Вечер (1/1)
Сидишь напротив, ждёшь, пока я закончу. По-детски стараешься не шуметь.Ad praescribere morphinum.Sol. Camphorae oleosae.Знакомые, тысячу раз писанные слова ложатся легко и послушно в приготовленные для них графы. Дни, когда лень записывать сразу и приходится отводить на это вечер, определённо, не лишены прелести. Хотя бы из-за этих терпеливо ожидающих глаз напротив.Natrii bromidum.Tinct. Digitalis.Quantum sufficit… Достаточно не будет никогда.Из-за тебя я полюбил этот мерзкий, тяжёлый керосиновый запах. Он мог стать для меня запахом революции, нищеты и разрушения, но не стал. Свет мягко обволакивает лицо, вспыхивает в хитрой зелени глаз, а за спиной?— темнота, темнота, мрак. Кьяроскуро, достойное Караваджо. Нет, лучше. Летом, если поставить лампу на подоконник, на свет слетаются мотыльки. Ты и сам мотылёк, прилетевший на мой огонь. Только ты в нём не сгоришь, не подпалишь своих тонких крыльев, согреешься?— и только. Прекрасный, смелый и совсем непохожий на меня.Liquor Ammonii anisatus.Atropini sulfatis.Хочется потянуть подольше, полюбоваться тайно, как ты сидишь и ждёшь меня, как смотришь на слова, которые ни о чём тебе не говорят. Это тебе не топографические карты. Гладишь кончиками пальцев бронзовую чернильницу в форме льва. Лев?— это ты. Моргаешь всё медленнее, борешься, но постепенно проваливаешься в сон всем своим мягким и тёплым существом. Роняешь голову на руки. Я не смотрю, но вижу. И знаю, как ты улыбаешься. Когда ты сдаёшься и засыпаешь, уронив голову на руки, ты всегда едва заметно улыбаешься, но сам об этом не знаешь. Это ещё лучше. Возможно, мне опять придётся нести тебя на руках.Rp.: Arsenicalis Fowleri.Hyperaemia.Дышишь тихо, и приходится замирать и прислушиваться, чтобы услышать. От твоего спокойного дыхания мне и самому хочется спать. Тикают часы, потом гулко и звонко бьют одиннадцать. Перед глазами?— серые, одинаковые лица тех, кто приходил сегодня, вчера, год назад. На занесённом в секундной задумчивости кончике пера дрожит вот-вот готовая сорваться клякса. Тяжёлая и масляная. Разграфлённое поле страницы так чисто и правильно, что впервые в жизни хочется посадить её специально.Я, конечно, этого не сделаю. Работать невозможно. Наперстянка мешается с бромом, а донимающего меня четвёртый месяц бывшего присяжного поверенного с подагрой хочется не принимать больше никогда. Если так пойдёт дальше, с практикой можно будет попрощаться.Прямо в журнале упрямая рука как диагноз себе самому автоматически выводит: ?Te amo?, впрочем, я давно это знаю. Так тому и быть.