1 часть (1/1)

открой настежь в доме все окна,не дай себе в одиночестве сдохнуть,ищи меня на улицах темных,ищи меня, если просто вспомнишь....опять сон с тобой оставил след,прости, я забыл, что тебя нет. а может тебе остаться со мной?и, может, тогда мы вернемся домой?холодную ночь приносит закат,я буду ждать там, где был тебе рад. ssshhhiiittt! – тебя нетДекабрь. Реальность утруждает. Джэхен сидит на лавочке во дворе, широко расставив ноги, и чего-то ждет. Осторожно тянет замок на молнии своего пуховика, пытаясь еще больше спрятаться от ледяного зимнего ветра. Улицу совсем немного припорошило снегом, отчего даже внезапно появляется праздничное настроение, а после пропадает сразу же, стоит лишь чуть лучше рассмотреть пейзаж вокруг. Однообразие домов и оранжевых огней ламп в них, одинокая детская площадка и пробегающая мимо бездомная собака. Серость, одним словом. Джэхен приподнимает голову, уставляясь в небо, и пускает ртом клубья пара, которые мгновенно растворяются в холодном воздухе. Всего час назад он ушел со встречи с ребятами из университета. Они вместе выпивали, бурно говорили на самые разные темы, обменивались крепкими объятиями, играли на гитаре и подпевали знакомым мелодиям – занимались тем, чем обычно свойственно заниматься друзьям. И Джэхен правда считал их друзьями. До недавнего времени. Сейчас же с каждым днем они все больше отдалялись от Джэхена. Нет, не так. Это Джэхен все больше отдалялся от них. Их посиделки были ровно такими же, как и год, и два назад. Только отношение к ним изменилось. Раньше было куда проще, ведь дружба соизмерялась уровнем комфорта друг с другом: если тебе хорошо рядом с ними, этого было более чем достаточно. Сейчас же Чон утопал в подозрениях и сомнениях. Все сразу стали лжецами, что втайне его ненавидят. Его компания им скучна, он надоедливый и слишком пессимистичный, узколобый и недостаточно разносторонний, постоянно зацикливается на какой-то одной интересной лишь ему теме и не может поговорить о чем-то другом, а даже если и начинает, то обязательно вернется туда, с чего и начинал. Он чувствует себя обузой, тем самым слабым звеном, которое просто терпят по старой дружбе, и избавиться от которого хотят, но не делают этого лишь из жалости к его хрупкой натуре. Он не знает, ради чего живет. Ему кажется, что человечество достигло высшей точки своего существования, и двинуться дальше оно, конечно же, может, но для этого нужны блистательные умы, отважные герои либо же превосходные лидеры, а Джэхен не являлся ничем из этого. Он никак не поможет миру, не принесет ему пользы, не вдохновит и не подарит частичку прекрасного. Он просто существует, тонет в своих никому не интересных помыслах и теряет свое истинное обличие, превращаясь в ничто. Подъезд. Лестница. Девятый этаж. Звон ключей в руках. Скрип двери. Коридор. Кухня. Джэхен раскачивается на стареньком деревянном стуле, опираясь лишь на край стола носком левой ноги. Напротив остывают чай и наспех приготовленная яичница, но он не спешит ужинать. В руках телефон, вибрирует от нескончаемого потока сообщений в групповом чате. Стоило бы его замьютить. Он читает в пабликах статьи об искусстве, философских течениях и о прочем, о чем, как только прочтешь, пробегает мысль: "Надо бы запомнить и хвастнуть завтра перед одногруппниками", а буквально через десять минут все это забываешь, будто и не читал никогда. Все же ужинает и заваливается спать. ***– Настало время признаться, - Донхек держит короткую паузу для интриги. - Я шипперю Сейлор Нептун и Сейлор Уран.– Не ты один. Мы все, Хек, мы все, - отзывается Доен.– И даже Джэхен? Джэхен молчит. И только когда по его бедру похлопывают, он окликается: – А о чем вы говорили? Донхек кривится. – Да так, ни о чем уже. Чон уходит пораньше, ссылаясь на боли в голове. Лавочка. Снег. Подъезд. Лестница. Девятый этаж. Звон ключей в руках. Скрип двери. Коридор. Кухня. Остывший чай. Паблики. ***– Джэ, ты ходишь, я взял, - Доен укладывает веер в своих руках. Неосторожное движение рукой – и все карты Джэхена падают на его колени. – Твою мать, вся катка коту под хвост, - шипит Хек, со всей силой бросая свои карты на стол. - Минхен, перераздай. Они расходятся после восьми вечера. Лавочка. Снег. Подъезд. Лестница. Девятый этаж. Звон ключей в руках. Скрип двери. Коридор. Кухня. Остывший чай. Паблики. ***– Ну давай, давай, расскажи мне, что ты думаешь о политике центризма, - Енхо тычет ладонью в ребро иностранного студента Юту, который вообще хрен пойми как оказался в квартире Минхена.– Я не понимаю. Пожалуйста, повторите, - японец произносит зазубренные фразы из учебника по корейскому. Похоже на то, что свободно он не говорит. Лавочка. Снег. Подъезд. Лестница. Девятый этаж. Звон ключей в руках. Скрип двери. Коридор. Кухня. Остывший чай. Паблики. ***– Бро, ты как? - Минхен сразу же обрывает бренчание на гитаре. Джэхен сидит в самой глубине кровати с приоткрытым ртом, уставившись в одну точку. Когда же ловит на себе несколько обеспокоенных взглядов, оживает и, едва усмехнувшись уголком рта, умело съезжает: – Все в порядке. Задумался просто. А потом снова. Лавочка. Снег. Подъезд. Лестница. Девятый этаж. Звон ключей в руках. Скрип двери. Коридор. Кухня. Остывший чай. Паблики. ***Джэхен сам не понимает, как пришел к тому, что сейчас он, сидя в темноте, где единственным источником света является монитор компьютера, пытается отыскать способ расслабиться. Ему не хочется заниматься чем-то, как он считал, примитивным, вроде поиска хобби или овладения каким-либо навыком. По крайней мере, не для этого он весь вечер отчаянно исследует просторы даркнета. Все нравоучения учителей в старших классах по поводу того, какое наркотики зло, практически сходят на нет. Он пытается отыскать для себя что-то легкое, что-то такое, что не вызовет зависимости, а будет слегка будоражить его сознание лишь тогда, когда он сам этого захочет. Он не собирается жить от ломки до ломки, не ищет способа навсегда уйти в забвение и погрязнуть с головой в этом дерьме. Он всего-навсего хочет попробовать. От пары-тройки раз ведь ничего не будет, верно? Ссылка за ссылкой, сайт за сайтом, но Джэхен так и не может решиться. Каждый раз, когда он собирается сделать решающий – роковой – клик, рука его замирает, словно парализованная, и Чон сразу же возвращается на главную страницу браузера. Страх овладевает им. Он боится не столько последствий для своего здоровья, сколько банальной возможности быть пойманным на горячем. Вмиг появляется ощущение, что именно в эти минуты за ним одним следят все полицейские участки Сеула, которые так и ждут того, чтобы выехать в его квартиру. Но затем он успокаивает себя: сотни людей покупают наркоту каждый божий день, а арестовывают лишь некоторых, и в основном тех, кто продает. Он возвращается к делу, но история повторяется вновь. И вновь. И вновь... В какой-то момент Джэхен решает бросить к чертям эту глупую затею, закрывает браузер, выключает компьютер, и уже собирается пойти на кухню, чтобы заварить чай. Как вдруг телефон, что лежит на столе, загорается. user8543678_10: Ты случаем не из N университета? Аккаунт, с которого пришло сообщение, выглядел довольно-таки подозрительно: аватаркой служил простой черный экран, а номер телефона был скрыт. И стоило бы Джэхену отправить этого человека в черный список и забыть о нем, как о страшном сне. Он берет в руки телефон, недолго всматривается в сообщение, размышляя, что делать, но все же отваживается ответить: Jae: Да user8543678_10: Отлично user8543678_10: Что будешь? Jae: Ты о чем? Jae: Ты вообще кто? user8543678_10: Чел, не тупи user8543678_10: Ты ведь только что на сайте был В шоке округлив глаза, Джэхен сразу же нажимает кнопку "Заблокировать пользователя" и уходит ставить чайник. Мысли о загадочных сообщениях не покидают его ни весь оставшийся вечер, ни ночью, ни на следующий день. ***Они снова собрались в квартире у Минхена. – Так, - Енхо сидит с бумажкой на лбу, - Я политик?– Да, - отвечает Донхек.– Корейский?– Нет, - на сей раз голос подает Доен.– Американский что-ли?– Ну-у, почти, - снова Донхек.– Да какое почти?! - Минхен хватается за голову. - Ты его сейчас запутаешь!– Оно рядом со Штатами, значит, почти, - младший никак не унимается и бьет кулаком по своей ладони.– Южная Америка?– Нет.– Карибы?– Да!– Фидель Кастро?