6. Море (2/2)

– Знаешь, надо будет повторить, когда потеплеет. Снова сюда приехать, – говорит она. – Что ж, идет.

Они сидят некоторое время в молчании и, погрузившись каждый всвои мысли, разглядывают голубое небо с проплывающими по нему редкими облаками. Море, до этого отливающее депрессивно-грубым металлическим цветом, сейчас же наполнилось синевой и радовало глаз.

Ори переводит взгляд с синеющего живого моря на голубоватое небо и старается ни о чем не думать, дабы запомнить этот момент таким, какой он есть - беззаботным, спокойным и теплым. Кастиэль неожиданно задает вопрос. Тихо задает. Так тихо, что находись Ори в метре от него - не услышала бы, но сидят-то они близко, почти касаются плечами. – А в чем боль? – спрашивает Кастиэль. Ори отворачивает лицо и принимается в стороне выводить пальцем на песке всякие каракули "Нужно ведь все испортить, вот так вот взять и испортить".

Она кусает губу и хмурит брови. – Ори, в чем боль? – повторяет Кас, на этот раз громче. "Почему тебе так хочется знать?" – Если лезу не в свое дело, то так и скажи, а не молчи и не веди себя как обиженный ребенок. Серьезно, это слишком личное, да? – он подается вперед, чтобы заглянуть ей в лицо.

Глория понимает, что чувство такта ему не присуще, поэтому и отмалчиваться, уходя в себя, бессмысленно. Уходить в себя ей нельзя никогда и нигде. Это людям не нравится. А она уже давно перестала и не должна возвращаться к этому снова.

– Да, лезешь. – Ладно, понял. Я просто решил попытаться, не обессудь.

Ори окунает пальцы в воду, трет большой и указательный, смывая песок, затем протирает ладонь о футболку и, подвернув под себя одну ногу, ставит подбородок на колено, тоскливым взглядом уставившись на мутноватый горизонт. Сегодня она хотела быть собой, сбросить всю дрянную спесь и хотя бы один день прожить, не пытаясь заглушить в себе эту проклятую боль, но нет - вот вокруг нее снова воздвигнута стена, которая не дает эмоциям вырваться наружу.

Она встает. – Пройдемся вдоль берега? Только сбегаю за курткой. Пока Кас неторопливо поднимается, а затем рыщет по карманам в поисках сигарет, Ори хватает так неаккуратно брошенную на земле кожанку и, накинув ее на себя, возвращается к Кастиэлю. Он уже вовсю затягивается.

– Пошли. – Угу. Они идут, и Глория замечает на себе косой, напрягающе острый взгляд Каса. Он курит, наложив ладонь на нижнюю часть лица, но смотрит почему-то на нее, на Ори. Она вздыхает и поднимает голову к небу, затем оглядывается, бросает мимолетный взгляд на весь морской берег и произносит: – У меня был друг.

