1 часть (1/1)

В этом звонке в дверь нет ничего необычного. Никаких зашифрованных интервалов и прочей кодовой белиберды. За дверью может быть кто угодно. Но Мате, тем не менее, знает, что увидит тот самый маленький вздёрнутый нос да флегматичную зелень огромных глазищ в растушёванной чёрной подводке?— Эллиот вновь начал краситься, и, дьявол его задери, это так сексуально. Ах да, и конечно же, волосы. Эти длинные многострадальные волосы под вечной бейсболкой, измочаленные покрасками то в медный, то в алый, а то и в бордо. Что за тяга к кричащим цветам? Хотя Эллиоту идёт. Да ему идёт всё: и бордо, и рыжий, и даже отросшие корни. Но Мате никогда не признается в этом ни себе, ни ему. Ему так особенно. Ибо не заслужил.Эллиот вновь загулял. Как всегда, по весне. Не нарушая традиций. Словно мартовский кот. Они знали друг друга пять лет, почти столько же длились их несуразные отношения. И ежегодно, как только зима, тихо всхлипывая таянием последних снегов, покидала Шотландию, Вернон срывался с цепи, которой, как он сам выражался, приковал своё сердце к Бобо. Прямо как в песне Steel Panther: ?Моё сердце?— твоё, а вот член уже общий?. Не дословно, но смысл понятен. Весенний гон продолжался недолго, но повторялся из года в год. Спустя пару месяцев, максимум три, Эллиот возвращался, потасканный, но нелогично голодный. И с каноничным раскаянием в блядских, бесстыжих глазах. Послать бы его, кобеля, в то самое место, где он грел ненасытный писос. Мате так и делал не раз, да что толку? Сам же сгорал от желания, стоило проклятому Вернону на репетиции стащить с себя майку и, запрокинув патлатую голову, похабно засасывать пиво. И взглядом туманным небрежно мазнуть по Бобо: типа, вспомни, любимый, что и как я умею. И Мате слишком шумно сглотнёт и сожмёт туго бёдра. Да гитарой прикроется. Будто вокруг дураки и слепые. Как по сценарию, прозвучит фраза Пита: ?Вы ещё бы потрахались тут?. Крис поддакнет: ?Да они уже трахаются, глянь, какой секс глазами, ахахах, горячо?. А потом, после сорванной репетиции?— спиной на удобный диван, купленный вскладчину группой, ноги вразлёт и плывущий узор потолка. И Эллиот. В размашистых властных толчках, в поцелуях, в переплетении пальцев. Везде. В лживых, но парадоксально искренних клятвах ?это было в последний раз?. Вернон не знает, не верит, что лжёт. Это так заразительно, что Мате поддаётся, и лето, осень и половину зимы проживает в идиллии, подкрепляемой разнузданным сексом, океаном заботы на грани с навязчивостью, и нежностями на сцене. Совместные селфи с сердечками, будто им по пятнадцать. Мёд в уши: ?Ты самый красивый, не надо худеть?. На День Валентина?— подарочки, не особо затратные, но продуманные и с частичкой души. Эллиот даже смел ревновать! А ближе к весне заскребёт наждаком злая правда: готовься, Бобо, вот рога. И не ошибётся, зараза. И готов он не будет.Пиздец подкрадывался каждый раз незаметно. Бывало, буквально вчера они с Элом грелись на солнышке в парке на пикнике, а уже завтра длинноволосый котяра постит фото из Финляндии и в компании девы, похожей на размалёванного Пьеро. Где и когда Эллиот успевал находить этих девушек, Мате и понятия не имел. Просто по горькому опыту знал?— они обязательно будут. Как и в прошлом году. В позапрошлом. Как и пять лет назад. Эллиот Вернон, он ведь как новогодняя ёлка?— обвешан гирляндой. Из баб. И не только по праздникам. Охмурить?— как два пальца. Мате тоже было грех жаловаться на нехватку поклонниц. Новичок, гитарист, иностранец и далеко не урод?— идеальный типаж для фанаток. Открытость и лучистую улыбку Бобо девушки расценивали как сигнал к действию. Тискали, лапали, лезли в штаны, вызывая досаду. Будто на жвачку новыми кедами наступил. Отшивал по-культурному, вразрез с репутацией группы?— всё-таки девушки. Вернон от гордости лопался?— любимый снова выбрал его. А Мате никогда и не ставил перед собой вопрос выбора. Или Эллиот, или никто. Девушки попросту не привлекали Мате. До встречи с Элом, на родине, он приводил их домой для наглядности: мама, смотри, твой сын ?нормальный?. Невзирая на то, что Венгрия стряхнула с себя гомофобное бремя более полувека назад, мама Бобо оставалась, что называется, человеком старой закалки. Однополые отношения находились за гранью её понимания. Зато ?традиционные? ценности вроде создания семьи с семерыми по лавкам ставились во главу угла. Проедание мозга Мате разговорами о женитьбе и внуках началось буквально после выпускного бала. ?Ты уже взрослый, сынок, а до сих пор гоняешь на скейте с мальчишками?. Знала бы ты, мама, какие там скейты. Приходилось выкручиваться. Блядский цирк с собой любимым в роли главного клоуна и декорациями в виде случайных подружек впрыскивал в материнское сердце дозу надежды. Пытаясь разобраться в себе, Мате как-то раз переспал с девушкой. Он давно был один, истосковался по сексу, по живому, тёплому телу в объятиях, а тут подвернулась она?