– Да, черт возьми! - Доен, довольный тем, что его персонажа угадали, улыбается и хлопает в ладоши то ли в качестве аплодисментов самому себе, то ли просто из радостей. В это время Джэхен, облокотившись о стену в туалете, вертит свой телефон в руках, где был открыт тот самый чат. Уже несколько дней он не дает ему покоя, и порой Чон ловил себя на мысли, что в тот вечер он упустил свой шанс. Если опустить тот момент, что этот человек каким-то образом вычислил Джэхена и нашел его номер в Какао практически сразу же, то в целом ситуация была довольно благоприятной. Тот сам ему написал и предложил товар. И почему-то этот парень (или эта девушка) внушал доверие... Ай, ладно, была не была. Jae: Привет Jae: Снова Ответ приходит моментально. user8543678_10: Долго же ты думал лол user8543678_10: Я так понимаю, впервые этим промышляешь Jae: Да... user8543678_10: А ты разбираешься? Jae: Не особо Jae: Ты не пойми неправильно, я не хочу чего-то тяжелого user8543678_10: Понял user8543678_10: Что-нибудь попроще? Jae: Ага user8543678_10: Окей. Тогда давай завтра в 12 около главного корпуса user8543678_10: Идет? Jae: Идет user8543678_10: Я тебе чуть позже скину, сколько это будет стоить Jae: Договорились ***На часах 12:18. Опаздывает, чертила. Холод собачий. Джэхен, как они и договаривались, стоит прямо слева от лестницы главного корпуса. На плече висит барсетка с несчастной тетрадкой, ручкой и необходимой суммой внутри. В отличие от многих студентов, у него не было проблем с финансами: родители регулярно присылали ему денежку на съем квартиры, еду и прочее. Тем не менее, он уже морально подготавливался к тому, что потратиться придется прилично. Но удовольствие это, как ни странно, вышло куда дешевле, чем Чон себе представлял. Из здания выходит кучка студентов, и Джэхен пытается увидеть среди них того самого паренька, с внешностью которого он, впрочем, даже не был хотя бы приблизительно знаком. Те проходят мимо и даже не смотрят в его сторону. Сколько можно ждать?! На улице мороз, от него у Чона горят ладони, и он усердно потирает их друг о друга, греет своим же дыханием и в мыслях уже проклинает этого засранца, который посмел задержаться уже на целых двадцать минут. Половина первого, а на горизонте все еще никого. Терпение у Джэхена, похоже, вот-вот лопнет. Он берет телефон и отправляет предупредительное сообщение: Jae: Еще пять минут – и я ухожу Галочка и надпись "Прочитано" – ответа же не поступает. – Да и пошел ты. Джэхен фыркает, и, спрятав телефон в карман, разворачивается и спускается вниз по улице, чтобы зайти в своею любимую кафешку на пересечении с большим проспектом. И успевает пройти возле остановки, как тут: – Джэ! Он останавливается и видит перед собой низкорослого парня в одном лишь худи. На голову у того был наброшен капюшон, а лицо закрывала маска, отчего единственное, что можно было рассмотреть в нем – узенькие, словно лисьи, глаза. Схватившись за собственные колени, тот наклоняется вперед и пытается отдышаться. Явно спешил. – Сорян, что не пришел вовремя, - парень сбрасывает с плеча рюкзак и резко открывает его. - Сам понимаешь, пробки, все дела. Он роется в нем некоторое время, прежде чем достает... Какое-то прямоугольное нечто. – На, чехольчик, как ты и заказывал, - смеется, после чего протягивает Джэхену упаковку.– Ты прикалываешься?! Парень смотрит на Чона удивленно, с полным непониманием претензий к нему. Продолжает гнуть свою линию: – Дизайн выбирал на свой вкус. Если тебе такой зайдет, пиши, если нет, то тоже пиши, я тебе еще чего-нибудь подгоню. У меня много разного. После чего он протягивает руку, мол, давай деньги. Джэхен недоверчиво рассматривает красный кейс для телефона. Он находился в пакетике, что с одной стороны был прозрачным, а с другой же – полностью белым. И именно с нее он нащупывает что-то круглое. Только тогда достает купюры и протягивает дилеру. Парень их почти что выхватывает, быстренько пересчитывает, после чего, убедившись, что все в порядке, говорит: – Ла-а-адно, я пошел. Ты только не перебарщивай там, окей? Ты мне живым еще нужен. Бывай! С этими словами он запрыгивает в один из автобусов и исчезает среди десятков голов. Проводив его взглядом, Джэхен опускает взгляд на чехол и понимает, что он как раз под его модель телефона. Даркнет – страшная штука. ***В ногах – плед, вдалеке – компьютер с включенным плейлистом из любимых песен. Будто ритуал совершает, честное слово. Джэхен сидит на кровати по-турецки, крепко сжимая в руках одну из трех таблеток, что продал ему тот парниша. Внешне она ничем не отличалась от всего фармацевтического разнообразия, и неопытный глаз типа джэхенова с легкостью мог спутать ее и, к примеру, какую-нибудь пастилку от болей в горле. Сразу закрадывается мысль о том, а не обманул ли случаем полторашка, подсунув что-то в этом роде. Как бы там ни было, единственный способ узнать это – попробовать самостоятельно. Он не знает, как делать это правильно. Прижав ладонь с таблеткой к открытому рту, закидывает голову назад и проглатывает все сразу же, словно горькое лекарство. Не успевает ощутить ее вкус, лишь то, как она, широкая и плоская, на мгновение застряет в глотке, а затем все же проскальзывает и растворяется где-то там, внизу. Поначалу кажется, что коротышка действительно продал ему самое дешевое, что только смог отыскать в аптеке. Он думал, что все будет так, как это происходило в фильмах: стоит сделать глоток – и зрачки сразу же расширятся, дыхание в какой-то момент оборвется, а эйфория наступит. Но вокруг все так же темно и обыденно, светится экран компьютера, на котором быстро сменяются кадры из клипа, в противоположном углу комнаты стоит ночник, на подоконнике грустит одинокий фикус. Ну и дурак же ты, Джэ. Тебя просто обвели вокруг пальца, словно ребенка. Он недовольно цокает, поражаясь собственной глупости, встает с кровати и уходит на кухню, чтобы перекусить. Дергает за ручку холодильника и достает бутылку клубничного йогурта. И в этот момент в голове что-то щелкает. ***Резкий порыв рвоты заставляет Джэхена проснуться около семи утра. Предупредительно прикрыв рот обеими руками, он соскакивает с дивана – на котором, кстати, черт пойми, как оказался – и бежит в ванную, где крышка унитаза уже вскинута кверху. Как только все, что Чон ел в последние дня два, выходит наружу, он падает на пол и пытается откашляться. Неприятное послевкусие все еще остается на его языке, живот скручивает от голода. Он смотрит на свое неясное отражение в плитке и видит, что лицо его бледнее обычного, глаза опухли, превратившись в узенькие щелочки, а синяки под ними проявились чуть сильнее. Никогда, похоже, он не чувствовал себя так ужасно... Когда же Джэхен все-таки кое-как приходит в себя, он встает и, потирая лицо ладонями, прохаживается по квартире. И понимает, что за ночь успел натворить дел. По всему коридору – высохшие следы от грязного снега, мокрые ботинки валяются у порога в гостиной, пуховик – под кухонным столом, а шапка с перчатками в свою очередь находились там же, где Джэхен их и оставил вчера – соответственно, в свой поход неизвестно куда он отправляся без них. Обращает внимание на костяшки – и по их мертвецкой красноте понимает, что выходил явно не в магазин под домом. Только вот куда? Прогулка явно выдалась долгой. Он ищет в кармане куртки телефон, чтобы зацепиться хотя бы за что-нибудь и понять, что же он делал все это время и каким был его маршрут. Но увы, в телефоне не удается найти ни одной фотографии, сделанной ночью, поэтому Чон, тяжко вздохнув, поднимается, чтобы начать убирать все это безобразие в своей квартире. Он так и не узнáет, что делал этой ночью. Единственное, что Джэхен может вспомнить – он был в чьей-то компании. Он явно был не один! Но как они встретились и кем был этот кто-то, на ум уже и приходит. Если ему не изменяет память, это был молодой человек. Красивый молодой человек. И это не могло его не радовать. ***– Вау, Джэ, да ты сегодня прямо-таки в ударе, - Доен говорит это, отправляя в свой рот очередной кусочек пиццы. - У тебя случилось что-то хорошее?– Типа того, - Джэхен улыбается. Впервые искренне и широко за несколько недель. Минхен сидит на табуретке с гитарой в руках, репетируя самые сложные части. Рядом с ним на точно такой же – Донхек, с телефоном в руках, повторяет слова песни на английском. Некоторые просто зазубривает, так как не знает их значения, но спеть их правильно, похвастаться своим произношением перед первой публикой – а заодно и порадовать своего друга – было очень важно. – Можем начинать? - спрашивает Минхен, не отрывая глаз от своего ненаглядного инструмента.