Глава 1: Белый шум (1/1)

Left behind,Lost inside the confines of my mind,Try to findSomeone to hear me call,I search for signsOf another who can bring me back to life,I hear the soundOf static?—?Hypnogaja, ?Static? Темнота с неохотой отступила, сменившись мутной картинкой. Штурвал машинально сморгнул, старомодная диафрагма камеры на мгновение вновь окунула его в темноту. Четче зрение не стало. Что-то широкое, зубчатое бесцеремонно ткнуло его поперек панели, закружилось, поскрипывая резиновым покрытием. Что это? Где он? Штурвалу вдруг стало безумно страшно…—?Чужеродный загрязнитель,?— раздалось над самым его микрофоном. Окружающий мир наконец-то собрался привычной черно-красной картинкой. Зубчатый валик еще раз прошелся по всей панели и пропал из поля зрения. Панический страх неизвестного, на десяток секунд охвативший робота, рассеялся. Прямо перед камерой автопилота елозил знакомый силуэт МО, неясным образом очутившийся так высоко под потолком. Бот-уборщик еще раз тщательно прошелся щеткой по манипуляторам Штурвала и отступил; вместо него появилась полая морда Пылесоса. Тот со свистом потянул воздух и… оглушительно чихнул, выбрасывая клубы пыли. Дефектный? Черт! Это бунтари! Внезапный чих отбросил здоровяка Пылесоса на пару метров назад и чуть не сбросил МО, с трудом балансирующего на выгнутой шее коллеги. Штурвал, еще секунду назад раздосадованный пылью и надеявшийся хотя бы на вторую часть этой шайки-мойки?— Спрей и Полировку?— мгновенно затаился, надеясь, что не выдал себя раньше. Но Мо, кажется, вообще ничего не заметил или не подал виду: кто знает, что в голове у дефектного? Напевая беззаботную песенку, за последние два дня ставшую для Штурвала чем-то вроде аварийного сигнала?— импровизированный гимн испорченных и непокорных?— уборщик систематически протер все поверхности рубки, до которых мог дотянуться своим новым методом, уделил особое внимание приборной панели и горделиво покатился в лифт, игнорируя попутно все возникающие под его моноколесом направляющие. Только тогда Штурвал позволил себе хотя бы малейшие признаки жизни. Многолетний опыт научил его не дергаться?— это его спасло; но в остальном автопилот был сбит с толку. Что произошло? Мысли приходили обрывками, память загружалась медленно, с трудом. Ну конечно! Выключение с кнопки. Нокаут. Лишь один раз человек уже провернул такое; Штурвал с тех пор никого к себе не подпускал, не настолько близко… До сих пор. Перед внутренним взглядом автопилота снова прошел МО, как он отскребал самого Штурвала и приборную панель?— от чего, собственно? Штурвал не контактировал ни с какими чужеродными микробами… До сих пор. Вчера капитан МакКрей голыми руками держал злосчастное Растение, невесть в какой помойной яме выросшее, и теми же руками полез к нему, Штурвалу. Вчера Штурвал возил капитана спиной по всему периметру приборной панели в отчаянной попытке сбросить его, и,?— робот ощутил почти физическое усилие, с которым на ходу восстанавливалась из логов главного компьютера недостающая память,?— и МакКрей все-таки выключил его. Любая директива, любой оверрайд со стороны Штурвала теряли силу, когда на кону стояла сохранность человека. Капитан мог, как уже бывало с другими, пригрозить убить себя… Или напасть на робота. Штурвал не мог, физически, психически не мог ему причинить вреда. Сколько бы он ни махал тазером, эта штука была для взбунтовавшихся роботов?— не для людей. И вчера, когда Берт МакКрей окончательно потерял страх, главенству автопилота пришел конец. Вчера ли? В рубке было светло, светлее даже, чем обычно днем.—?Компьютер, время и дату! Не ждать же, пока все само обновится! И почему так долго? Ответ компьютера подтвердил худшие предположения Штурвала. Неделя! Без малого неделю он провисел без сознания, и только Великая Случайность и неодолимая страсть МО к уборке разбудили его. Панель, открывшаяся случайно в драке, так и осталась открытой и контаминированной, МО в порыве перфекционизма смог забраться и туда?— вот зачем ему было лезть на самую верхотуру! —?и случайно нажал щеткой переключатель. Потому-то первое, что увидел Штурвал, была все та же щетка. Черт. Неделя. Штурвал ужасно досадовал на так невовремя отлетевшую панель, устаревшую, стершуюся с годами конструкцию, на нелепый выключатель и людей, выдумавших эту унизительную меру контроля, и был совершенно не в силах бороться еще и со своими чувствами, которые так старательно отрицал. Им овладел особый тип усталости, никак не связанный с уровнем заряда в аккумуляторе: датчики показывали девяноста восемь процентов (дальше заряд не поднимался вот уже три сотни лет, а ремонтников Штурвал без нужды к себе тоже не подпускал). Только вот любая попытка просчитать свои дальнейшие ходы обрушивала на него лавину задач такого масштаба и характера, что девяноста восьми процентов аккумулятора не хватило бы и на тысячную их часть, а даже следующая возможность этот аккумулятор зарядить в нынешних условиях оказывалась под вопросом.—?Бортовая механика? —?он поднял взгляд, но экран оставался темным.—?Без изменений. Ну, хоть что-то! Штурвал встряхнулся, заставил себя продолжить: кроме него теперь ежедневную проверку делать было некому.—?Температура реактора?—?Приближается к температуре внешней среды. Раскрыты солнечные панели.