Desbundar (1/1)

— Вообще не понятно, как и, главное, зачем девчонки в этом ходят, — Серёжа отшвыривает телефон и тянется к коробке с пиццей.Они с Ником устроили вечер пивасика под закусон, пока вообще еще есть такая возможность и работа, которая не ясно где догонит — здесь, в Москве, или же в Питере, не начала брать свое. Сели прямо на полу перед телеком и в процессе заскучали настолько, что наснимали абсолютно придурочных видео через фильтры приложений. Конечно же, только Серёжа оказался настолько идиотом, что залил всё это в сторис ?на поржать?. Ну, не совсем всё, ладно. Вот эта, получившаяся из него, с позволения сказать, мамзель в кружеве и чулочках — явно перебор: не выдержит, пожалуй, и самый впечатлительный, если даже у самого Серёги глаз задергался при виде этого безобразия.— Ну, эээ... Это красиво?— Ага. И явно жутко неудобно.— Откуда ты знаешь? — жуя очередной аппетитный треугольник ?Маргариты?, интересуется Никита. — Надевал, что ли?— Чтооо? Горошко давится глотком тёмного солодового и закашливается. Никита же заливается смехом и разве что только по полу не катается, так ему весело.— Ты сейчас получишь пизды, Ник. Серьезно.— Угроза так себе. Конечно, теперь все мое. Тебя ведь это уже не интересует, да?Шутник херов. Серёже очень лениво вставать и устраивать потасовку, поэтому он просто заряжает другу в ухо наотмашь раскрытой ладонью.— Ай! Ну ты совсем придурок? Чего дерешься, я же пошутил!— Вот и завали.Горошко прикуривает и выпускает дым под потолок.— Слушай, — Никита садится по-турецки. — Серьезно.— Что?У приятеля такой заговорщический вид, что Серёге не то, что страшно становится, но очень так... не по себе.— А ты... смог бы?— Что смог бы? — он не вдупляет. На что его подбивают? То ли Никита потерял способность членораздельно изъясняться, то ли Серёжа... перебрал и не способен воспринимать. Ну, нет. Пара бутылок за длинный вечер под пиццу — нормально же. Так что он хочет-то?— Ну... надеть.— Любой дурак смог бы. Оно же как-то надевается.— Ты не понял.— Так поясни.— Надеть и... — Никита мнется и пытается жестами изобразить что-то странное. — Ну, пойти куда-нибудь.— Совсем дебил? А юбку не надеть?— Та ну нет. Под штаны. Ради прикола.— И в чем прикол?— Не знаю... Ну, в ощущениях?— Точно ебанулся, — меланхолично сообщает потолку Серёжа, пока приятель продолжает делать все, чтобы привлечь его внимание.— Заодно узнаешь: удобно или нет.— Оно мне надо?— Давай на спор. День в чулках. А?Ник тянется за следующей бутылкой, но Серёжа решает, что ему с такими заявлениями уже хватит на сегодня, и отбирает пиво.— Ты рехнулся. Или напился, — констатация факта — ни больше, ни меньше.— Я выпил столько же, придурок. А вот ты, Серёга, — Ник тычет в него пальцем, — трусишь.— Ты предлагаешь хуйней страдать. Это не трусость, а здравый смысл.— Ха!— Что?— Ты и здравый смысл! Ну, даааа.— Слушай, отвали.Никита на пару минут замолкает, все же дотянувшись до отставленной на, казалось бы, безопасное расстояние бутылки и сворачивает зазубренную крышечку. Огонь революции в его глазах только начинает разгораться:— Как думаешь... а ему бы понравилось? — спрашивает он.— ...кому ему? — Осторожно уточняет Серёжа. Он знает ответ, но, все же, задаёт вопрос, чувствуя, как по хребту бегут мурашки. ?А действительно, понравилось бы??. Вот же сука, что за мысли такие?!— Ты знаааааешь! — тянет Никита. — В твоей жизни есть один такой ОН.— Я уже проклял тот день, когда тебе рассказал.— Да ладно? У тебя язык чесался и развязался сразу, стоило мне спросить, почему ты такой пришибленный ходишь в последнее время.— Просто... заткнись, пожалуйста.— Нет, ты не ответил. — А твоей девушке бы понравилось? — Серёжа решает, что лучшая защита — это нападение. Классика же.