1 часть (1/1)
Рождество. Волхвов к младенцу Иисусу вёл свет Вифлеемской звезды. Но ведь не только Спаситель родился под звездой? Просто у каждого она своя — заветная, счастливая, путеводная… заблудшая. И он тоже родился под какой-то из этих звёзд. Почему-то хочется верить, что под счастливой, хотя на всех таких не хватит. Гувернёр мистер Флетчер рассказывал, что некоторые звёзды, что светят над туманным Альбионом, не видны в этой части света. В самом деле: уже когда корабль проходил Конские широты, на небе из ночи в ночь появлялись новые, а те, что светили прежде, — постепенно исчезали.Так, может, он просто не видит своей звезды, а та — не может спуститься к нему и указать путь? Кто знает?.. Возможно. Эбигейл и сама не знала, за какой звездой идёт. За своей ли? Оба заблудшие…Лёгкий ветер с шумом колыхнул пламя свечей; Эбигейл привстала на подоконнике и ещё раз взглянула на россыпь белых точек в чернеющей выси. Всё же, если закрыть окно — станет душно.Воск свечи забрызгал письмо к леди Эфрон. Придётся переписать… В конце концов, чем ещё заняться ночью в доме, так и не ставшем родным, с людьми, так и не ставшими близкими? Рождество. Ужин с супругом и гостями. Молитва, поздравления, подарки, улыбки, девять блюд, тосты — всё согласно этикету лучших домов Лондона. Но здесь никогда не будет так спокойно на душе, как тогда — с миссис Барлоу и капитаном Флинтом на ?Морже?. И с каждым годом понимание этого становилось всё яснее. ?…ужинали с мистером и миссис Катинг. Также на праздник прибыл майор Уиллоуби, сэр Дженкинс…?Чем дальше время уносило от тех дней, тем большее оживало в памяти. Как будто то путешествие никогда не заканчивалось, как будто снова и снова продолжалось в мире, который существует только в голове, — запахи, бриз, брызги волн, лица, голоса, взгляды. Его взгляд. Такого больше не встретилось — только он смотрел открыто, смело, не заискивал, не оценивал. Как будто всегда знал её. Этого взгляда не хватало... ?…чета Катинг преподнесла в подарок часы…?Миссис Барлоу увидела часы в тот вечер… Интересно, осталось ли от них что-то после разгрома Чарльзтауна? Так и не довелось вернуться туда после похорон отца. Наверное всё же к лучшему — не хотелось вновь смотреть, какой жалкий облик обрела несокрушимая и справедливая цивилизация. Перо перестало скрежетать по бумаге. Эбигейл взглянула на идеально выведенные строки и завитки. Приторное чувство фальши и лицемерия наполнило грудь: эти слова не от души — для высокого слога; не для близкого друга — ради приличия и по долгу, согласно статусу. В манифесте капитана Флинта для ведения дневника почерк ложился совершенно иначе — мистер Флетчер отругал бы за те каракули. И почему-то почерк становился хуже, когда его взгляд останавливался на ней. Но тогда на страницах остались не просто факты с датировками, которые из вежливости надлежит сообщить супруге делового партнёра супруга. В те дни всё было иным: в том манифесте остался другой, настоящий, живой, пусть и неприглядный многим мир. ?…более отменного фазана давно не пробовали. По такому случаю к столу подали Шато Шеваль Блан, которое особо пришлось по вкусу сэру Дженкинсу…?И не нужно было силиться запомнить одинаковые вечера и разговоры: каждый день на ?Морже? был разным, новым, непредсказуемым — не как последние несколько лет цивилизованной жизни. Что же сказала миссис Грегсон, когда майор Уиллоуби упомянул французские суда? Вероятно… Ах, да неужели эту лондонскую курицу в самом деле интересует, кто что сказал за рождественским ужином на другом краю света? Боже, кого это вообще волнует?!Большая капля чернил, упав с пера, залила только что написанную фразу. Как назло, последний чистый лист. Придётся спуститься в библиотеку за бумагой. Весь дом погружён в тишину и полумрак. В саду смолкли цикады, даже птицы почти не слышны — словно этой ночью весь мир крепко уснул. Эбигейл поправила на плече халат и вернулась к окну; положила руку на створку и снова взглянула на безоблачное небо. На секунду показалось, что его прорезала короткая, едва уловимая вспышка. Заблудшая звезда. Стоило бы загадать желание. Наверное. Но толку? Всё равно не успела… Так и оставила окно нараспашку. ?Он кажется здесь чужим?, — вспомнила она собственные слова, сказанные капитану Флинту. С тех пор и она сама — чужая в, казалось бы, родном и привычном кругу. Высокие книжные полки отливали серебром в лунном свете. Эти же холодные блики очертили макет фрегата на подставке; паруса его зловеще чернели в ночи. Почему все мысли сейчас, спустя годы, возвращаются в те дни? Потому что бессонница... Потому что пора перестать кормить призраков в голове — уже давно нет ни миссис Барлоу, ни капитана Флинта, ни Чарльза Вейна, ни проклятого чёрта Лоу. И, наверное, уже нет Билли… Но то была их жизнь: в ней нет места слабым. Таким, как Эбби — наивное дитя, не знавшее нужды, лишений и трудностей. Лишь однажды. И то не надолго. Никто не проснулся, не услышал, как тихонько поскрипывают половицы паркета под босыми ногами. Эбигейл открыла дверь в свою спальню, и порыв сквозняка тут же сорвал пламя с подсвечника — белёсые завитки заклубились в полумраке. До сих пор трудно привыкнуть, что в мягком климате Саванны такой резкий ветер. Вообще трудно привыкнуть, что она давно уже не…— Мисс Эш.Эбигейл замерла в двух шагах от стола: это голос в голове или?.. Возле второго окна беззвучно качнулся рослый силуэт. Этого не может быть! Чудесам — место в сказках. Даже Рождество едва ли их стезя. Да и это… язык не повернётся назвать чудом.— Эбигейл, — прозвучало отчётливее и ближе. Листы, шурша, словно крылья буревестника, скользнули из рук на пол. Голос Эбигейл дрогнул:— Мистер Мандерли…