Интерлюдия 2 (1/1)

Я в здравом уме. Это мир такой сумасшедший. Пришел он однажды в одну деревню, построил себе дом и лег на печь. И только через тридцать лет, а может и меньше, а может и больше, только после того как Ярополк скинул его с теплого места, на котором он развалился словно кот, объевшийся сметаны, Андрей встал. Ну как встал. Упав, он немного полюбовался на потолок, но потом все же поднялся, да и вышел на улицу. Все эти года деревенские следили за ним: выносили его на улицу, приносили еды, убирались в доме и многое другое. И нет, ему не было стыдно. Как говорится: дают?— бери, бьют?— ответь так, чтоб больше не смогли. При этом все почему-то считали его собственным сыном, а точнее отроком того человека, который построил эту крепкую избу, а потом исчез без следа, оставив после себя болезного сына, да коня. Слегка пошатываясь из-за долгого отлеживания боков, он тяжело переступил через порог, вывалившись как мешок с зерном на свет белый из дома. Заметившая его девочка, с криком куда-то побежала. Он лишь покачал головой?— его чуть не оглушило. Сбежался со всех сторон люд к нему, и начал говорить, что были вчера в деревне калики, говорили, что вылечить всех больных смогут, да за это просили вином их поить. Вечером пошли к нему в избу, а потом вышли, сказав, что дело сделано. И пили потом они вино, и пили много. До сих пор даже пьянствуют. Но Илья не обратил на них внимания, сел на коня Ярополка, да поехал отсюда?— слишком ему уж надоело это место. А деревенские все не отставали. Притащили откуда-то латы, да палицу, одели его и проводили, с напутствием о лёгкой дороге, почему-то именно до Киева. Едет Муромец по дороге, да песню напевает, а конь ему вторит. Внезапно вылетел откуда ни возьмись разбойник, а Илья с размаху от неожиданности как ударит его по голове палицей, так тот и упал, как скошенная трава. Ну делать нечего, придется и этого с собой тащить до ближайшего города, может и дадут за него скоморохи что-то?— любят они такое. Едет он дальше, не знает сколько ехал, но доехал он до града большого. Вошёл в город, а его слуги подхватили под белы ручки, а ещё и не забыли того странного?— тоже с собой прихватили. Привели его в палаты богатые, где пиршество шло. Поднялся из-за стола один человек?— самый важный по виду, а значит князь, смотрел он недоверчиво, пока ему один из бояр не шепнул что-то на ухо, а потом вдруг обратился к Илье:?— Как звать тебя, богатырь? —?выгнул черну бровь князь Киевский.?— Звать меня Илья Муромец, дорогой князь.?— Вот что, Илья, победил ты и привез ко мне разбойника опасного Соловья. За это награждаю тебя. Собери себе дружину. Будешь теперь ты у меня служить. Пожал плечами Илья, потом поклонился, поблагодарил князя и пошел в палаты, где дружинники поживают, богатыри.*** Долго иль коротко служил у князя Владимира Муромец. Спасал Русь и от захватчиков, и от сломанных Спящих, которых никто не видел, но вред они приносили все равно не малый. Да решил Илья отдохнуть. Взял Ярополка, выехал из города. Путешествовал, бродил не один месяц, когда встретил могучего Святогора-богатыря, который его сначала придавил, когда спать завалился, а потом ещё в карман засунул. И правда был силен богатырь, но не разумом. Не стал держать обиды Илья на него, поэтому поехали они дальше вместе. Едут, едут, вдруг видят, гроб стоит. Понравился он Святогору, решил тот лечь в него, дабы покрасоваться, да Муромца попросил его крышкой прикрыть. Но только успел лечь богатырь, как крышка сама захлопнулась, а гроб начал с удовольствием чавкать Святогором, ещё при это и причмокивать. Понял тогда богатырь-воевода Киевский, что это был замаскированный сломанный Спящий. Бросился он тогда в атаку, чтобы отомстить за смерть друга. Пока бился он с супостатом проклятым - да еще как, не на жизнь, а на смерть - понял, что скучна ему жизнь стала богатыря русского. А особенно надоела ему глупость среди богатырей, которая кажется была им присуща, как и эта неимоверная физическая сила.*** Долго бродил он по земле русской. Без имени, без дома бродил, только с другом своим верным Спящим Ярополком. Пока однажды не нашел подземелье, полное сокровищ. Тогда и озарило его. Так впервые за столетия у сказки о Кощее появилось настоящее лицо. Как только понял это Кощей, решил он сделать все как надо. В черные одежды облачился, на голову венец златой водрузил, а Ярополк птицей чудовищной обратился. И пошел он тогда смуту сеять среди людей, то больное стадо вырежет, то девицу красную вызволит украдет, то детей учит премудростям колдовству темному, да еще и слухи распускал о своей смерти, спрятанной в игле, а та игла в утке, а утка в зайце, а заяц в сундуке кованном, который висит на дубе многолетнем на острове посреди моря-океяна. Как весело было ему смотреть на этих молодцев, которые сначала на дерево кое-как лезли, а потом за зайцем набегаться не могли, спотыкались, падали, но все не сдавались. А к нему самому идти боялись. Славное было время, веселое. Однако через столетие, может меньше, а может и больше, добрались богатыри до его иглы и сломали ее. Понял он, что пора Кощею уйти. Скинул тогда платья черные, снял с головы венец златой, оставил все в пещере, а ее саму скрыл надежно и печать поставил, дабы не нашел никто его богатства, оставленные на черный день. Ярополк опять конем стал, и пошли они вновь бродить по земле русской.