— Понравилось что?— Ты в чулках.Никита пару раз моргает как огромная пучеглазая сова, а потом они уже оба валятся на паркет и ржут, как кони.Серёжа надеется, что дурную голову приятеля покинет авантюрная мысль. ?Надежда — мой компас земной, а удача...? А удача Серёгу явно покинула на сегодня.— Не, Серёж, ну реально. Прикольно же. Когда еще такой хуйней пострадаем.— И что предлагаешь? — Ну, купим это... эти... чулки. Каждый на день надевает, а потом рассказывает, как это было и что в итоге вышло, — Никита протягивает руку, чтобы скрепить пари. — Не сделаешь...— Та иди ты на хер, — отвечает Серёжа, зажав зубами сигарету, — это ты не сделаешь, — крепко жмёт протянутую ладонь и сам же разбивает.Вот же сука блятская, он точно с ума сошел. На что вообще подписался?!***Первая половина ?дня икс? проходит, кстати, на удивление... обычно. А вот вторая... Ну, как сказать. Особенно если учесть, что Серёжа вышел из дома только ближе к вечеру и бродил исключительно окольными дорогами, пока Ник не позвонил и не напомнил о том, что мухлевать нельзя. Тогда честолюбие взяло свое, и он, с гордо поднятой головой и в чулках, пододетых под брюки, отправился в метро. Ему постоянно казалось, что все вокруг знают, именно на него смотрят, и он всё время одергивал брючины штанов, хоть надел еще и носки, чтобы, не приведи Господь, ничего не задралось и никто не увидел... Спустя семь остановок он вылетел из подземки, как пробка из бутылки, и побежал ловить такси. Так и отправился бы обратно домой, если бы телефон не зазвонил.— Привет! Чем занят?Сережа хотел бы ответить что-то вроде: ?Играю в агента 007 на очень специфическом задании?.— Да ничем, в общем. В городе... гуляю. А ты? Разве не на съемках?— Дома уже, закончили раньше. Сильно занят? Может, забрать? Дима говорил, что сегодня допоздна будет париться в съемочном павильоне, как и предыдущие три дня. Серёжа соскучился. Очень. Но почему именно в этот день все должно было случиться именно так? Он собирается сказать: ?Да, есть дело на вечер. Прости, но никак?. — Я... — Ага, сейчас. Не может Сергей ему врать. Да и не хочет, на самом деле. — Не надо. Буду в течение часа.Мягкое ?Жду? раздается в трубке, и Дима отключается. Серёжа тоже ждет, так ждёт, что в плену предвкушения встречи забывает, зачем, собственно, вышел из дома, куда направлялся и какой сегодня день. Вспоминает только адрес и просит сменить маршрут.***Дима как-то не успел осознать, в какой именно момент этот парень незаметно проник к нему под кожу, став неотъемлемой частью его мира, да так, что теперь без Серёгиного присутствия становится пусто. Шумный, неугомонный Горошко принес с собой такой движ, о котором он, взрослый уже, состоявшийся мужчина, успел позабыть. Однако желание быть рядом, согреть, подарить какой-никакой уют и защитить постоянно одолевают его. Дима им не сопротивляется. Здесь, рядом с ним, этот повеса становится таким домашним, что в груди разливается тепло и щемит где-то в левом подреберье.Они не виделись несколько дней, которые для Димы слились в одну смазанную полосу. Как же хорошо, что сегодня выдался денек посвободнее.Ужин, обсуждение последних новостей, разве что о погоде осталось поговорить. В последнее время, им очень легко и просто вместе. Даже молчать. Дима так рад этой перемене — не передать. Он рассматривает Серёжку, стоящего у окна: тот курит, опершись на подоконник, и выглядывает наружу. Что-то углядев и чуть наклонившись вперед для удобства, Серёжа что-то говорит, спрашивает, но Дима уже не слышит. Это... это что, ему сейчас показалось?— Погода в последние дни просто супер, здорово было бы...— Серёжа, — перебивает его Дима.— М? — тот только голову поворачивает, и смотрит через плечо.