2 (1/1)

Сколько времени уже прошло? Час или два? Парни начали уходить от темы работы, постепенно переходя на жизненные разговоры. Они обсуждали много разных вещей: серьезных и не очень. Оказалось, что у Джена и Миши очень много общих интересов.— Джен, сколько тебе лет? — спросил Коллинз после очередной дискуссии.Дженсен свел брови вместе и состроил очень непонимающую мордочку. До Эклза далеко не сразу дошел смысл вопроса.— Я же тебе говорил! Мне двадцать один год, — утвердил парень смотря на Коллинза. Второй же закатил глаза и обреченно вздохнул.— Джен, я же знаю, что тебе не двадцать один! Ты же сам что-то говорил про экзамены! — припирался Миша.— Агент Коллинз, — выделил обращение Дженсен. — Я же говорил и объяснял. Просто розыгрыш. Мне двадцать один, а Себастьян не мой отец, а друг, — терпеливо в сотый раз раскладывал Эклз.Крашник же в эти сказки не верил. Стратегически все обдумывал. Да, конечно, это объяснило бы общение Эклза с Себастьяном, но, где тогда семья Джена? Агент хотел спросить это еще давно, но случай как-то не представлялся. Наверное, сейчас именно тот момент.— Тогда где твои родители? Твоя мать? — спросил мужчина, затаив дыхание в ожидании ответа.Но, кажется, сразу после озвучивания вопроса Миша пожалел, что задал его. Изумрудные глаза мальчика поникли, а вечно поднятые в улыбке уголки губ медленно начали опускаться вниз. Взгляд стал опустошенным. Как же быстро поменялось настроение Эклза. Кажется, только минуту назад он был улыбчивым, а сейчас напоминал самое несчастное создание на этом свете. Мальчик начал шевелить губами, не решаясь что-то сказать.— Прости, если мама - это больная для тебя тема, то можешь не говорить, — спохватился Крашник.— Она погибла. Когда мне было четыре, — каждое слово давалось с трудом, не желая выходить из уст парня.Натянутую обстановку разрядил хлопок двери. Эклз тут же подскочил, ложа руку на пояс, готовый к защите. Но отступил и расслабился, увидев Роше.— Привет, Эклз, — с коридора крикнул блондин. — О, чем вы тут занимались? — залился смехом Роше, увидев растрепанного Дженсена и Мишу, сидящего на диване.Эклз грустно усмехнулся и пожал Роше руку в знак приветствия.— А, я думаю мне пора, мистер Эклз! — поспешно закивал Миша, направляясь в сторону выхода.— Роше! Себастьян Роше! — прокричал Дженсен вслед уходящему соседу.— Как насчет клуба? — увидев хмурое лицо друга, предложил Себастьян.— Да, давай! — моментально ответил Эклз, забегая в свою комнату.Дженсен сменил брюки на черные джинсы и, поверх уже надетой черной майки, накинул черную кожаную куртку. Glock 17 привычно находился за поясом, противоположно от ножа.***— Давай, Дженсен, признавай! Вы явно вместе, а от меня это скрываете. Я же твой друг, со мной-то можно поделиться! — выпытывал информацию Себ, перекрикивая музыку в клубе.— Виски! — заказал Эклз, будто не слыша слов друга.— Я не отстану, пока ты не скажешь, — не прекращал заведомо проигранной борьбы Роше.— Двойной! — поняв настрой Себастьяна, исправил Эклз.Бармен как-то скептически посмотрел на Дженсена. После, оперевшись на барную стойку, продолжил смотреть прожигающим взглядом на лицо и без этого раздраженного Эклза. Дженсен, видимо поняв для себя, что происходит, вскинул руками и, вытащив паспорт из куртки, показал его бармену. Иногда это до жути раздражало. Это же должен был быть комплимент, но Дженсену так не казалось. Кинув взгляд на паспорт, мужчина налил две стопки виски и со звоном поставил их перед Эклзом. Дженсен залпом выпил стопку виски, смотря на танцующего уже в другой части клуба друга. Вслед за первой стопкой пошла и вторая.Кажется сейчас, смотря на опустошенную от алкоголя рюмку, он начал погружаться в себя. Горячительный напиток, разливаясь по всему телу, циркулировал в крови, расслабляя затекшие мышцы. Сейчас его мысли блуждали по самым далеким закоулкам души. Души. Интересно, есть ли вообще эта душа? ?