Кастиэль отнимает руку от лица и выдыхает дым. Он ничего не говорит, и Ори принимает это за разрешение продолжать. – Его звали Санчес. Чем-то он, кстати, был похож на тебя, тоже такой отстраненный от каких бы то ни было событий, будто его вообще ничего в этом мире не касается. На самом деле, он все вокруг презирал. Когда мы познакомились, он еще был школьником, тайком курил вместе со мной где придется. Потом закончил школу и поступил в местный универ на какую-то техническую специальность, точно уже не помню название. Он там не поладил с одним парнем. Вернее, переспал с его девушкой, а тот, он... черт, он так его избил, что Санчес месяц с кровати нее вставал, – Ори сует руки в карманы и пару секунд молчит. – И после этого с ним что-то случилось такое... Он менял одну девчонку на другую, черт, сколько же у него их было! И совсем не важно, занята она или нет. Я, правда, не знаю, как у него это получалось - очаровывать их настолько, что они забывали про своих парней. Но парни те никогда в долгу не оставались... Ори почти чувствует раздражение Кастиэля. Он ее не перебивает, не высмеивает, но нервозность его чувствуется чуть ли не физически - то, как он курит; то, как злобно смотрит перед собой (куда угодно, но уже не на Ори); то, каким учащенным становится его шаг, словно он таким образом пытается избежать этого нудного разговора, вернее, того монолога, который она ведет. Скорее всего, думается Ори, в его голове примерно следующее: "я спросил, в чем заключается твоя боль, а ты рассказываешь мне про похождения своего дружка, что с тобой не так?!" – ...Я постоянно видела его избитым, с синяками на лице, с запекшейся кровью на руках. Мне казалось удивительным, как он с таким образом жизни еще умудрялся не вылететь из универа. Его дед, единственный опекун, был писателем, и он все писал книги, не обращал на него никакого внимания. Жил в этих своих мирах. – Очень интересно, – не сдержался от саркастической реплики Кастиэль, и Ори даже мысленно его поблагодарила. Пусть не терпит ее, пусть вываливает все свое недовольство тут же. Лучше так. – А я... я просто тихо наблюдала за тем, во что он себя превращает, и иногда я приходила, пыталась привести его в норму, иногда - приходил он, только... всегда в диком каком-то состоянии. Но он мне нравился таким вот. Непутевым и потерянным. Потому что он был таким, по сути, всегда. Она снова кусает и так в кровь искусанные губы и мельтешит взглядом по песку под ногами. – Ори?

– Да?

– Ты в порядке?

– Сложно сказать. Мне кажется, я уже давно не в порядке. И, понимаешь, ничего не меняется. Вообще ничего.

Кастиэль выбрасывает окурок.

– Что было потом? – Потом он умер. – И как же? – Ори коробит тот тон, с которым Кас произносит это. Так пренебрежительно, так...

– Он покончил с собой. Выпрыгнул из окна десятого этажа.

– Черт... – Это произошло полгода назад. Собственно, поэтому мы и переехали. В предсмертной записке Санчес написал о своей непостижимой любви ко мне. Естественно, об этом узнали все. Вся моя школа, его университет и, черт, все те шлюхи, с которыми он спал - они все, понимаешь, ополчились, и я... ну, я просто сбежала. Отцу, к тому же, предложили хорошую работу, и мы сразу же переехали, если полгода полнейшего мрака можно обозначить как "сразу же".

Кастиэль останавливается. – Пойдем назад. Ори только кивает. Они идут молча.

– Значит, он был в тебя влюблен? – наконец, произносит Кас. – Был. – А ты... – А я не была влюблена в него, – заявляет Ори, когда они доходят до мотоцикла.

– Ох, – выдавливает Кастиэль.

Он понял. – Да, – шепчет Глория. – Да. Да. – Ты же... не винишь себя в этом?

Ори улыбается.

А смысл был в том, что Кастиэль не знал самого главного. Она действительно была виновата.

И это чувство вины не являлось каким-то призрачным откликом ее совести, это не было также и проявлением сентиментальности, нет, все было гораздо прозаичнее. Ори была виновата в смерти человека, которого любила если не как мужчину, то как друга. Как человека, которым восхищалась.

"Ты меня убила". Он сам так сказал. Этой ночью.

Глория совершила ужасный поступок.

Самый кошмарный. – Просто мне его не хватает. Вот и все, – произносит она, не зная, врет ли сейчас или говорит правду.

– Ори, человек в силах перенести все.

– И звучит это так мерзко. Я ведь знаю. Знаю, что я в силах. Я уже это перенесла. Я пережила свою потерю, я свыклась с мыслью о его смерти и даже с той мыслью, что ее причиной являюсь я, но... Санчеса нет, понимаешь? Его больше нет. А все в мире и в моей жизни выглядит так, будто бы не произошло ровным счетом ничего. Черт, скажи, разве я имела право рождать в нем все эти чувства? Они ведь его убили, Кас. Она поднимает на него мокрые глаза. Он зачем-то качает головой и заправляет выбившийся локон волос ей за ухо. – Знаешь, что я думаю? Я думаю, что тебя нужно прокатить на байке.

Красноволосый седлает мотоцикл, и Глории не остается больше ничего, кроме как усесться сзади.

И через секунду все мысли из головы разом выбивает порывом ветра.