— Подойди, а?Сергей настораживается, чуть прищурившись оглядывает Чеботарёва, сидящего с абсолютно нечитаемым выражением лица, но тушит сигарету в пепельнице, отталкивается ладонями от подоконника и медленно подходит. Остановившись рядом, он приваливается бедром к краю стола и заинтересованно глядит на Диму, чуть склонив голову набок.— Ну и?Дима хочет проверить. Это бред, конечно, даже если ему и показалось....Брючная ткань на ощупь гладкая и прохладная, она натягивается при любом Серёжкином резком движении и облегает ноги, стоит ему только наклониться или присесть. Само собой, Диме не показалось. Вот вам и движ. Он осторожно, практически не дыша, ведёт раскрытой ладонью по обтянутому тканью бедру и чувствует рисунок плотного кружева. ?Вот же блятство, — думает Дима, — Он рехнулся??.Что думает Серёжа, не совсем понятно. Дима поднимает на него взгляд: опущенная голова, занавешенные русыми волосами глаза и с силой закушенная губа — вот и весь ответ на незаданный вопрос. В распахнутом вороте рубашки по шее, ключицам и груди расцветают багровые пятна румянца. Сам сумасшедший и его с ума сводит.Дима медленно встаёт, и Серега отшатывается, делая шаг назад. Он неосторожен и оступается на гладкой прохладной плитке, но Дима перехватывает его за талию, плотнее прижимая к себе. Он смотрит в самые шальные на свете глаза и спрашивает:— Не хочешь объясниться?Серёжа не дурак, понял, что вопрос риторический, но он же Серёжа. В конце концов: ?Волков бояться...? В общем, камикадзе.— Нет? — ответы вопросом на вопрос — это Димино ?любимое?.— Показывай, — командует Дима. В этот момент он знает, что будет дальше. Серега начнет артачиться и придется все делать самому. Чужой глухой смешок и кривоватая ухмылочка тому прямое подтверждение. Дима берётся за металлическую пряжку его ремня и только тогда Серега дергается, перехватывая его запястье. Не тут-то было: он высвобождает руку, выкручивая предплечье. Короткие ногти оставляют едва заметные бледно-розовые полосы на коже, очередной раз подрубая под основание и так истончившееся терпение. ?Поздно метаться, мой хороший?. Правила игры приняты: ?Сам виноват. Раз не хочешь по-хорошему, будет, как будет?, и Дима разворачивает застывшего столбом, судорожно хватающего ртом воздух Сережу к себе спиной, нагибая над столом.Реши Горошко посопротивляться, или если бы они начали вдруг силой мериться, не ясно, кто из них вышел бы победителем. Серёжа шире в кости и чуть плотнее, но Дима — жилистый, мышцы, как жгуты, — он ловчее и проворнее. Так или иначе, Серега, под чужим решительным натиском, укладывается грудью на тёмное мореное дерево, чуть расставив ноги для равновесия. Дима сглатывает ставшую вдруг вязкой слюну.Серёжа же утыкается лбом в стол и старается унять дрожь в начавших вдруг слабеть коленях. Вот что должен он был ответить? Что они с Ником поехали кукухами? Рассказать, как на следующий же день после заключения гребаного пари, ни свет ни заря, друг потащил его в торговый центр, где они, как сраные агенты как минимум английской разведки, пытались найти магазин женского белья и с каменными лицами выбирали, мать их, чулки?!?Серёжа, давай ты, ты же актер?, — говорил Никита.?Я долбоеб, — говорил Серёжа. — Уже хотя бы потому, что на это подписался. Так что, давай сам.?Как бы там ни было, дело сделано, и вот он лежит, распластанный на столе, оттопырив задницу, а Дима... Дима пытается нашарить-таки у этого душемота под животом пряжку и содрать к чёртовой матери мешающие брюки. Да, он думал, что привыкнет, но к такому жизнь его не готовила. Каков же пиздец! И он тоже хорош: от одной только завалящей мыслишки, проскользнувшей в его живом воображении (стоило только представить!), от одной мимолетной, но такой яркой картинки — вспыхнул за долю секунды, да так, что в груди полыхает пожаром.