– Ага, - Хек хлопает в ладоши, дабы привлечь внимание всех остальных, и объявляет: - Итак, песня! "Лав ерселф". Всех, кто ее знает, просьба не подпевать. Звучит первый аккорд – Донхек запевает, в одной руке держа воображаемый микрофон, а в другой – все тот же телефон с открытыми на всякий случай словами. Минхен же в свою очередь был на подпевке, наклонился над гитарой, перебирает струны. Все остальные сидят молча, словно завороженные, и не отрывают от них взгляда. Этот дуэт ждет большое будущее. ***Сегодня все разошлись после часа ночи: уж слишком душевными выдались эти посиделки. Джэхен, похоже, впервые за долгое время не выполняет свой ежедневный ритуал. Сразу же приходит домой, быстро ужинает, принимает душ и укладывается спать. День выдался насыщенным, несомненно. Набережная. Джэхен стоит в привычном для себя образе: джинсы, кроссовки, худи, пуховик. Словно в ожидании кого-то, тем не менее, стоит здесь бесцельно, лишь всматривается в огни противоположного берега и перебирает ледяными пальцами. Поворачивает голову влево – видит рядом с собой высокого юношу. Тот в противоположность джэхеновой брутальности и даже некой бесвкусице одет так, как обычно одеваются безнадежные романтики из произведения кинематографа: молочный кашемировый свитер и темно-коричневые подпоясанные брюки. На плечи его было наброшено дорогое пальто карамельного цвета, в руках покоился бордовый портфель. Но не столь важной была одежда, сколько тот, кто в этой одежде находился. Парень этот невероятной красоты, раз в тысячу краше Джэхена, если не больше. Весь из себя фарфоровый, нежный, с этой чистейшей кожей, миндалевидными большими глазами, ровным носом и осторожными, кроткими губами. Его волосы рыжего цвета, старательно уложены, легонько развеваются на речном ветру. В чужом взгляде Джэхен замечает нотки скептицизма вперемешку с пренебрежением, от чего немного пугается. Чем же он так не понравился этому молодому человеку, что тот так смотрит на него? Но все подозрения оказываются неправдивыми сразу же, стоило рыжеволосому заговорить: – Хен, - его голос такой же цветущий, - Долго ли ты ждал меня? А Джэхен разве ждал его? – Д-да, то есть, нет, то есть, все в порядке. Тот улыбается. – Тогда идем. Он берет Джэхена за краешек рукава и тащит куда-то, в известном лишь ему направлении. Боится случайно коснуться чужой руки, ведет вперед, оборачивается, и как только обернется, сразу же засияет в невозможной улыбке, сощурит глаза и продолжит так же тянуть Чона за куртку. А Чон идет следом, зачарованный. Кажется, они идут так целую вечность. Прекрасный незнакомец на вопросы Джэхена "А когда мы придем?" лишь заливается смехом, обещает, что еще совсем немного, еще совсем чуть-чуть – и они у цели. А после еще крепче вцепляется в ткань и ведет. Ведет еще очень долго. Ведет так долго, что Джэхен в конечном? итоге просыпается. И на щеках его проступает багровый румянец. Он не может поверить в то, что ему приснилось. Ровно как и в то, что ему это, черт возьми, понравилось. ***– Ты хочешь, чтобы я истолковал тебе твой сон? - Донхек, сидя в университетском кафетерии с батончиком в руках, вопросительно вздергивает бровь.– Именно. Я же знаю, что ты разбираешься в таком говне.– Что верно, то верно, - он вздыхает и разрывает упаковку, после чего откусывает сразу половину. - Давай, рассказывай. И Джэхен рассказывает. А Донхек внимательно слушает. – Все сонники, которые я перечитал, - заумно поправляет очки на своей переносице, - Содержат в себе такой сон. Слово в слово.– И? - Джэхен пододвигается ближе. - Что это означает?– Это звучит очень по-гейски и означает только одно, - Донхек вздыхает, словно готовится к тому, чтобы озвучить очень плохую новость. - Ты гей. Старший лезет за той самой несчастной тетрадкой в своей барсетке, после чего со всей силы лупасит ею Хека. – Ну а что, я разве вру?! Ай, блин, - он подпрыгивает и пытается защититься, закрывшись руками. - Если у тебя была романтика с каким-то парнем во сне и тебе понравилось, то тут и ежу все понятно! Последний удар становится фатальным. Донхек падает со стула. ***Вторая таблетка идет гораздо легче. Не то что бы Джэхену особо понравился эффект от первой, вовсе нет. Здесь скорее сыграла его жадность и желание окупить такие немалые затраты. На этот раз он подготовился и закрыл дверь на все замки и защелки, а после спрятал ключи в корзине с грязным бельем. Это так, на случай, если ему снова приспичит совершить внезапную прогулку по всему району. Не будет же дверь ногой выламывать, в самом-то деле. Чон не глотает сразу же, а предпочитает немного подержать таблетку во рту, думая, что это сможет немного ослабить ее действие. Распластывается на кровати и, может, даже успевает немного вздремнуть, прежде чем какой-то шум не заставляет его открыть глаза. Над ним сидел тот самый парень, все в той же одежде. Взгляд его был до боли разочарованым и огорченным одновременно, губы поджались от досады, а плечи сразу же дрогнули, стоило Джэхену посмотреть на него с немым вопросом. Он нервно откашливается, словно тянет время в ожидании того, скажет ему что-нибудь старший. – Хен, - все же начинает робко, - Почему ты оставил меня тогда одного?– О чем ты?– Тогда, когда мы встретились на набережной. Когда я вел тебя, в какой-то момент ты просто исчез, - он осторожно поправляет нависшую челку. Джэхен молчит, не понимая, что от него хотят. – Ну же, скажи хоть что-нибудь, - кажется, что рыжеволосый сейчас вот-вот зальется слезами.– Извини меня, - Чон вздыхает. - Я просто не так терпелив. Парень молчит. Молчит, лишь шмыгает носом и, осторожно проводя пальцем по одеялу, случайно – а может, и не совсем – задевает запястье Джэхена. И сразу же одергивается, словно только что коснулся огня. – Ты зол на меня? - спрашивает Чон.– Что ты, совсем нет, - младший мотает головой. - Просто я... Немного расстроился.– Мы обязательно сходим туда.– Конечно же сходим, куда ты денешься, - ухмыляется. Они сидят так около часа, говорят о чем-то приземленном, быстро забвенном, безымянный парень все никак не отваживается проявить еще немного смелости. Да и сам Джэхен точно такой же нерешительный идиот – так и держатся на какой-то неопределенности между друг другом. Стоит лишь немного дольше задержать зрительный контакт – внутри что-то колет, и черт пойми, от радости это, от боли, страха или еще чего-нибудь в этом роде. Остается много недомолвок, они быстро переходят с одной дурацкой темы на другую. Чувствуется, что тот постоянно недоговаривает. – Прости, - парень внезапно обрывает Джэхена на полуслове. - Мне нужно уходить. В глазах темнеет прежде, чем тот успевает встать с кровати. ***Донхек не умеет держать язык за зубами. – Чува-а-ак, - Енхо ходит следом за Джэхеном на протяжении всего перерыва, - Ну, расскажи, кто это там тебе снится каждую ночь?– Да никто мне не снится. Чон отворачивается, уверенно идет к своей аудитории и пытается не смотреть даже в сторону этого навязчивого создания, которому, между прочим, нужно вообще в соседний корпус. А он все ходит здесь и уже в сотый раз пытается выпытать все во всех подробностях. Чего только не сделаешь ради того, чтобы узнать свежие сплетни. – Послушай, - Джэхен резко останавливается, но поднять голову и посмотреть Енхо прямо в глаза все же не может, - Я понятия не имею, что там Хек тебе наплел обо мне. Ему заняться нечем, вот и несет всякую хрень.– Ужасно, врешь и не краснеешь, - после этого Енхо бросает злорадный и нескольно напыщенный смешок, поправляет свой рюкзак, что висит на одном плече, и уходит прочь. Да пошли они все! *** – Паршиво получается, - безымянный сидит задом наперед на стуле возле письменного стола. Джэхен, уже давно проглотивший третью таблетку, лежит на кровати, свесив голову. Лампа на потолке слепит ему глаза, все вокруг покрывается зеленоватыми пятнами. Чон щурится, прикрывается ладонью, но своего положения менять не хочет. Или же просто не в состоянии этого сделать? Кто знает. – И часто твои друзья так с тобой поступают, хен?– Ну... И правда ведь... Джэхен, закусывая собственные пальцы, пытается вспомнить. В голову приходят множество моментов, все они мелкие, незаметные, и грех бы ему жаловаться на своих друзей, тем не менее, все эти моменты застряли в его воспоминаниях на долгие месяцы, ведь тогда ему было до жути отвратительно и как-то мерзко на душе. Май. Именно те дни, в которые летняя жара проявляет себя впервые за весь год. Они уже неделю планируют поездку к побережью океана, продумывают любые мелочи, начиная с гостиницы и ресторанов, в которых они обязаны были побывать, заканчивая выбором идеального полотенца для Минхена. Как раз перед днем выезда Джэхен, будучи в предвкушении и с полностью затуманенным умом, падает на лестнице. Рана на колене вышла не особо серьезной, но глубокой, поэтому в больнице ему накладывают шов. И именно он становится главным препятствием во всем, что бы Чон ни делал: колено нельзя было разгибать, чтобы шов не разошелся, оттого все рутинные действия становились страшно неудобными. Джэхен объяснил всю сложившуюся ситуацию и предложил перенести поездку хотя бы на две недели, но в ответ услышал лишь твердый отказ, мол, мы уже все забронировали и менять планы не собираемся. Прозвучал ультиматум: либо ты с нами и со своей повязкой на ноге, либо мы без тебя. В итоге уехали без него. За всю ту неделю Джэхену позвонили лишь два раза, и в одном из них это было заданием в "Правда или действие". Он до сих пор помнит эти пьяные голоса в трубке, музыку и шум прибоя на фоне, насмешки и издевательские приглашения "сюда". Мелочь, а неприятно. Сентябрь прошлого года. Джэхен расстался с девушкой. При чем не громко так, со скандалами и криками, а довольно холодно, безразлично, что, похоже, было куда хуже. Та просто пришла к его двери и заявила, что теперь любит Тэена – местного Ловеласа. И делай с этой информацией, что хочешь. Усугублялось еще и тем, что Джэхен, тогда натура наивная, успел намечтать идеальную семейную жизнь и даже уже собирался сделать ей предложение. Купил кольцо – простое такое, серебряное, но очень красивое. Суджин камни не любила, ей должно было понравиться. Когда же он устроил экстренное собрание со своими друзьями по этому поводу, те лишь посмеялись над ним, упрекнули