Душа - это бессмертная субстанция, нематериальная сущность, в которой выражена божественная природа и сущность человека, его личность, дающая начало и обуславливающая его жизнь, способность ощущения, мышления, сознания, чувств и воли, обычно противопоставляемая телу", - сказала бы ему верующая мать или священник. Но есть одна проблема. Дженсен Эклз — атеист. Хотя, не совсем. Он верит в дьявола, верит в ад и во все плохое, что существует во всем этом мире. Но если он верит в дьявола, то должен верить и в его противоположную, хорошую сторону. Возможно, Бог и есть, просто допустим, что он правда есть, то куда он смотрел? Куда он смотрел, когда люди гибли? Почему ни один ангел не удержал его от падения в бездну? От убийства и пролития крови. ?Не убий?, - гласила шестая заповедь, ?Не лги?, - гласила девятая. Дженсен непокорен и грешен. Эклз — человек, отнявший много жизней. Иногда он сам задумывался, имел ли он право называть себя человеком?Жизнь после смерти. Дженсен попадет в ад - это он понял после первого убийства. ?Представьте себе, что промучавшись в аду миллиарды и миллиарды лет вы ни на секунду не приблизились к концу своих мучений?.Впечатляет, не правда ли? Но неужели Бог, который есть любовь, желает, чтобы его творение вечно мучилось в пламени адского огня? Неужели нескончаемые муки — это адекватное наказание за семьдесят-восемьдесят лет грешной жизни на Земле? Где тогда справедливость Божья? Теперь Дженсен начал богохульствовать. Опять грех. Похоже, что бы Эклз не совершал, он грешит. Такова жизнь. Из раздумий о смысле жизни его вывело то, что кто-то, схватив его за шиворот, оттащил от барной стойки. Эклз, не сумев разглядеть тащившего, резко развернувшись, ударил мужчину в нос. Коллинз отпустил зеленоглазого и схватился за пострадавшую часть лица.— Какого черта? — крикнули они одновременно, смотря друг на друга.Эклз смотрел с сожалением, а Коллинз со злостью. В голубых глазах плясали чертята.Одному Богу, ох, опять он, известно откуда тут появился Миша. Так не вовремя.— На выход, — приказал он. — БЫСТРО! — перекрикивая музыку, крикнул голубоглазый, подталкивая парня в спину на выход. Дженсен все-таки вышел.***Часом ранее*Миша, вернувшись домой, лег на кровать, обдумывая сегодняшний вечер. Часы уже давно перевалили за полночь, завтра ему на работу, нужно раньше лечь спать. Мысли о парне, не дававшем ему уснуть, крутились у него в голове. Почему он вообще не может прекратить о нем думать? Через какое-то время Миша почти погрузился в сон, но его разбудил телефонный звонок. Его любимая когда-то музыка, стоящая на звонке, стала жутко раздражать. Миша принял его, не посмотрев на номер, и приставил телефон к уху.— Кто? — раздраженным из-за нехватки сна голосом спросил Коллинз.— Миша, помнишь ты мне показывал фотографию какого-то парня и спрашивал, знаю ли я его? — поинтересовался звонивший.— Мэтт? — ничего не понимая спросил Коллинз.— Да, кто же еще. Так помнишь?Шестеренки медленно начали вращаться в голове. Миша начал вспоминать как, показывая на телефоне фотографию Эклза со страницы в телеграмме, спрашивал у Мэтта не знакомы ли они. Нет, ну, а что? Очень удобно, когда твой друг бармен. Он знает почти все про всех, и главное, что это, в отличие от пробивания данных, не противозаконно. И главное - эффективно.— Да, но ты мне сказал, что никогда его не видел! — вспомнил окончательно проснувшийся агент.— Он сейчас сидит за барной стойкой и нажирается. Ну, по крайней мере, я уверен, что именно это у него в планах. Так что если не хочешь, чтобы он был кривой, приезжай сюда, — выдал бармен, ожидая ответа.— Ты продал ему алкоголь? Придурок! Я еду, жди. Не наливай ему больше, — прокричал в трубку Коллинз.— Ему двадцать два... — проговорил Коэн в пустоту, слыша в ответ лишь гудки. И кто еще придурок? Он давно понял, что вдумываться в речь Коллинза - не самое лучшее решение.Быстро накинув пиджак, Миша выбежал из квартиры. Попутно направляясь в бар, обдумывал какого он вообще это делает. Так и не найдя ответа, он продолжил свой путь.***Выйдя из бара, Коллинз прижал зеленоглазого к стене в переулке за баром.— Какого черта ты делаешь? — шипя в лицо парню, поинтересовался Коллинз.В ответ он ничего не услышал. У Эклза был лишь ступор. "Наверное, испугался", - подумал Крашник, смотря в глубокие глаза, подчеркиваемые пушистыми ресницами, смотря на аккуратные черты лица, разбросанные веснушки и пухлые губы, пересохшие и слегка потрескавшиеся. Парень, будто прочитав его мысли, облизал губы юрким розовым язычком, сделав их влажными.