Дима дёргает несчастную пряжку еще раз, и раздаётся металлический лязг — Серёжа, придавленный им сверху и сзади, въезжает бедрами в край столешницы. Через десяток секунд злополучный аксессуар решает сжалиться и подаётся, а потом настаёт и черед молнии.Он думал, что будет драть шмотки, в которые упакован Серёжа, на лоскуты, но сейчас его вдруг охватило какое-то странное томление на грани предвкушения. Дима медленно тянет брюки с бедер парня и... Господи, ну хоть белье обычное мужское, а то пора было бы всерьёз уже испугаться за свое, выскакивающее из груди, сердце. Что же до остального, он никогда не думал, что стройные, в меру мускулистые, но все же мужские ноги смогут вызвать такую бурю в его душе.Темное прорезиненное кружево плотно обнимает светлую кожу. Ровно настолько, сколько необходимо, чтобы оставить фигурный отпечаток... нет, ну, точно пиздец.Держать себя в руках уже невозможно, поэтому Дима, опустившись на колени, припадает раскрытым ртом аккурат к местечку над узорной резинкой чулка, в то время как его головная боль, этот маленький паршивец, выгибается над столом и несдержанно стонет. Дима ловит невыносимый кайф от того, что Серёга стал с ним таким: открытым и раскрепощенным. Барьеры, которые тот сам для себя выстроил, рухнули под натиском их взаимной привязанности, он научился доверять и доверился сам. Если это не победа, то Дима не знает, что это. Но вот такого сюрприза он, в любом случае, не ожидал. Чего Серёга этим хотел добиться, неясно, а Диме любопытно. Игривый лисеныш хочет забавы? Что же... вот только играть они будут по другим правилам.Дима поднимается, приспускает его боксёры до колен, и Серёжа замирает в предвкушении... А когда ему несильно, но с оттяжкой прилетает шлепок ладонью по оттопыренным ягодицам, он дёргается и вскрикивает.Дима притискивает его грудью к столешнице еще крепче, сильнее прижимая ладонью меж лопаток.— Ты ебанулся? Дима!— Это ты ебанулся, — шепчет Чеботарев в алое ухо, низко над ним наклонившись. — Я задал вопрос, но ответа так и не услышал. Так что, часто ты... прогуливаешься в таком виде?— А похоже?!— Нормально отвечай, — еще один ощутимый шлепок.Это не больно, но охренеть как смущает и... будоражит. У Сережи яйца уже звенят, а этот изверг еще и играться вздумал.— Нет, не часто. Только по большим праздникам, — блять, нахера вот он это ляпнул? Какая-то врождённая тяга искать приключения на жопу когда-нибудь сыграет с ним злую шутку, но, пока частью этих приключений является Дима... Серёжа ничего против не имеет. Поэтому, подписывая себе приговор, он продолжает: — Считай, что у тебя досрочный День рождения. Ты там уснул, что ли?.. Сууукаааа!Засосы, которые Серёжа поначалу не знал, то ли прятать, то ли носить, как ордена — уже пройденный этап, а вот укус на заднице, это что-то новенькое.Пока Горошко матерится в голос, Дима смеётся, уткнувшись виском ему в поясницу. Этому шутнику да матершиннику еще надо бы рот с мылом вымыть, но, пока нет такой возможности, сойдёт и так.— Чеботарёв, ты знаешь, что ты сволочь?— Правда? — глухо спрашивает Дима, вылизывая покрытый тонкими светлыми волосками крестец.— Притом порядочная!— О, время светских бесед и психоанализа? — теперь он дразнится, поглаживает бледные упругие ягодицы и ложбинку меж ними.— Я тебе это припомню, — стращать любовника в таком положении — так себе выходит. Никто и не надеется на эффект.Дима что-то задумал, и Серёжа пока не понимает, что именно, но, услышав в ответ на свою угрозу тихое: ?Я буду ждать?, произнесенное выдохом прямо в копчик, он начинает осознавать. Дима... Он же не станет..?