Лучше всех (1/1)

Ещё долго я сидела в стенах обшарпанной кухни, рассматривая прикрытую в комнату Брэндона дверь и сжимала на себе ткань его длинной, растянувшейся футболки. От неё пахло домашним комфортом, мужским гелем для душа, но все эти запахи перебивал грубоватый и волнующий моё обоняние аромат, становившийся привычным и узнаваемым всё больше с каждой последующей репетицией. А сейчас он неизбежно окружал, касался моего тела и провоцировал фантазию на ещё более опьяняющие мысли.Они здорово добавляли проблем покалеченной сегодня ночью голове, разжигая череду догадок, которыми я пыталась подкрепить согласие Брэндона наперекор агрессии: команды нет, но есть я, которую он пустил в свой дом. На протяжении нескольких лет я завоевывала в его глазах авторитет настойчивой и трудоспособной ученицы не для того, чтобы сдаться так легко ― распрощаться с участием в конкурсе и смириться с титулом стервы. Участвовать в плане по отмыванию денежной доли хореографа было, по правде говоря, отвратительной идеей, и никакая шалостливая месть уже не казалась значимым оправданием, но и без моего согласия мы не зашли бы так далеко. Брэндон игрок, и он не мог упустить и этот шанс. Но что если решающая роль принадлежит моей чёртовой жертвенности...Что ж, я действительно была готова отдать все деньги блондину и его сестре. Я сказала это даже не подумав, на что сама планирую жить, ведь ради конкурса уволилась с работы, а накопления на счету давно приобрели вид трёхзначного числа. Странно, но и сейчас этот вопрос совершенно меня не волновал... Это не то, из-за чего моё возбуждённое состояние яснее ясного заставляло меня сидеть на кухонном стуле в размышлениях. Сегодня многое было сказано сгоряча и от безысходности, хотя это не облегчало моей раздирающей обиды... Как он на самом деле ко мне относится?Я лишь горела и истлевала идеей о том, что ближайшие две недели посвящу каждую минуту хореографу: один на один. Это вызывало такой нестерпимый жар в груди и на лице, как если бы я страдала лихорадкой. Волнение засело в солнечном сплетении, пока я ожидала рассвета и начала тренировки; оно не давало мне и крохотной возможности вернуться в комнату и лечь на подушку. Сегодня мы снова окажемся по одну сторону баррикад, посмотрим друг другу в глаза во время танца, и, возможно, наш состоявшийся поцелуй, который мы излишне упраздняем и обоюдно скрываем от обсуждения, снова обретёт вечно ускользающий скрытый смысл нашего общения.Из его комнаты с частой периодичностью доносились шорохи: Брэндон не спал всё это время и наверняка думал о предстоящей работе. Наверное, и обо мне. Но под позднее утро звуки стихли, и когда я уже ощутила в теле весомую тяготящую усталость, проснулась бодрая, ничуть не смущённая моему присутствию Молли, не желающая отсыпаться в свой единственный выходной, и мы решили вместе сварить овсянку.С девяти утра устроив завтрак и придя в себя после “пьяного дебоша”, я облачилась в спортивные шорты и майку, оставленную мной в зале, пытаясь притупить изнеможение от затянувшегося ожидания глубокой разминкой. Настенные часы громко тикали в такт моим чопорным движениям, напоминая об отсутствии музыки, а Брэндон всё никак не появлялся в дверях, и в одиннадцатом часу я отважилась взять всё в свои неуверенные руки.Его комната выглядела ещё более неопрятной, чем у Молли, но стала для меня откровением. Облетевшая побелка здорово гармонировала с расслаивающимися обоями; куча смятых на стуле вещей заменяло отсутствие шкафа, ящик тумбочки не задвигался до конца, зато вместе с толстенным слоем пыли, у настенного зеркала разместилась фотография родителей. Бегло осмотревшись, я изо всех имеющихся сил отмахнулась от накатившей грусти при виде сияющих на старом снимке лиц и подкралась к широкой кровати, занимающей почти всю площадь комнаты. Под ногами загремели опустошённые бутылки, в которых я признала бывший виски; стекло целой очередью покатилось по паркету из-за моего неосторожного шага.