в его тупости, еще и рассказали, как та поливала его грязью на протяжении двух месяцев. Называла его незрелым, толстолобым, постоянно говорила о том, что хочет наконец бросить, только вот повода нет. А с Тэеном она, между прочим, к тому времени встречалась уже почти месяц. И молчали ведь все это время. Кольцо до сих пор валяется где-то в прикроватной тумбочке. Сентябрь этого года. Джэхен подался в писательство. Он ходил с блокнотом в руках, и каждый раз, когда его настигало вдохновение, будь то у себя дома, в кофейне возле университета или прямо в разгар тусовки, он писал. И писал много. Правда, собирать все мелкие очерки в одно целостное произведение было, похоже, одним из самых сложных заданий. Джэхен старался, и даже как-то слишком: перечитывал написанное по нескольку раз, черкал, исправлял, потом снова возвращался к исходнику, а затем снова исправлял. В один из дней он посчитал, что его шедевр должен увидеть весь мир, поэтому даже создал аккаунт на сайте для таких же горе-писателей, как и он. Только вот незадача – ему срочно требовался взгляд со стороны. Ведь бывает такое, что ты написал что-то идиотское и сам не понимаешь этого, а вот уж если кто прочитает и сможет указать на ерунду в твоей писание – совсем другое дело. Так он и обратился с Минхену. Почему выбор пал именно на него? Самым начитанным и образованным в их компании был, несомненно, Доен. Но Джэхен боялся делиться с ним своими плебейскими рассказами – нужен был кто-то попроще. Донхек и Енхо не особо разбирались в этом, да и деликатностью не отличался ни один, ни второй, именно поэтому Минхен был самым оптимальным вариантом в этом деле. Тем не менее, когда Джэхен попросил его прочитать – даже уже отправил готовый файл – тот замолчал. Вечно жаловался на нехватку времени, обещал, что обязательно все прочитает вечером, но никакого отзыва Чон так и не получал, а получал лишь кормление завтраками. В итоге работа так и осталась неопубликованной, сейчас потерялась где-то среди тысячи документов в его компьютере. – Хен, тебе не кажется, что друзья у тебя хреновые? - странно, что парень говорит это так, будто только что слышал все истории.– Кажется, - Джэхен вздыхает. Что уж тут скрывать, он и сам прекрасно это понимает.– Так почему же ты с ними общаешься? Ответ будто бы появляется сам собой. – На безрыбье... Не с кем больше. Парень встает со стула, присаживается на корточки прямо перед лицом Джэхена, что висел на краешке кровати вверх тормашками. Впервые, похоже, его осознанное прикосновение: он подносит ладонь к джэхеновой щеке, осторожно поглаживает ее с широкой, умиляющейся улыбкой и говорит: – Дурачок, а как же я?!– Тебя не существует, - говорит Джэхен.– Если меня не существует в той реальности, это не значит, что я не могу существовать в твоей.– Мне там ведь тоже нужны друзья.– Можешь иметь там приятелей, знакомых, - парень задумывается ненадолго. - Пить с ними кофе, иногда общаться. До поры до времени, пока они не достанут тебя с личными расспросами и прочим. А когда захочется поделиться чем-нибудь сокровенным, знай, что я буду здесь, стоит лишь тебе меня позвать.– Ты всегда будешь рядом?– Всегда, хен. ***Jae: Привет user8543678_10: О, это ты user8543678_10: Вижу, тебе понравилось ***Джэхен прячет пакет с пятью таблетками в пенале – не самое удачное место, тем не менее, придумать что-либо получше он не может. Прижав свою несчастную барсетку поближе к телу, он ходит по всему университету с ней так, словно это самая хрупкая в мире реликвия, что может рассыпаться на тысячу мелких кусочков, стоит лишь чуть не так прикоснуться к ней. Он боится. Он просто боится, что его раскусят, что его доброе имя мигом приобретет здесь известность далеко не в самом лучшем ключе, что обо всем узнают родители, что его вышвырнут отсюда, дабы не смел портить репутацию. Но тем не менее, ведет себя до боли очевидно, чем, несомненно, привлекает к своей унылой персоне слишком много ненужных взглядов. И любопытных рук. – Я не понимаю тебя, Джэ, - Минхен, подсев к нему на подоконник во время перерыва, все никак не может оторвать глаз от барсетки на джэхеновых бедрах. - Ты ведешь себя несколько... Подозрительно.– Нормально я себя веду, - сквозь зубы цедит Джэхен. - Тебе кажется.– Да не одному мне, - младший слегка поправляет очки на своей переносице. - Послушай, Джэ, мы все переживаем. Если тебя что-то беспокоит, можешь поделиться с нами. Пауза. – И да, прости Хека за то, что он... Ну, ты и сам прекрасно знаешь, за что. Он звонил тебе вчера, но ты не поднял трубку. Знай, ему очень стыдно. Джэхен достает из кармана телефон. И вправду, на экране три пропущенных от Донхека. Вздыхает. – Пусть идет нахер со своими извинениями. Соскакивает с подоконника и уходит. Минхен же догонять не стремится. ***– Да пускай подавится своим языком!– Тише, тише, хен, не стóит. Голова на чужих коленях, глаза вот-вот заслезятся. Безымянный осторожно играет с русыми волосами Джэхена, перебирает их пальцами, а тот, в свою очередь, со всей силой сжимает его ноги в крепких объятиях, утыкается в них носом. Старается уловить хоть какой-нибудь запах, но, к сожалению, безуспешно – странно бы было, если бы воображение еще и пахло. – Они невыносимы.– Почему бы тогда тебе не сжечь мосты с ними?– Полностью?– Полностью. Время более не имело никакой ценности. Смена дня и ночи, поток дней, недель – Джэхен потерялся в них, для него эти понятия стали чем-то далеким и неважным, чем-то таким, на что можно можно было смело не обращать внимания. Существует от встречи к встрече, и только тогда, когда он поглаживает рыжую шелковистую голову, только тогда, когда он лежит на чужой груди, волен говорить обо всем, о чем пожелает – только в эти моменты он чувствует себя по-настоящему живым. ***– Джэхен, вот ты где! - Донхек, сияя, хватает Чона за висящую ленту на рюкзаке.– Чего тебе? Ли кривится. – Вот это у тебя синяки под глазами. Сколько ночей ты не спал? Смотреть страшно... - замолкает на мгновение, а затем вздрагивает, вспомнив, о чем хотел сказать. - В общем, мы тут на Новый год собираемся у Минхена, как обычно, и...– Я не приду.– Почему? – У меня уже есть... Кое-какие планы. ***После университета это становится уже традицией: единственный колесящий в его район автобус, остановка, девятый этаж, верхняя одежда, которую Джэхен порой даже не удосуживается повесить на крючок, так и оставляя валяться на полу в прихожей. Он не обедает – в холодильнике уже давным-давно мышь повесилась – сразу бежит в спальню, где глотает таблетку и падает в ожидании, когда же появится Безымянный. А он всегда появлялся. Единственный человек, с кем он поддерживает контакт в реальном мире – тот самый низкий парниша с позывным Тэн. Реального имени коротышки Джэхен так и не узнал — да и сам Тэн вряд ли его назовет, ровно как и не покажет своего лица, вечно скрытого за маской. Место их встречи не менялось: все та же лестница у главного корпуса. И количество сомнительных артефактов, в которые прятал товар Тэн, в джэхеновой тумбочке только расло. Паренек был с юмором, однозначно, казался вполне себе милым и дружелюбным – но даже если так, черт знает, что на самом деле было у него на уме. Джэхен пытался бросить это гиблое дело, правда. Он слепо верил, что стоит ему прекратить глотать колеса – и все наладится. Безымянный станет приходить к нему во снах, а он понемногу станет возвращаться к нормальной жизни. Но все тщетно: вместо любимого паренька он видел кошмары, гипертрофированные картинки из жизни, искаженные донельзя воспоминания из прошлого, от которых Джэхен каждое утро подскакивал в холодном поту. Снова возвращался к истокам. Он был идеальным. Выслушивал с улыбкой, никогда не перечил и не осуждал, мог лишь направить, подтолкнуть Джэхена на принятие тех решений, которые тот обдумывал наедине с собой часами. Он стал учителем, гуру, психологом и объектом восхищения одновременно. С каждой новой встречей он притягивал все больше. Чаще позволял себе прикасаться к джэхеновому исхудалому лицу, отчего вызывал трепет, тяжелое дыхание, дрожь в руках и долгожданное ощущение тепла, которое Чон на протяжении долгих лет искал в учебе, друзьях, мимолетных увлечениях, но так и не находил. Тогда-то он и понял, что сходит с ума. Внутри горит от безумного влечения к плоду соответственного больного вымысла. Это глупо и как-то по-детски – иметь воображаемого друга. Но этот друг выглядел так до невозможности реально: постоянно сдувает вверх одну-единственную непослушную прядь, пытаясь убрать ее с глаз, потирал ладошки, покачивался из стороны в сторону, да даже когда Чон лежал на его груди, он чувствовал, как тот дышит и как размеренно бьется его сердце. Джэхен понимает, прекрасно понимает, что это бессмысленно, но, тем не менее, совладать со своими эмоциями – своими чувствами – не может. Он безвозвратно влюблен. ***Тридцать первое декабря. Двадцать три часа и сорок шесть минут. В комнате Джэхена темно, сквозь окна пробивается свет новогодних огней из соседнего дома – во многих квартирах на шторах развесили гирлянды. На коленях около подоконника стоит он. Его силуэт. Его профиль. Его осторожное движение рукой, чтобы заправить часть волос за ушко. Джэхен же – у письменного стола с бутылкой в руках, копошится. – Извини, - начинает, - У меня дома, кроме этого, больше ничего нет. Ставит на подоконник два бокала апельсинового сока и, подав Безымянному подушку, садится на вторую – такую же – рядом. Романтика. – А как же твои друзья? Они ведь звали тебя.