— плещущая гормонами, симпатичная и доступная. Мама, увлечённая генеральной уборкой, лишь одобрительно улыбнулась им вслед. Дверь на замок, девушка в полной готовности, а он даже не знает, как расстегнуть её лифчик. Аккомпанемент пылесоса в гостиной, какофония перфоратора за стеной,?— сосед так невовремя затеял ремонт?— нервозная, накалённая атмосфера. M?tley Cr?e из динамиков?— отчаянная попытка внести нужную ноту. Старания в жопу?— несмотря на дерзкий призыв Винса Нила: ?Kickstart my heart?, Мате ощущал себя роботом и мечтал, чтобы всё побыстрее закончилось. Механический секс без искры и эмоций вытравил его душу. Будто в самое сердце нагадили. Мате грубо вытолкал девчонку за дверь, едва она успела одеться, отсыпал ей в руки монет на такси и посоветовал забыть его номер. Неудачный эксперимент окончательно определил ориентацию Мате. И понеслось. Мимолётные связи с парнями, поверхностные влюблённости?— водоворот, а не жизнь. А потом судьба привела его в Перт, город, давший старт настоящей карьере. Город-перезагрузка. Город, в котором он встретил его. Того, с кем узнал, какие они, эти бабочки в животе?— лицемерные, хищные оборотни, обнажающие раз в год, по весне, свою циничную сущность.***…Мате угадал?— это Эллиот. Он будто сошёл с последнего фото в своём Инстаграме: линялый багрянец волос, скромная майка под распахнутой курткой, взгляд надёжно упрятан за дымчато-чёрной завесой очков. Небритый, зато в малиновых новеньких конверсах. Серые джинсы в облипку?и с дырами на коленках хэнд-мейд. Мате знает, что под футболкой штанишки сползли. Бобо так и видит полоску трусов над ремнём. В фаворитах у Вернона Келвин Клайн, но и ноунеймы в цветочек приветствуются. Мате обожает стягивать с Эла бельишко зубами?— член Вернона упруго выскакивает из-под резинки, задевая Бобо по губам. Хотя в минете Мате не силён, куда ему до мастерства Эла Вернона с глубокой расслабленной глоткой, вовремя втянутыми щеками и шустрым, сводящим с ума языком. Эллиот утверждал, что ублажать парня ртом никогда не учился, не думал, и вообще, Бобо его первый мужчина. Мате и верил, и нет. Вспоминал, как в первый раз подготавливал Эла, а тот зажимался, шипел и отскакивал. И всё время пытался прикрыться. И был слишком узким, хотя это не показатель?— он и в следующие пять лет оставался таким. Эл не кончил тогда, и сколько Мате ни гонял во рту его каменный член, расслабиться Вернону так и не удалось. В конце концов Эллиот накачал себя виски и отрубился, а потом целый день ел и пил только стоя и спал кверху задом, лёжа на животе. Явная неискушённость Эла убедила Мате?— любимый достался ему нетронутым, чистым. Умиление длилось недолго?— едва придя в себя, Вернон потребовал сатисфакции, то бишь доступа к телу Бобо, а именно к одной его части. Мате был не против?— он, в отличие от Эллиота, прошёл процедуру анальной дефлорации ещё в старшей школе, к тому же был слишком ленив для роли актива. И вот тогда Вернон показал во всей красе свою опытность.Он растягивал Мате так умело и ловко, что у того не осталось сомнений?— Эллиот знает, как обращаться с мужчиной. Эл вошёл в него плавно, практически безболезненно, хоть и почти до упора. И сразу нашёл те самые заветные точки. Двигался Эллиот стремительно, мощно. Не прерываясь, склонялся к Мате с поцелуем, спускался губами пониже, к соскам, таким, как оказалось, чувствительным. Прикусывал, зализывал и снова прикусывал, и электрический ток распускался под кожей горячим цветком. Мате выгибался, подавался навстречу, скулил?— то, что делал с ним Эл, не делал никогда и никто. Впервые разрядка случилась сама, так естественно и без единого касания рук. Накатывали всё новые и новые волны, и член разрывало от сладостных спазмов. Бобо ужаснулся?— откуда в нём столько? Ни разу в жизни он не кончал так стихийно и бурно. Эллиот, потный и обессиленный, резко вскрикнул и дёрнулся, обдавая Мате изнутри жарким всплеском. Хватая ртом воздух, повалился на Бобо как подкошенный. Обмякший, пустой член Мате сплющился между их липкими животами. В поцелуях Эла сквозила усталость и порочная нежность. И власть?— неосознанная пока, неокрепшая. Но уже нерушимая.***Ощущение дежавю накрыло Мате при первом же взгляде на Эллиота. Да он даже стоит в той же самой развинченной позе, что и в прошлом году! И в позапрошлом, и пять лет назад?— одна и та же ебучая схема ?измена-раскаяние-прощение?, из года в год день сурка. Мате даже знает, с какой фразы Эл начнёт разговор. ?Это было в последний раз?. Реплика номер два: ?Не знаю, что на меня нашло?, далее ?Прости идиота?. И вишенка на торте: ?Я люблю только тебя, а они просто курицы?. И только теперь, глядя на своего неверного мудака, Мате понимает, что выгорел. Что рога тяжелы, тянут в Ад и портят причёску. Что ничего не изменится. Что ему надоело. Что цикл пора разорвать. Молчание давит. Эллиот ждёт. Вместо мыслей сумбур. Вместо чувств – ледяной, мёртвый вакуум. И лишь где-то внутри, глубоко, обливается кровью та самая ниточка, умоляя не рвать.