1 часть (1/1)
Той поздней ночью, когда на небосводе воскрес ледяного месяца образ, когда сияние его расплылось по сырой земле густым туманом, один лишь царь не мог найти себе покоя, лихорадочно перебирая влажными пальцами чётки, в который раз шепча молитву. Шёпот этот тревожным эхом разносился по пустым коридорам. Внутренняя смутность государя заставляла стены содрогаться в ожидании внезапной вспышки неконтролируемого гнева; это была прелюдия. Где-то в глубине неприступной, каменной крепости дуэт тихому голосу Иоанна Васильевича составили глухие шаги: словно в подвальном помещении - там же где расположены камеры для изменников и заговорщиков -, кто-то, следуя равным промежуткам между секундными стрелками, ударяет молотом о пол. Несколько мгновений спустя шум прекратился: так же резко, как и начался. Всё вновь утонуло в щемящем безмолвии. Внезапно эти же шаги загремели у самой двери в царскую опочивальню. Жуткая дрожь пробежала по спине царя, остановилась на затылке и там, словно звук сотен церковных колоколов, сменилась звоном в ушах. Руки сделались ледяными, потемнело в глазах. Знакомая походка, отличающаяся размеренностью, теперь звучала как тащащиеся по мраморному полу кандалы. И вновь тишина. Ни звука, ни слова, ни единого вздоха. Пальцы, выглядящие как кости, обтянутые тонким слоем грубой кожи, цепляются за ручки стула. Царь собирается встать, нет боле сил терпеть эту адскую муку. Он почти убеждён, что посланники из Преисподней пришли забрать его грешную душу: не спасёт его уже ни одна молитва. Широкие двери в опочивальню отворяются, сопровождаемые притуплённым скрипом петель. И начинает постепенно проясняться силуэт, который невозможно спутать ни с одним другим.Ах, он - Салаи и Святой Себастьян в одном лице!Не осталось места для прежнего смирения. Басманов вплывает в помещение, оценивающим взглядом осматривает каждый уголок царских покоев несмотря на то, что нет здесь ничего ему не знакомого. Находясь под давлением тяжёлого взгляда, он ни на секунду не изменяет своей гордости: сегодня он будет говорить. Слишком дорого обходится покорное молчание. Басманов небрежно хватает чётки со стола, намеренно выражая полную незаинтересованность в предмете. Так же нерадиво он бросает их обратно, нагло вскинув подбородок: дразнит. И как же сильно его, святого, набожного царя, этот жест неуважения к высшим духовным ценностям ранит, заставляет сердце сжиматься сильнее прежнего!Никогда прежде не имеющий возможности вставать без опоры, Иоанн оказывается на ногах уже спустя миг. Глаза горят диким, животным блеском, голова и кисти рук судорожно трясутся. - Ужели не люб я тебе боле, надежа государь? - протяжный, с нотками упрёка и насмешки голос резал слух. Гнев царя продолжал расти: спокойствие только что пожаловавшего гостя, его нескрываемая наглость в каждом движении и жесте лишь лелеяли зарождающийся внутри плод бешенства и будущей немилости. - Уж не надоели ли тебе мои пляски в бабском платье? - молодое лицо исказила циничная ухмылка. Тёмным сапфиром заблестели глаза в свете лунном. - Али ты забыл, кто я?Царская рука тяжёлым грузом легла на затылок, пальцы крепко сжали чёрные как смоль волосы, наклоняя голову к железной решётке окна, что блестит как серебряная монета в мутной воде. Басманов не противится и только оскал его становится ещё шире, а изо рта вырывается презрительный смешок. - А коли ты забыл - так я напомню. - взгляд его метается где-то над головой государя, но вскоре он вновь встречается с чёрным жемчугом чужих глаз. - Я тебе не шут. - это приговор.Несколько секунд мертвенной тишины, прерываемой разве что биением сердец обоих, нарушает громкий удар. Встретилась царская рука с бархатом щеки холопа его. Он пошатывается. Левая щека принимает ещё один удар. Стоя полусогнувшись, Басманов пытается ухватиться за деревянные столбы кровати.- Дьявола отродье! - царь вцепился в его волосы. Всю злобу он собрал в себе для того, чтобы голова Феди столкнулась с тем самым столбом, за который так отчаянно уцепилась прежде рука. Спутанные кудри слиплись от появившейся крови, что тонкой струёй огибала овал по-девичьи прекрасного лица. Да, ночью она и впрямь чёрная. - А кто же дьявол, известно тебе? - Фёдор тяжело взбирается на кровать, неспешно распрямляется, встряхивает голову, чтобы открылось лицо его из под вольно падающих прядей. - Конечно, известно. - он начинает смеяться: громко, неподдельно.- Нечестивец! - Каюсь, грешил, но, ах, как охотно! - Иоанн наваливается на Басманова, руки кольцом обхватывают горло. Почему он не вырывается? Почему не противится? Этот смех, этот безудержный смех льётся из его глотки протяжной песней. Но с каждой секундой она начинает терять свою целостность, плавность голоса нарушается, сменяясь глухим хрипом. Фёдор тянет руку к груди царя, пальцы свои он с трудом протискивает под расстёгнутый кафтан, хватает что-то. - А грехи.. - багровая краска украшает щёки, маслом залиты глаза, в которых даже сейчас не перестаёт светиться победный огонь. - А грехи-то у нас с тобою одни. - он срывает с шеи царя золотой крест и сжимает между пальцев, издав свой последний истошный мученический стон.Он сумел забрать с собой единственную государеву ценность - его праведность.