца, хотя в глубине души вовсе не считала себя плохой, только виноватой по отношению к маме.Ко мне еще не пришло осознание того, что моя жизнь круто меняется. Оно не пришло и на следующий день, когда Артанис всхлипывала на моем плече, когда Илитар смотрел на меня совершенно потерянным взглядом, не в силах ничего сказать, когда Финдекано пришел прощаться с нами и как-то грустно или даже сочувственно на меня взглянул, потрепав по голове, когда, встречаясь с кузенами, я слышала слова напутствия, прощания, пожелания удачи, когда Ириссэ, с которой у нас были прохладные отношения, сказала, что ей будет не хватать не только Турко и Хуана, но и меня и нашего ?соперничества?, когда дедушка Махтан неумело обнял меня на прощание, и даже когда мы с мамой сидели, не в силах сдерживать слезы, в ее комнате, и она наставляла меня на будущую жизнь, лишенную ее постоянной заботы. Я поняла, что моя жизнь уже никогда не будет такой как прежде, только когда мы выехали из города, верхом, нагруженные тюками (отец категорически не хотел брать с собой обозы, чтобы не задерживаться в пути и чтобы нолдор видели с городских стен не медленно ползущую вереницу позорно удаляющихся изгнанников, а своих гордых и свободных правителей, стремительно мчащихся в дикие необжитые земли, не боящихся никого и ничего). Только тогда я осознала, что начинается совсем другая жизнь, и снова, несмотря на горечь расставания, я не была сильно удручена ожиданием нового, неизвестного, загадочного, возможно, страшного, но, несомненно, интересного.