– Они мне больше не друзья.– Вот как, - рыжий сползает вперед, одной рукой подпирает голову, другой – прикасается к стеклу и выводит на нем какие-то рисунки. - Точно ведь запустят салют?– Его запускают каждый Новый год. Джэхен делает первый глоток и смотрит на часы. Двадцать три пятьдесят. Безымянный кладет голову на джэхеново плечо, прячет ладони в рукавах своего свитера – точнее, свитера, который ему отдал известно кто. Он ластится, пытается быть ближе к Чону, обнимает его нежно-нежно и струшивает пылинки с чужого капюшона. Идти на большее, вероятно, стесняется. – Ты будешь загадывать желание?– Конечно.– И чего попросишь, если не секрет?– Чтобы ты стал настоящим. Звонкий смех. – Точно ведь дурачок.– А что?– Да это невозможно.– Почему?– Будь реалистом, - Безымянный вздыхает. - Я всего лишь образ, созданный тобой и твоей головой.– А я все равно загадаю. Еще немного сидят так, прежде чем куранты, вероятно, не пробьют двенадцать. Изо всех дворов поочередно летят искры салютов, раздается грохот, которого оба сначала пугаются. Джэхен смотрит в чужие глаза, в них – отражение района, хмурого неба, снега и сменяющих друг друга красок: синих, зеленых, желтых, фиолетовых... Он видит, как его любимые губы застывают в улыбке, такой сентиментально-счастливой, будто салют – что-то такое, что тот видит впервые. Все – люди в домах и на улице, весь город, вся страна – в эйфории праздника и в надежде на прекрасное светлое. Они чокаются, поздравляют друг друга, после чего разом опустошают бокалы. Делают вид, что ужасно пьяны, дурачатся, смеются, а после замирают, смотря друг на друга с полными наивного восторга глазами. Именно в этот момент Джэхен чувствует, что время настало. Он подносит руку к чужой скуле осторожно, поглаживает ее большим пальцем, давая осознать всю ситуацию. Когда же понимает, что его действиям не сопротивляются, шепчет: – Я люблю тебя. И зависает в воздухе, чтобы впервые поцеловать свою фантазию. До боли банальный сценарий получился бы, был бы там кто-то на самом деле. Жаль, что в этой комнате Джэхен сейчас абсолютно один. ***– Открой! Уже четыре часа дня, а ты до сих пор спишь?! Доен стучит в дверь квартиры Джэхена так сильно, что, похоже, разбудил уже всех на этой лестничной площадке – если здесь были, конечно же, такие гуляки, что в это время еще не проснулись сами. В кармане его пуховика – запасная связка ключей, которую Джэхен оставил ему однажды, чтобы тот приходил поливать цветы, пока сам хозяин был у родителей, и которую он благополучно забыл забрать. Вот так врываться в чужую квартиру не было в воспитании Доена, поэтому он надеялся, что ему все же откроют. Но ему не открывают. Тогда он, репетируя себе под нос поучительную речь для этого горя, достает ключи и входит в квартиру самостоятельно – с трудом, но все же входит.Что-то неладное он почувствовал еще давно, когда у Джэхена зимняя хандра слишком резко сменилась приподнятым настроением. Затем он замечал, как Чон ведет себя все более подозрительно с каждым днем и как он больше не желает иметь со своими, казалось бы, хорошими друзьями ничего общего. Нет, в жизни этого парня явно творятся не самые хорошие вещи. Сразу же спотыкается о пластиковую бутылочку из-под йогурта. Осматривает все вокруг: если раньше пристанище Джэхена выглядело как обыкновенная нормальная квартира, то теперь это ассоциируется у Доена с притоном, если выразиться так, конечно же, можно. Мусор. Повсюду валяются этикетки, банки, крышки от них, фантики, разного рода бумажки и прочий хлам, место которому было ни в каком другом месте, кроме как мусорном ведре. Второе – грязь. Повсюду следы от грязных ботинок, есть свежие, а есть такие, что, похоже, не отмывали пару недель. У Доена промелькает мысль – может, в джэхеново жилище вломились воры? Тогда почему дверь наглухо закрыта? Они бы явно не заморачивались с таким. Ким продолжает идти вглубь квартиры. Вступает в липкую лужу – и он не хочет знать, что это, черт побери, такое. Кривится. Доходит до спальни Джэхена, и первое, что бросается ему в глаза – два бокала, стоящих на подоконнике. Первый пуст, второй полон. Опускает взгляд – видит Джэхена, что не дошел до кровати и упал прямо на полу. Сразу же бежит к нему, хватает запястье. Пульс есть. Живой. Доен, как только может, затаскивает его на кровать, вызывет скорую, а сам лезет инспектировать все, что только попадется под руку. Внимание сразу же привлекают бокалы, в которых он пытается найти хоть каплю алкоголя, но понимает, что там всего лишь апельсиновый сок. Роется среди книг, конспектов и проводков в ящике, но не находит ничего такого, что могло бы вызвать подозрение. Но все самое главное лежит на самом видном месте. И скоро он все находит. И все понимает. ***– Джэ, так не может больше продолжаться, - Доен сидит на стуле у койки, на которую Джэхена отправили всего пару часов назад.– Что именно?– Твое новое, - он покашливает, - Пристрастие. Давай договоримся так: как только тебя выпишут, ты станешь регулярно посещать врача, который поможет тебе в борьбе с зависимостью.– Почему ты так обо мне печешься? - Джэхен скептически приподнимает бровь. - Это не твое дело.– Я твой друг, Джэ. Я не могу иначе. ***Как обычно, очереди. Джэхен стоит с талоном на запись, тем не менее, таких же желающих попасть к врачу здесь довольно много. Все сидячие места позанимали, отчего ему приходится облокачиваться на стену и лишь молча рассматривать печальные, потрепанные жизнью лица вокруг. Хотя, правды некуда деть, он и сам такой же. Когда же узнавать в этих давно мертвых лицах себя надоедает, он достает телефон, начинает рыться в нем, листать соцсети и максимально убивать время. В куртке становится жарко, он сбрасывает ее с плеч и бросает ее на предплечье. – Прошу прощения, Вы случаем не в 215-й?– Случаем нет. Джэхен поднимает глаза и застывает. Перед ним стоит тот самый рыжеволосый парень, с точно таким же, как и у него, белым талоном в руках. Поначалу кажется, что Джэхена вновь накрыло, поэтому он лишь струшивает головой и снова утыкается в телефон, будто ничего и не произошло. – Подожди, это же ты! - восклицает парень напротив. - Джэ... Джемин?.. Джено?.. Извини, я забыл, как тебя зовут. Чон снова смотрит на стоящего перед ним и потирает глаза. Да ну, неужели правда не бредит? – Джэхен я, Джэхен.– Извини еще раз, - тот досадно поджимает губы. - Я Чону. Ким Чону, если ты вообще меня помнишь. Как же не помнить-то? – Так как ты? Ты нормально спал после того случая?– Какого еще случая? ***– И как же тебя угораздило сюда попасть? Они идут по заснеженной улице. Люди все еще не убирают украшения с окон – не хотят, чтобы праздник покидал их дома. Под ногами ботинок хрустит иней. В жизни Чону не такой. Совсем не такой. Одет словно с джэхенового плеча: в пуховике до щиколотки, свободных джинсах и выглядывающих ботинках. Жует в зубах незажженную сигарету, щелкает зажигалкой. Но все же кажется он таким же заботливым. Несколько раз переспросил, как Джэхен чувствовал себя, не отморозил ли себе чего после долгой прогулки по улице в тот день, а еще извинился за то, что не смог довести бедного парнишу домой, ведь спешил на свидание – кстати говоря, неудачное. – Меня? - переспрашивает Джэхен. - У меня кое-какие проблемы с наркотой.– Оу, это грустно, - Чону кивает, поджимая губы. Вдали – шум улицы и вой полицейской сирены. – А ты почему был там?– Голову лечу. Идут, два красавца – бледные, словно смерть, с синяками под глазами и беспорядочно торчащими из-под шапок волосами. Чону кутается в огромный клетчатый шарф и каждый раз слегка жмурится, когда моргает. – Не хочешь зайти ко мне в гости? - отзывается Джэхен. Чону задумывается на несколько секунд. – Только пообещай, что ты не убьешь меня. ***На кухне не так светло, как того хотелось бы. Они сидят друг напротив друга, размешивают еще горячий чай, и звон ложек о чашки эхом отражается от стен. На столешнице валяется телефон, из динамика которого едва ли слышно играет пост-панк. Джэхен не спросил, какую музыку любит Чону, осмелился положиться лишь на собственные предпочтения, так как почему-то посчитал, что то, что нравится ему, просто обязано нравиться всем. – И частенько ли ты вот так закидываешься? - Чону держит в руках таблетку, а затем осторожно кладет ее на стол.– Почти каждый день.– Вау. Телефон, разрядившись, отключается. Застывает тишина. Нарушает ее лишь гудение почти перегоревшей лампы. Джэхен подбирает со стола круглую, после чего непринужденно кладет ее в рот – обещал ведь Доену, что завяжет и что будет ходить к врачу. Он обманул. Но ради такого гостя грех не обмануть. – Я могу попробовать?