Господибожеблять! Серёжа впивается пальцами в край стола, отчаянно пытаясь не сползти на пол. Ну, и кто из них теперь чокнутый?!Горячий Димин язык хозяйничает там, где подумать страшно, влажно и настойчиво выводя круги и дуги по чувствительной, никогда такой ласки не знавшей, коже — Сережа вцепляется зубами в закатанный до локтя рукав своей рубашки, чтобы не заорать. Глаза уже застилает темная пелена, когда ?мучитель? отстраняется. — Пожалуйста, — отчаянно просит Сергей.— Прости, я не расслышал, — раздается над самым ухом, а о кожу обнаженных ягодиц трется грубая джинса. Одновременно хочется орать благим матом и умолять его — Сережа никогда не чувствовал себя таким потерянным во времени и пространстве.— Пожалуйста! — повторяет он. — Трахни меня уже нормально!Нормально — это как? Дима еще не закончил все то, что собирался с ним сделать, но у Сереги настолько жалостливая интонация в голосе, что становится совестно.— Не все сразу.?Какие интриги, к чертовой матери? Сейчас??, — Сережа хочет уже снова начать возмущаться. Он не видит, как Дима облизывает пальцы.— Дима, блять...— О, это ты блядь, Серёженька.Димин голос, как елей, затекает в уши: трепет в клочья и так не выдерживающие нервные окончания, а влажные настойчивые пальцы проникают в его нутро и умело растягивают. Сережа чувствует себя настолько открытым ему, что в уголках глаз собираются слезы. Чеботарёв, видно, решил его доконать, потому, что к пальцам вновь присоединяется язык, обводя чувствительную кожу, растянутую вокруг длинных фаланг: сука, ей-богу, он сейчас захнычет — к дьяволу гордость. — Прекрати меня мучить, — снова просит он. — Дима, Дима, пожалуйста!У Димы под рукой ни смазки, ни хрена, и черта с два он побежит ее искать. ?Терпи, Серёженька, еще немного?. По слюне — явно такое себе удовольствие, не то что бы кто-то из них проверял, поэтому Дима и обстоятелен сейчас.— Я скоро просто сдохну, — сообщает измученный Серёжа, и Дима прекращает пытку. Вот только...— Твою мать, резинки нет. Подождешь?— Нет, убегу с голым задом! В кошельке возьми.Дима потерянно озирается, замечает, наконец, неприметный черный бумажник на подоконнике и готовится восхищенно присвистнуть: внутри обнаруживается пара серебристых квадратиков. Вот же запасливый сучонок.— Не просветишь, зачем тебе это добро?— Чтобы ты спросил?Дима только саркастически хмыкает и, деловито расправившись с застежкой своих джинс, каким-то чудом не разошедшейся, учитывая накал страстей, чуть их приспускает. — Чеботарёв, серьезно? Вот для таких случаев и ношу, — как будто он еще с кем-то станет, ага. — Я перед тобой кверху задом на кухонном столе, а ты сцены ревности решил... О, Боже!— Не совсем, но я тоже ничего, — Дима плавно входит до конца и замирает на пару десятков секунд, давая привыкнуть к ощущениям.Эти самые секунды Сережа ловит воздух как рыба, выброшенная на берег. Кажется, что весь кислород куда-то резко испарился, и вокруг один сплошной жар. Он отмирает и немного приходит в себя, когда отвлекается на Димин голос.— Ты как?Серёжа чувствует, как тот, сменив гнев на милость, заботливо оглаживает его поясницу и спину выше, сильнее задирая рубашку.— Хорошо, — пытается справиться со сбившимся вдруг дыханием он. — Так — хорошо.А теперь Дима начинается двигаться быстрее, постепенно наращивая темп, и это еще лучше. Просто обалденно. Он берет его глубоко и сильно, уже не слишком церемонясь и основательно выбивая дух: с каждым мощным движением бедер такая желанная разрядка все ближе.Расстегнутая молния Диминых, так и не снятых толком, джинс холодит и оцарапывает внутреннюю сторону бедер — Серёжа не знает, с чего вдруг кожа стала такой невыносимо чувствительной, но все это уже просто... слишком. Через край. Похоже, что вся его кровь решила, что она лава, и просто забурлит и прожжет сейчас кожу, которая вот-вот перестанет сдерживать этот напор. ?