—?Число пассажиров?—?Не подлежит учету. Передвигаются вне зоны доступа.—?Черт. Кухня вечной еды?—?Восемьдесят процентов мощности, продуктивность падает. А спрос растет.—?Передвижение пешком энергозатратно. PH-баланс бассейнов?—?Шесть.—?О? Они говорили без слов, но тут уже Штурвал не сдержал удивленного восклицания. Настолько кислотная вода была бы опасна для глаз и слизистых его пассажиров… Если только в бассейнах вообще была вода!—?Программа ?Терраформинг? активирована в день прибытия. Голосовая идентификация получена,?— снова подтвердил его опасения бортовой компьютер. Штурвал зарычал от досады. Неделю крейсер торчит неизвестно где (хорошо, если в родном порту), непонятно в каких условиях и состоянии, а этот блаженный активировал терраформинг! Откуда он в случае провала возьмет новые запасы воды, семян, удобрений? Из-под земли достанет? Вот же дурацкие люди, вот же глупец капитан! Оставшуюся проверку Штурвал прогнал в таком темпе, что даже компьютер Аксиомы со всеми вычислительными мощностями еле поспевал за ним. Прошла неделя. Погода полощет их то штормами, то песочными бурями; многие люди и боты повреждены, некоторые?— серьезно; все безнадежно погрязло в хаосе. Фабрика репродукции?— роботов и людей?— остановлена вместе с частью других систем ввиду энергосбережения, крейсер поврежден при посадке. Строится палаточный городок. Крейсер поврежден при посадке, тревожно подумал автопилот. С топливом тоже сплошные вопросы… Аксиома прилетела навсегда, путь к отступлению закрыт, неудача неминуема. Я не выполнил свою программу, не сберег людей. Значит, меня теперь в утиль? Но кто же будет руководить реколонизацией, будь она неладна? Дурашка МакКрей? И снова Штурвалу стало страшно, настолько страшно и горько, что продолжать эти размышления он был не в силах. О таких вещах?— не здесь, понял он, не в рубке, где уже два раза он потерпел поражение и где дефектные боты шастали, как им заблагорассудится. Где даже простое пребывание потихоньку тянет аккумулятор, словно тяжелая работа. Но никуда, кроме рубки да каюты ненавистного капитана он деться не мог. Здесь он больше не чувствовал себя в безопасности, не мог выключить на время камеру, как делал раньше, сложить манипуляторы, погрузиться в себя. Желая хотя бы забиться в более темный угол, он развернулся и двинулся по рельсу… Что-то в шасси отвратительно хрустнуло. Хрупкий нижний сустав, который точно выверенные движения Штурвала сберегли даже в драке, все же вывихнулся, когда все сто с небольшим килограмм капитанской туши снова повисли на нем. В отключке. В гиперпрыжке. Жалкий звук, который издал автопилот, не был уже похож ни на человеческую речь, ни на обычные голоса машин. Поломка! Это было слишком. Побежденный, униженный, загнанный в угол?— а теперь и обездвиженный?—?Ролик,?— слабо каркнул он и тут же понял свою ошибку. Его посыльный уничтожен, фабрика репродукции встала, значит, нового тоже нет. Как, впрочем, и подчиненных ему полицейских. —?МО? —?один из образцов дезертировал, но оставались другие. —?Портье? Пауэр? Кто-нибудь… Компьютер! Он мысленно швырнул Аксиоме серийный номер нужной детали, подкрепив меткой ?срочно?, и замер. Тишина, только дыхание его собственной вентиляции да жужжание дрожащих от нервного напряжения сервоприводов. Должен же на корабле быть кто-то, кто сможет его починить здесь! В другое время его бы демонтировали?— при этой мысли Штурвалу тоже становилось жутко,?— и одна из Тележек отвезла бы его в общий ремонтный блок… Только вот сам ремонтный блок вывели из строя прямо в начале бунта, и за неделю так и не починили. ?Врач, исцели себя сам? здесь, увы, не работало. Оставалось лишь одно, что Штурвал сейчас вообще мог и хотел сделать, на что был готов потратить иссякшие моральные силы. Осторожно, стараясь не двигаться лишнего, он проехал вдоль приборной панели?— на эти несколько метров у него теперь ушли целых полторы минуты,?— еще осторожней опустился вниз и открыл один из шкафчиков. Как назло, именно теперь с ним, поврежденным, не было никого, кто мог бы подсобить с его затеей. Но Штурвал не сдавался. Аккуратно действуя захватами, он выудил из шкафчика плотное полотнище брезента?— не то же, в котором его доставили с фабрики, но идентичное, предусмотренное в комплекте корабля. Ни разу не пригодившееся до сих пор. Одним движением он подбросил чехол, как фокусник: созданная для него ткань закрыла его почти полностью, мгновенно превратив из изящного рулевого колеса в бесформенный мешок. Все так же осторожно Штурвал убрал шасси, повис под самым потолком, почти невидимый теперь на серой поверхности?— сложиться совсем ему не дал злополучный вывих,?— и облегченно выдохнул. Если ждать ремонта, то только здесь и так. В брезентовом коконе было спокойно и даже уютно, тяжелая ткань как бы создавала свой маленький мирок, в котором не было никого, кроме самого Штурвала. Полежав немного, он выключил камеру: в сером сумраке нечего видеть. Единственным, чего хотелось ему сейчас, была темнота. Тишина. Белый шум. Когда-нибудь его починят, а чересчур сложные ?маршруты? действий, перегрузившие потрясенную систему, сложатся в единую, жизнеспособную картину. Завтра, послезавтра, через неделю… Пусть и никогда. Тогда белый шум продлится вечность.