– Можешь, - Джэхен поднимает брови, высказывая этим одобрение и безразличие одновременно. Протягивает парню еще одну, предупреждая: - Только о последствиях помни.– Не парься, мне уже нечего терять. Вздохнув, Чону поступает ровно так же, как и поступал Джэхен в свое время, а именно, сразу же проглотив, каменеет, ожидая какого-то мгновенного эффекта. – Ну, и?– Не все сразу, - Чон вздыхает. - Давай не на кухне, здесь можно, будучи в состоянии, достать нож и ненароком вскрыть себе вены. Они перемещаются в спальню, ведь именно там, по словам Джэхена, безопаснее всего. Заваливаются на кровать, выжидающе смотрят в потолок. – Долго еще ждать?– Понятия не имею. Джэхен оборачивается. Перед ним Чону – настоящий. Да, черт возьми, это больше не галлюцинация, не идиотский образ, по которому тот так рьяно заливался слезами во все эти бессонные ночи. Он не идеален: вместо фарфоровой кожи – сыпь по линии челюсти; вместо красиво уложенных волос – рыжее гнездо с посеченными кончиками; он курит; он изъясняется не так мило-литературно, скорее простацки, как те же Енхо с Донхеком; он не носит пальто из шерсти альпаки или какого-либо другого дивного животного; главное – он не называет Джэхена хеном. Он полон недостатков, но этим притягивает к себе еще больше. Чон все еще любит его скромные несовершенства. Ведь так они с Чону имеют больше общего. Оба – разные, но такие одинаковые неудачники. Джэхен подлезает к Киму все ближе, ощущает тепло его бренного тела и понемногу осознает, что больше не может мыслить здраво. От Чону пахнет куревом и медикаментами – не самый лучший парфюм, но старшему такой с какой бы то ни было стати все равно нравится. Может, это потому, что он был без ума от таких запахов, а, может, потому, что был без ума от Чону – кто знает. Не особо понятно, каким образом он отваживается легонько поцеловать Чону в щеку. Наркотик действует – Ким не сопротивляется, лишь что-то неразборчиво говорит, но ласки, судя по всему, принимает. Тогда он, набравшись смелости, наваливается сверху и наклоняется к лицу Чону. Губы у того до ужаса сухие от январских морозов, но, несмотря на это, кажутся нежными, сладкими – Джэхен утопает. Действует несколько эгоистично, он прекрасно знает это. Чону безынициативен, отвечает на поцелуй вяло, и Джэхен не понимает, поступает ли тот так из нежелания близости или же из-за внезапно накрывшего чувства усталости. Широкая ладонь укладывается на чужое бедро прежде, чем он успевает что-либо осознать. Лишь чувствует, как тело под ним вздрагивает, и до сих пор неизвестно, как Чону чувствует себя в эти секунды. Нравится ли ему это? Ответ не заставляет себя долго ждать. Чону резко отрывается, кладет голову на бок и, поднеся руку к лицу, кончиками пальцев проходится по своим губам. – Ты в порядке? - Чон отдаляется сразу же. Тяжело дышит, смотрит в чужие стеклянные глаза и пытается найти в них хоть какие-то эмоции.– Да, - его голос спокоен и монотонен. - Просто я... Не могу принять тот факт, что делаю это...– С парнем?– Именно. В Джэхене соревнуются две стихии: в его руках судьба простого парня, того самого, которого он видел в пьяном бреду на протяжении целого месяца – хотя, казалось, этот ад длился целую вечность; с одной стороны, он хочет его так сильно, что словами не описать, с другой же – Чону, несомненно, банально заслуживает хорошего человеческого отношения, и, если тот не захочет, Джэхен не будет ничего с ним делать. Эта дилемма разрывает его изнутри, что-то подсказывает остановиться, но он не может. Он проходится губами по бледной шее – Чону, впрочем, сам позволил дотронуться до нее, немного стянув ворот своего свитера вниз – но оставлять на ней засосы не хочет. С этим парнем, несмотря на всю его прямоту и даже некоторую грубость, хотелось быть мягким, осторожным. Для Джэхена он все еще оставался таким же волшебным, таким, каким он привык его видеть. С ним иначе нельзя. Выправив свитер из джинс, Джэхен нагло лезет под него рукой, щекочет под чужими ребрами и заставляет Чону пустить едва слышный смешок. Он улыбается. Впервые улыбается за сегодня, оголяя ровные зубы, но после быстро возвращается к выражению, полному непонимания и интереса одновременно, стоит старшему на мгновение отстраниться. Только ради того, чтобы быстро снять с Чону верх, оголив его торс. Тот даже привстает и задирает руки, а после падает обратно, но лишь облокачивается на собственные локти: в квартире холодно, а оттого холодная здесь и постель, и ложиться на нее голой спиной не слишком-то хочется. Но приходится: Джэхен оказывается слишком тяжелым, когда всем телом прижимается к Чону, хватает его запястья и снова целует. Целует так отчаянно, как в последний раз, лишь крепче сжимает кожу на руках, словно пройдут считанные секунды – и Чону исчезнет навсегда, оставив после себя только яркие горькие воспоминания на всю оставшуюся жизнь. Разорвав поцелуй, Джэхен опускается ниже. Касается губами ключиц, груди, живота – сколько раз, Чону уже не сосчитает. Тот ласков, даже слишком ласков, и от этого Киму становится как-то стыдно – неужто он создает впечатление такого неженки? Не то, чтобы ему не нравилось такое обращение, вовсе нет. Он скорее не понимает, чем его заслужил. Джэхен не пытается поскорее доставить удовольствие самому себе – на его месте так бы поступил любой мужчина, Чону более чем уверен – напротив, он относится к первому встречному юноше с таким невообразимым трепетом, будто любит его больше жизни – это и настораживает больше всего. Потом обязательно нагрянет какой-то пиздец, можно даже не сомневаться, ведь не может все быть настолько радужно и за все хорошее обязательно придется поплатиться. Чону ожидает, в какой именно момент случится этот выпад, строит в своей голове тысячи сценариев, один ужаснее другого, и потому лежит напряженно, не в состоянии наконец нормально расслабиться. Стянув с себя худи – видимо, одному лишь Киму было холодно – Джэхен берет чужие ноги и бесцеремонно тянет за них к себе – в голове у Чону уже мелькают сожаления о сделанном им выборе, ведь момент, когда что-то пойдет не так, похоже, наконец настал. Его усаживают на краю кровати, расставив бедра пошире, и он в свою очередь пытается угадать степень извращения своего нового знакомого и сколько дней придется гореть от позора. Джэхен же тем временем становится перед ним на колени и жестом просит спустить джинсы. Чону все еще довольно скептически относится к этому, тем не менее, просьбу выполняет, параллельно с джинсами сняв еще и белье. – Уверен, что ты хочешь этого? - Джэхен все никак не унимается.– Ты бы еще спросил это, когда кончил, - язвит Чону в ответ. - Конечно, блять, хочу. В противном случае ты бы уже валялся на этом полу со сломанной челюстью.– Но...– Ради всего святого, - протягивает, скаля зубы, - Заткнись. Или мне заткнуть тебя самостоятельно? Джэхен подползает ближе и, быстро сплюнув себе на ладонь, обхватывает член Чону у его основания, проводит рукой почти что до середины, а после, на секунду сожмурив глаза – видимо, подготовившись морально – обхватывает губами головку. – Так гораздо лучше, - Ким ухмыляется. - Достал уже своей болтовней. Пока старший понемногу насаживается – получается не так быстро, как того хотелось бы, но не суть – Чону не сводит с него глаз. С его русой головы, крепких плеч, бледных жилистых рук и особенно губ, что сейчас слегка припухли и донельзя раскраснелись – не хочется этого признавать, но такая картина ему до жути нравится. Дыхание начинает сбиваться, и он прикрывает рот тыльной стороной запястья, чтобы в самый неподходящий момент не застонать. Чону, вообще-то, не привык так делать: не мужское это дело – извиваться в жалостливых криках, постыдных мольбах и прочем. Он зарывает пальцы в чужих волосах, сначала легко играет с ними в качестве развлечения для себя и поощрения для Джэхена, но потом, когда выходит из себя – потому, что Чон медлит и никак на может взять его член настолько глубоко, насколько требуется – впивается в них и тянет так резко, что тот чуть ли не давится собственной слюной. Обратив взгляд, полный возмущения, в сторону Чону, Джэхен вытирает большим пальцем внезапно проступившие слезы, но все же позволяет головке проскользнуть в свою глотку, а после где-то внутри себя победно улыбнуться, услышав рваное: – Твою мать... Одна рука лежит на бедре Чону, вторая поглаживает его талию. Джэхен двигает головой размеренно, старается не подавать виду, что делает это впервые, но понимает, что Чону об этом, похоже, догадывается. Тот не симулирует дикий восторг, не осыпает комплиментами с головы до ног, и оттого черт пойми, что сейчас творится в его мыслях. Каждый раз он окидывал Джэхена взглядом скептическим, не подающих каких-либо светлых надежд – но он все еще завораживает. – Ну же, вгляни на меня, - Чону пальцами проходится по чужому виску. Джэхен кривится каждый раз, стоит ему по неосторожности коснуться кончиком носа кожи на чужом лобке. Ледяной пол впивается в его колени – они ноют от боли; в горле сухо, и от этой сухости ему хочется раскашляться; сдерживает рвотные позывы, пытается успокоить дрожь