Еще чуть-чуть, ну же?, — он подается навстречу мощным толчкам, встречая на полпути, и продолжает срывать голос, чувствуя, как Дима сильными пальцами одной руки впивается в напряженные мышцы его бедра до наливающихся отметин, а другой — накрывает изнывающий член.Дима же чувствует себя зверем в гоне, настолько, что уже мало что соображает. Чувствует только невыносимое, сводящее с ума возбуждение и желание доставить удовольствие вот этому сумасбродному мальчишке, что так неистово ему отдается. Ради этого невыносимого, невозможного удовольствия, растекающегося по мышцам, ради ощущения их единения он продолжает двигаться. Еще и еще. До тех пор, пока Сережка вдруг не сжимается вокруг него, и ярчайшая вспышка сверхновой не выламывает тело в оргазме. Дима сильнее вцепляется пальцами правой руки в чужое бедро, сминая сползшую уже кружевную резинку, и чувствует, как плотный капрон рвется и идет стрелками под этим натиском. ***— Когда-нибудь ты получишь хорошего ремня, — говорит Дима, чуть отстранившись, и гладит пальцами подрагивающий живот.— Все обещаешь, — раздается в ответ ему хрипом.В этом весь Серёжа: продолжает нарываться всегда, везде, и даже в совершенно неподходящей для этого ситуации. Он, все еще тяжело дыша, приподнимается, отжавшись на ослабших руках, и пытается принять более-менее вертикальное положение. Развернувшись лицом к Диме, он закидывает руки ему за шею.— Ты же понимаешь, что допросишься? — Чеботарёв заглядывает в плутоватые изумрудные глаза.— Кто знает, может, я к этому стремлюсь, — Серёжа томно и сыто глядит из-под ресниц, обводит чужой щетинистый подбородок пальцами, и, подавшись ближе, целует едва заметный сейчас шрамик.Дима все не может понять, откуда в этом бешеном строптивце столько нежности. Он поворачивает голову, ловит губами губы, а потом и ласковые пальцы.— Дим? Дим, прекращай, второго захода стол не выдержит.— Это очень добротный стол.— Так, нет! Маньяк, пусти меня и дай штаны надеть! — Серёжа шутливо отбивается, пытаясь выкрутиться из крепких уже объятий, смеется и просит пощады, а Дима, подхватив его настроение, сцеловывает с тонких губ улыбку и обещает:— Ладно, так и быть. Давай в душ, а там — посмотрим.Сергей только глаза закатывает: ну, точно маньяк. Самый что ни на есть сексуальный.— И еще, расскажешь мне о том, что это был за маскарад вообще. Дотошный сексуальный маньяк, да.***Уже за полночь. Абсолютно обнаженный, лишь немного прикрытый простыней Серёжа, потягивается в постели и готовится отходить ко сну. Не тут-то было, конечно: на тумбочке, в уютной ночной тишине темной спальни, как гром среди ясного неба, вибрирует телефон.?Как успехи??Прищурившись от яркого света и убавляя яркость дисплея, он думает: послать Никиту или же ответить нормально. Тем временем, в мессенджере появляется еще одно входящее — теперь уже фото: волосатое мужское бедро, перетянутое кружевной полоской, и женская наманикюренная ладошка, крепко сжимающая то самое бедро.Серёжа хрюкает и зажимает себе рот, чтобы не рассмеялся в голос: ?Ну, дают!?. Кажется, кому-то зашло. Телефон снова мигает. Никита пишет: ?Знатно поржали? и ?Так, а у тебя как прошло??.Он поворачивает голову, смотрит на умиротворенно посапывающего Диму и улыбается. Емкое ?Ты себе не представляешь? улетает по мобильной сети, а Серёжа, отрубив телефон, жмется к теплому боку. Все остальное подождет.Он уже засыпает, но на границе реальности и грез успевает сделать себе мысленную заметку: как бы там ни было, с Никитой больше никогда не спорить. Скорее всего. Наверное. Время покажет.