II (1/1)
На кухне жадно, как в последний раз, целовались двое.Она - в мятой, кое-где пропаленной, изгвазданной кровью футболке и держащихся на честном слове джинсах.Он - в мокрой и такой-же изгвазданной тельняшке и остатках камуфляжных штанов. Видно было, что над ними упорно поработали, чтобы сделать доступными в стратегически важных местах, но снимать не стали. Кухня, освещенная только неверным светом уличного фонаря, напоминала поле диковинного сражения - вся в брызгах крови, ошметках ткани, бинтов, и Бог знает чего! Кухня, обстановку которой романтической назвал бы и самый последний циник (Гусары, молчать!), стала последним полем боя для этих двоих. Он целовал ее, как в последний раз - жадно, больно, кусая губы, раздирая щетиной подбородок и оставляя на груди длинные темные полосы.Она - со скрипом сжимала зубы на его губах, раздирала кожу своими коротко остриженным по врачебной привычке, ногтями. Медный вкус крови мешался с терпким привкусом табака, горечь пота - с дыханием. Зацеловать, облизать каждую крапинку себя отраженную в нем/ней - стало целью на этот безумный вечер, перешедший в утро. Если бы кто-то сумел заглянуть в это окно, он бы ужаснулся - два зверя неистово рвали себя/его/ее на покрытом кровью столе. Две стихии боролись за главенство, нет - два любовника пожирали пространство, чтобы занять его собой и излиться криком.Так просто и так сложно, Он жадно целовал ее, жадно входил, ревниво срывал каждую капельку пота, самый малейший звук, впитывал его в себе, рывками, как зверь.Так больно и так нежно, Она брала его, брала всего, до конца, с каждым криком запечатлевала в себе, рывками, как зверь.Утром они проснутся, голые, окровавленные, в гнезде из обрывков одежды, битых тарелок и бумажных полотенец, обломков стола и россыпи патронов. Как в ЭТОМ можно было заниматься любовью? - Можно, трясясь от желания, с рыком и до кровавого тумана в глазах.Если бы кто-то сумел заглянуть в окно, неотложка была бы ему обеспечена по сугубо медицинским показателям...И был вечер, и было утро - день второй...Как убедить двоих параноиков в безопасности убежища, если сомневаешься в собственном здравом рассудке: наверное заказав пиццу и, "соблазнительно" мотыляя покоцанными бедрами пройтись голышом на их глазах. А затем, подхихикивая и в неглиже, по-очереди, запустить нарезку из любимых фильмов и предложить остановиться на моменте, когда их, любимых, сюда занесло. Полюбоваться на когнитивный диссонанс, сыграть в "найди десять отличий" между Зимним и Рамлоу, и взасос поцеловать последнего (шоковая терапия братцы).Выгрести из уцелевших карманов последних всю имеющуюся наличность, влезть в парадно-выгребное платьице-пальтишко-ботиночки, чем довести до истерического смеха обоих, и умотать за продуктами, медикаментами и вкусняшками из разряда - я столько не выпью.Уже в магазине задумчиво осмотреть гору продовольствия и, вишенкой на торте, добавить новенькие наушники, взамен сломавшихся минувшим вечером. Рассчитавшись с малость прифигевшим кассиром, профланировать с тележкой к магазину для взрослых, скромно притулившимся между строймаркетом и аптекой (это у меня одной такие ассоциации, или с миром что-то серьезно не так?!), и прикупить там аксессуаров в ассортименте.Диавольски хохоча, погрузить все выше обозначенное в грузовое такси, и весело помахивая ненормальных размеров членом, пойти за сигаретами...Так-с, репутация восстановлена, теперь можно быстро переодеться в родную камуфлу у охранников, и, пока те восстанавливают порушенную самооценку, вернуться к родным попаданцам.И был день, и был вечер, и было много секса... правда церебрального и только у Рамлоу, но его это не остановило. Пока не удастся идентифицировать, куда их с Зимним отправил безумный гений (или гениальное безумие, тут уж кому что) Старка, покоя ни им ни их хлебосольной хозяйке не будет. С понятием тождественности Мультиверсума и выражением, что водки много не бывает, "милая барышня" была знакома. А, судя по маньячному блеску в глазах, собиралась затрахать Зимнему насмерть...