собственных ног. Когда смотрит на Чону – в очередной раз – замечает в его глазах ехидные искорки и не понимает, радоваться ли им или желать провалиться сквозь землю от стыда. Рыжий властен. Его голос хриплый и немного прокуренный – по крайней мере, он такой именно сейчас, именно в эти секунды, каким же он был до этого – всего два часа назад, когда ситуация все еще была под контролем – Джэхен, признаться честно, уже и не вспомнит. – Ты хорош, - тяжело выдохнув, Чону похлопывает юношу по голове. - В первый раз, но будешь получше многих опытных девушек. Джэхен хотел было как-нибудь ответить на это – колко, непременно – но лишь подкашивается от непредсказуемого толчка в глотку. Внутри все жжет ужасно, но он продолжает позволять Киму быть грубым в своих действиях и острым на язык, принимая его поведение как данность, как нечто естественное и такое, что он готов с радостью поддержать. Даже если он его таким образом унизят до такой степени, что он будет рыдать – он все равно будет благодарен. Терпеть это больше не получается, особенно когда собственный член упирается в ткань белья и заставляет Джэхена взныть и надавить рукой на пах, дабы сдержаться – тщетно. Отстраняется медленно, напоследок пройдясь вдоль всей длины языком, и, будто жутко уставший, садится на пол, тыльной стороной ладони вытирает излишки слюны на своих губах. Чем и вызывает у Чону реакцию неоднозначную. Тот вздергивает бровью в недовольстве и, слегка наклонившись вперед, злостно хватает чужие волосы. – Тебе говорили останавливаться? Я, если ты не заметил, еще не кончил.– Я не хочу, чтобы ты кончил именно так. Чону пускает невольный смешок. – Не хочешь, говоришь? Послушай, я не собираюсь в очередной раз трахать собственную руку, - смотрит на Джэхена сверху вниз и закусывает нижнюю губу. - Тем более, когда рядом со мной такой парень. Презервативы у тебя есть?– Только смазка.– Паршиво... - он поджимает губы, а после небольшой паузы продолжает: - Ну ладно, черт с тобой, пойдет.– Она в ванной, в шкафчике у зеркала.– Да хоть под ковриком в прихожей. Иди приноси сам, я по твоей несчастной хате бегать не буду. Фыркает и падает на кровать. *** – Ну и денек сегодня. Мало того, что впервые попробовал наркоту, впервые засосался с парнем, так теперь еще и собираюсь с ним ебаться. С ума сойти. Чону стаскивает с Джэхена спортивки и бросает их куда-то на пол. Туда же с громким звоном пряжки на ремне летят и его собственные джинсы. – И с чего бы тебе, такому одинокому и несчастному, хранить в доме смазку? Джэхен молчит. Он и без того чувствует, что находится в слишком откровенном положении, при чем во всех смыслах этого выражения. Чону поставил его спиной к себе и заставил опустить корпус так, чтобы кверху была вздернута лишь его задница. Вот так он и зависает в ожидании, не в состоянии понять, что же сейчас тот делает. Мысленно старший благодарит себя за то, что зеркало, которое обычно стоит прямо напротив его кровати, сегодня оказалось слегка повернутым в сторону письменного стола, и ему не придется видеть свое отражение, в котором он лишь больше старается прогнуться в спине, и все ради удобства Чону. Идиот, ей-богу. – Не хочешь отвечать? - Ким хмыкает, открывая тюбик, после чего выдавливает немного на свою ладонь. - Или стыдишься признаться в чем-то? А, может, и стыдится. Чону вводит один палец медленно, но не слишком аккуратно – не любит морочиться с таким, по нему видно сразу. Тем не менее, он не пытается закончить с этим побыстрее, вскоре даже наоборот, находит в этом своеобразное развлечение. Всячески дразнит Джэхена, не дает ему полностью привыкнуть к себе, в самый неожиданный момент протолкнув палец полностью, а после резко вытащив его. Затем добавляет второй и понимает, что Чон поддается слишком легко. Ухмыляется. – Теперь-то я понимаю, - он сгибает пальцы внутри, не задумываясь. - Ты растягивал себя до этого. И не раз. Из Джэхена вырывается лишь тихое: – Да...– Какой ты мерзкий, боже. Джэхен чувствует, как смазка от своего обилия стекает по его промежности и бедрам, оставляя за собой мокрый след. Дышать становится тяжелее, он более не стыдится того, что позволяет себе стонать – негромко, утыкаясь лицом в собственную подушку. Он не хочет видеть этого. Ему все еще жутко неловко осознавать, что сейчас именно он должен будет принимать Чону, а не наоборот, как ожидалось, и оттого его уши горят. Пальцы не ощущаются как нечто ужасно бóльное – Джэхен не скрывает, ему приятно, правда. Ким проталкивает третий палец без труда, заставив партнера вздрогнуть и слегка попятиться назад. Касается губами его спины, целует слегка выступающую лопатку, и Джэхен остается приятно удивленным таким действием: неужели ему не чужда нежность? Но такой взгляд в радужных очках сразу же сходит на нет, стоит лишь Чону наклониться к джэхеновому уху и шепнуть: – Какой же ты весь из себя приторно-сладкий. Раздражаешь. Чон в обиде поджимает под себя колени, пытается придумать, как бы плюнуть ядом в ответ, но не может. Только склоняет набок голову, чтобы глотнуть побольше воздуха – иначе задохнулся бы. Странно как-то получается: Чону в своих действиях неэгоистичен, обращается с Джэхеном уверенно, но мягко, а стоит ему открыть свой рот – и оттуда же сразу льется поток ругани, будто он думает, что именно унижениями он заставляет того возбудиться больше. Но он ошибается. Такие слова Джэхену, как и любому человеку в большей степени вменяемому, вряд ли будут по душе. И в эти моменты, когда Чону позволяет себе вот так бездумно бросаться оскорблениями, что-то внутри гаснет, затем чернеет. И не решается разгораться снова, когда Чону дарит едва заметный поцелуй в холку, поясницу или куда угодно еще. – Не испытывай мое терпение, - хрипит Джэхен, пошире раздвигая ноги. - Я прошу. Давай уже, я готов.– Милый, может, я сам решу, что и когда мне делать? - Чону добавляет еще один палец, чем вырывает из Джэхена очередной стон, от которого тот сразу же закрывает рот рукой. - Хватит делать вид, что ты все еще контролируешь ситуацию.Кажется, на какое-то мгновение Чон отключается. Он не ощущает тела, не может хотя бы немного пошевелить им. В глазах темнеет, и лишь острый слух хоть немного поддерживал связь с реальностью. Чону. Что он говорит, неясно – его речь отдает в ушах далеким неразборчивым эхом – но Джэхен уверен, что ничего хорошего. Может, даже и хорошо, что он не слышит этого. Услышал бы – разбился окончательно. Остается только строить догадки, самому воображать чужие изречия и этим успокаивать себя, подавая ложные надежды. Рьяный шлепок по ягодицам возвращает в реальность. – Ладно, не буду больше тебя мучить, - вынув пальцы из Джэхена, Чону выдыхает. - Перевернись на спину. Джэхен выполняет просьбу практически мгновенно, несмотря на всю тяжесть собственных конечностей. На спину он плюхается неосторожно, так, что Чону чуть ли не падает, потеряв равновесие, успевает только вовремя облокотиться на собственные руки. – Можно было и аккуратнее, - ворчит Ким, попутно обхватывая руками чужие ноги.– Хватит возмущаться, - щелчок языком. - Просто трахни меня уже. Чону еще сидит какое-то время, крепко сжимая джэхеновы икры и уставившись в одну точку, видимо, размышляет обо всех рисках, на которые он – точнее, они оба – идут сейчас. Он клялся, правда, всегда клялся самому себе, что будет взвешен в своих решениях и при любых обстоятельствах будет думать в первую очередь головой, а после всеми остальными важными или не столь важными органами. То, что он делает сейчас – глупо, не стоит этого отрицать, возможно, он будет жалеть, возможно, нет. Неизвестность пугает, здравый смысл воспрещает, но Чону не слышит. Этот азарт и сумасшедшее желание, что переполняют его с головы до ног, велят совершенно другое, и, казалось бы, тот, кто всегда идет на поводу у сухой логики, впервые ее ослушивается. Он наощупь находит тюбик смазки у своих ступней, выливает половину содержимого на собственный член, после чего приставляет его ко входу. – Готов?– Блять, давно уже. Толчок вперед – Джэхен закатывает глаза. В своих движениях Чону постепенен, он входит не на всю длину, медленно, на этот раз уже позволяя старшему свыкнуться. Наклоняется так, чтобы между их лицами оставались считанные миллиметры, горячим дыханием опаляет чужие губы, и ребром ладони проходится по линии джэхеновой челюсти. И смотрит прямо в глаза, в которых снова накапливались слезы. И в этот раз боль наконец ударила по вискам. Джэхен дышит тяжело, порой срывается на то ли стоны, то ли вскрики, и громкие упрашивания "Постой", когда он врезается рукой в грудь Чону, останавливая его. И тот слушается. Более того, он гладит по голове, мягко касается губами шеи, говорит тихо: "Тише, тише". Он успокаивал, не позволял оставаться с этой тянущей болью в одиночестве. Сам того не замечая, Чон на такие нежности поддался легко, тем самым ослабив свое внимание. Он считает, что Чону нельзя не довериться. И в который раз он, похоже, ошибается. Отстранившись от Джэхена, Ким складывает его ноги вместе и задирает их кверху, а затем пытается немного нарастить темп, но прекращает сразу же, стоит ему заслышать жалобный скулеж. – Настолько больно? Джэхен, отвернув взгляд в сторону окна, мотает головой. Он врет. Ему больно, несомненно, терпимо, но все же больно. И он не понимает, болит ли физически или это что-то ноет внутри, где-то в сознании, ведь до сих пор он не понимает, каков же этот Чону на самом деле. Он закрывает лицо ладонями, оставляя лишь мелкие щелочки для глаз, но на Кима не смотрит, не смеет ни разу посмотреть. Очередной толчок выдается особенно глубоким – Джэхен с протяжным стоном закидывает голову назад, ногтями исцарапывая лоб.