Эклз думал о другом. Сейчас они вдвоем. Одни. В переулке у черта на рогах. По загрязненности места, можно сделать вывод, что за клуб заходит мало людей. У Дженсена за поясом пистолет, слева — нож. Сейчас он может все закончить. Это больнее, чем он думал. Кажется, знакомиться ближе с человеком, которого нужно убить, было явно ошибочным решением. И сейчас, смотря в уже успевшие стать родными глаза, Эклз принимал решение. Глаза начали краснеть, влажно поблескивая. Коллинз же думал, что просто слишком напугал мальчика. "Боится, пожалуй, что накажут", - подумал Миша. Было бы все так просто. Но Дженсен должен это сделать! Обязан. Ладонь парня медленно проскальзывает за спину к ножу. Сейчас все кончится. Кончится, не успев начаться.— Джен, ты что, плачешь? — раскрыл от удивления глаза мужчина. Он находился так близко. Непозволительно близко. Личное пространство? Нет, не слышали. Коллинз не хотел так расстраивать Дженсена. Хотел его проучить, но сейчас, увидев красные глаза парня, делать это резко расхотелось. Захотелось прижать к себе и не отпускать, как бы это не выглядело со стороны. Трудно было поверить, что Эклза вообще что-то могло заставить плакать. Дженсен и сам не помнил, когда в последний раз испытывал это чувство. Была пара случаев, когда слезы шли машинально. Из-за физической боли, с которой Эклз сталкивался часто.— Прости, — прошептал Дженсен, в руках сжимая рукоять ножа. Рука тряслась. Впервые за долгое время.— Дженсен, все хорошо. Просто не пей больше, тебе это не идет! — утешал агент парня, думая что все это из-за этого. — Что у тебя за спиной? — прищурив глаза, спросил Коллинз. Дальше все было быстро. Эклз отпустил нож, оставляя его за поясом, и одним движением вытянул паспорт из кармана. Подержав его в руке, он протянул его Мише. Мужчина, открыв паспорт, всмотрелся в текст, что при таком освещении было сложно, и его глаза расширились.— Тысяча девятьсот восемьдесят девятый? Тебе двадцать один! Боже, тебе правда двадцать один, — не веря тексту, произнес Коллинз. — Тогда почему ты так переживал? Я не понимаю, — перешел на шепот Миша. После он снова понял, что прижимает к стене парня, разместив руку справа от головы Дженсена. В прошлый раз он отпустил его. Но в этот раз отойти было слишком сложно. Это было выше его сил.В голове у Эклза был штурм. ?Я не сделал это только из-за свидетелей?, — утверждал он себе раз за разом.— Может отпустишь меня? — спросил Дженсен, отпустив взгляд вниз.Миша не ответил. Он не хотел отходить. Не хотел разрешать. Хотел еще ближе придвинуться и вжать парня в стену, притягивая к себе вплотную. Крашник не отказал себе в этом желании. Вместо того, чтобы отойти, он сделал еще один шаг вперед, вжимаясь в Эклза. Расстояние между их лицами можно было рассчитать в миллиметрах. Чуть оттянув парня от стены, Коллинз уложил свои руки ему на талию, захватывая в замок. Эклз уложил свои ладони поверх рук агента, не давая им разгула. Миша, приложив чуть больше усилий, проталкиваясь сквозь мешающие ласкам руки Дженсена, оглаживал спину, спускаясь ладонью от лопаток до бедер. Сначала Эклз замер, не зная как поступить. Он смотрел в горящие голубые глаза, бешеный взгляд опьянял. Рука Коллинза слегка прошлась по пистолету, спрятанному в поясе под пиджаком. Дженсен отскочил как ошпаренный, разорвав объятия и оттолкнув Коллинза от себя.Это было очень глупо. Как Эклз вообще мог до такого докатиться? Еще бы чуть-чуть и агент ФБР почувствовал бы под его курткой нож и, самое главное, - пистолет. Он сблизился с жертвой! С тем, кого должен убить. Это неприемлемо.Эклз сбежал. Быстро убежал с того места. Он бежал так быстро, будто пытался скрыться от всей жизни, от самой судьбы. Миша остался стоять на месте, смотря вслед парню. Он и сам не понимал, что творит. Но ясно одно — это был последний раз, когда он его отпустил. Больше он его отпускать не намерен. Он сделает все, чтобы вернуть Дженсена. И какое дело имеет возраст, когда сердце выпрыгивает из груди, пытаясь жить своей жизнью? Когда все мысли заняты человеком, в одно мгновенье ставшим самым дорогим? Ну и пускай он со странностями.Знал бы тогда Миша, с какими именно странностями. Но тогда уже было поздно. Они оба подходили к точке невозврата.