– Даже не посмотришь на меня? Ким наигранно обижается, тянется к чужим крепким предплечьям, стараясь убрать руки с джэхенового лица, но в ответ получает лишь удар – слабый, полный изнеможения, но все же удар. На сей раз на самом деле оскорбленный таким жестом, он мгновенно выходит из Джэхена, заставив того вдохнуть слишком уж облегченно, и озлобленно произносит: – Раз уж так не хочешь по-нормальному... - прикрывает глаза. - В коленно-локтевую. Живо. До Чона не доходит. Он все еще находится в таком состоянии, когда все звуки со стороны пролетают мимо ушей. И на этот раз он теряется, потирает глаза, пытаясь вникнуть в сказанное до тех пор, пока Чону, окончательно не вытерпев этого безрассудства, силой не хватает его торс и не переворачивает Джэхена снова на живот. – Ты меня достал уже. Теперь он вставляет резко, без каких-либо колебаний и предварительных подготовок, от чего Джэхен кричит во все горло, за что и огребает сразу же. Чону резок, и с каждым толчком Джэхену кажется, что его вот-вот разорвет на части. Пытается извиниться, попросить вернуться к первоначальному, но то ли говорит слишком тихо, то ли Ким, сволочь, делает вид, что не слышит. Он, решив сделать все хуже – однозначно хуже – обхватывает едва ли заметную талию и притягивает ее к себе каждый раз, когда толкает бедрами вперед, отчего комнату наполняют звуки шлепков голой кожи. Нормально говорить не получается. Стоит Джэхену лишь едва приоткрыть рот – сразу же срываются уже не стоны, далеко не стоны. Скорее кашель, отчаянные попытки восстановить дыхание, которые со стороны, наверное, звучат так жалобно, и только от этой мысли кровь приливает к щекам – они краснеют. Чтобы хоть как-то доставить себе удовольствие, он касается рукой собственного члена, а после, полностью обхватив, двигает ею в полную противоположность размашистому и быстрому темпу – размеренно, чувственно, так, как бы Чону даже и не подумал сделать. Этим он пытается заглушить всю ту боль, от которой его ноги сводит в предательских судорогах. И у него немного получается. Другой рукой он впивается в одну из своих подушек и сминает ее ткань до нерасправляющихся складок. Чону ликует – он чувствует. Он чувствует его полную эгоизма и внеземной любви к себе широкую улыбку, чувствует, как обе руки того парня опираются на джэхенову спину, не позволяя ей выпрямиться, чувствует, как с каждым толчком по всему телу Чону пробегают мурашки, ведь, черт возьми, он так наслаждается. Поначалу он пытался быть нормальным, строил из себя заботливого. Врал. Вот оно, истинное обличье человека – проявляется в таких незначительных деталях. Постепенно боль утихает – Джэхен просто-напросто привык. Он чувствует себя низко, однозначно, и винит в этом лишь себя – сам начал это, правды некуда деть. Вдруг Чону утягивает Джэхена назад, из-за чего тот оказывается прижатым спиной к чужой груди. Кончиком языка он проходится по джэхеновому уху, затем опускается к холке и на ней оставляет слишком уж заметный укус – Чон шипит, невольно касается рукой этого места, и, будто ошпаренный, сразу же одергивается – болит. – Только так с тобой нужно?! - звучит риторический вопрос, и Джэхен предпочитает ничего не говорить в ответ. Очередной толчок выбивает из колеи. Он запрокидывает голову назад, аккурат на плечо Чону, а тот в свою очередь пользуется моментом и крепко оцепляет шею своеобразным кольцом из пальцев, но душить Джэхена не стремится, лишь держит, стараясь не задеть кадык, но проваливается: сиплые просьбы отпустить сигнализируют, и Ким сразу же выпускает ее, пристраивая свои руки на животе Чона. Ни разу не сбивает и не замедляет темп, и Джэхен просто поражается. Он продолжает ласкать самого себя, переодически выдавая естественные – здоровые – стоны. Прислушивается к Чону. Тот дышит тяжело, с хрипами – значит, его силы уже понемногу иссякают. Ищет хоть какие-либо новые способы удовлетворить не то ли самого себя, не то ли Джэхена. Он нагло лапает джэхеновы бедра, шепчет что-то – Чон уже и не поймет, что именно, даже позволяет себе один поцелуй в угол челюсти. И в очередной раз он притворяется. Чону, ну же, не ври, ты любишь только себя. Джэхен ненавидит свое тело. Низ живота стягивает прежде, чем он успевает что-либо осознать. Голову вскруживает, конечности безвольно тянутся вниз, и Чон, излившись в собственную руку, падает на кровать. Ему не приятно. Ужасно осознавать тот факт, что оргазм накрыл его именно сейчас, когда от боли изнывала каждая часть тела, и единственным, от кого он в самом деле получил удовольствие, бы не кто иной, как он сам. Он ненавидит, просто ненавидит это всей душой. Чону отсраняется от Джэхена, поняв, что от того толку уже мало, после чего принимается доводить себя до разрядки самостоятельно – благо, на это не уходит слишком много времени. Он матерится безмолвно – можно прочитать по губам – после чего закусывает губу и едва заметно прогибается в спине. Вся сперма попадает на джэхенову спину, но тот даже не чувствует этого – лежит, вжав ладони в изголовье кровати, и не понимает, как ему погасить жжение внутри себя. Ким же, наоборот, отходил не слишком долго, встает с кровати, напоследок легонько шлепнув Чона по заднице, и спрашивает: – Ванная ведь по коридору налево?– Да.– Отлично. Чону скрывается в дверном проеме. А Джэхен, кое-как перевернувшись на бок, уставляется в окно, где видит стоящую напротив многоэтажку, в которой встречаются одинокие желтые огни ламп. Люди тоже не спят. В другом углу квартиры он слышит шум воды из крана – Чону нашел ванную. А он тем временем находит одеяло, которым укрывается почти что с головой. Его тошнит. В его рту – неприятный привкус из-за отсутствия ужина, по щеке стекает непроизвольная слеза – такое бывает. Не дождавшись рыжеволосого, Джэхен засыпает лишь с одной мыслью в голове. "А что дальше?"***Яркий персиковый свет – отражения рассвета в стеклах соседнего дома – ослепляет глаза. Не сумев спрятаться от него во сне, Джэхен открывает глаза и пытается отодвинуться в ту сторону, где его нет. Поворачивается, зевая. И видит перед собой Чону. Он спит, мирно посапывая носом. Макушка его растрепана, правая рука крепко обнимает Джэхена. На нем – одна из футболок, которая уже пару дней валялась в стирке. Чон понимает, что вчера он забрал себе все одеяло, и поэтому Киму пришлось по пояс укутаться пледом из гостинной. Что-то бормочет, морщит нос, улыбается... Солнечный зайчик как раз на переносице, меж его глаз. Еще немного – и тот проснется так же, как только что проснулся Джэхен. Но он верит, что ничего не нарушит сон Чону. Смотрит на часы. Начало седьмого. Можно спать еще сколько угодно. Поделившись с Кимом одеялом, Джэхен заключает его в свои крепкие объятия, перед этим убрав непослушную прядь с век. Впервые в этом январе светит яркое солнце. ***Одиннадцать. Джэхен поднимается из постели тяжело, мнет лицо руками, пытаясь взбодриться. Затем все же кое-как встает и плетется по комнате. Вместо Чону на кровати – вмятина и мелкие складки простыни. Ну ничего, проснулся уже, значит. Может, сейчас умывается. Чон идет в ванную в надежде увидеть его там, но нет. Пусто. Полотенце еще не успело полностью высохнуть. Возможно, он уже на кухне? Вода в кране ледяная, куда ни поверни вентель – Джэхен кривится, принимает душ через силу, стараясь стереть со своей спины высохшие капли спермы. Он сгибается пополам от боли после вчерашнего, сложив руки в замок и издав немой всхлип. Ноги по-прежнему судорожит, руки дрожат, а что уж с другими частями тела, даже сказать страшно. Боже, какое же мерзкое утро. – У меня особо есть есть нечего, если что, - вытирая мокрые волосы, он кричит это в сторону кухни. - Можешь заказать себе что-нибудь, я оплачу. Заходит в надежде увидеть здесь Чону. Но окидывает взглядом лишь пустую комнату, стоящие в ее разных углах стулья – так же, как они их и оставили – стол и столешницы. Он бросается к ним, пытаясь отыскать хоть какой-то след Кима, хоть какую-то маленькую деталь, что выдала бы его присутствие, но не находит ничего. Лишь натыкается на валяющийся на полу листочек из его собственного блокнота, на которой расхлябаным почерком – видно, в жуткой спешке – написано: "Извини за украденную футболку. Я верну. Пиши." Далее – номер телефона. Джэхен всматривается в него недолго. Даже хотел было потянуться за разряженным телефоном, чтобы записать. Но в итоге телефон так и остается нетронутым. А бумажка летит в мусорник. Зима в этом году выдалась не слишком снежной.