― Ну что такое! ― Вздрогнув от неожиданности под оглушающий звон и злое рычание давно привычного тембра, я отпрянула от в миг взлетевшего одеяла, которым растрёпанный блондин замахнулся и не глядя накрылся с головой. ― Молли, отвали!― Ты так со своей сестрой разговариваешь?От услышанного я опешила, чувствуя, как неловкость за неожиданный визит в его комнату уступает излишне эмоциональному недовольству. Брэндон осторожно приподнялся на мой голос, смахнув одеяло с заспанного лица, и испытующе осмотрел меня от оголённых ног до поджатых губ и недовольного нахмуренных бровей. Мой осуждающий взгляд и его шалостливый встретились, и хореограф тут же расплылся в ехидной самодовольной улыбке, сравнимой по гнилости с переспелым бананом.― Лапуля, а ты что здесь забыла? Бельё? ― Моё присутствие моментально разбудило Брэндона от сонливости, и я оказалась застигнута врасплох раздевающей до эмоциональной наготы злой иронией. Неужели я позволила себе думать, что хореограф будет вести себя серьёзно перед конкурсом... Его маска озорства и непринуждённости как всегда оказалась неотразима.Не стесняясь моего присутствия и своего полуобнажённого вида, Брэндон неторопливо поднялся с кровати и принялся поднимать с пола вещи, попутно подбирая перекатывающиеся бутылки. Я осталась поражённой его неожиданно воскреснувшим юмором и внешним видом, с, кажется, приоткрытым ртом осматривая крепкие рельефные ноги и руки, широкую спину и упругую задницу. Блондин оглянулся вполоборота.― Мишель, подождать можно и снаружи, ― он улыбнулся как-то открыто и особо по-доброму, выжидающе рассматривая моё растерянное лицо до тех пор, пока я не закрыла дверь с обратной стороны.Что ж, от его безнадёжного всепоглощающего уныния не осталось и следа: старый добрый Брэндон вернулся в строй, не прошло и суток после скандала в баре. Я отдам все силы, чтобы реабилитироваться в его светлых проницательных глазах, отдам всё, чтобы наш танец оказался лучшим... Распластавшись по подоконнику в репетиционном зале, утомившись ожиданием и сказавшимся недостатком сна, я немного нетерпеливо сминала в руках провода от музыкального центра, пока хореограф собирался на тренировку и завтракал его нелюбимой кашей.― Почему ты бездельничаешь? ― Блондин возник внезапно и прямо надо мной, торопливо приглаживая мокрые волосы, пока я поневоле зацепилась взглядом за его оголённые мускулистые плечи, шею, которые не скрывала белая майка, натянутая на влажное тело. Я ощутила всю терпкость мужского запаха миндаля, преследовавшего его после утреннего душа, пока соскакивала с подоконника. ― Становись к зеркалу!.. Начнём с разминки.Как всегда в своём излюбленном наглом репертуаре он деловито и оживлённо проследовал к звуковому пульту, запустил дорожку громких, пробуждающих от сонливости треков, и мы вдвоём оказались в одной линии ― ученица и хореограф. Я не могла уняться и привыкнуть к его давно знакомому самоуверенному поведению после того, как он познакомил меня со своей серьёзной стороной.Попытка взять под свой контроль тренировку и встать с ним вровень дорого мне обошлась. С меня должно было хватить безумной идеи оставаться наедине: на фоне нескольких лет командной работы в студии казалось таким непривычным и странным его внимание, окружившее одну лишь меня. Одна только стройная женская фигура вместо многих мелькала в широких зеркалах и как всегда его ― точёная, мускулистая, но выполняли мы одно задание на двоих. Я в первую же минуту начала медленно и судорожно сходить с ума.Брэндон задавал темп и, внезапно переключаясь с одного движения на другое, ехидно следил за моими перемещениями то в зеркалах, то осторожно из-под полуприкрытых век поглядывая в мою сторону. От его молчаливого и жадного внимания по телу будто прогуливалось пробирающее обнажённое пламя, без моего ведома заставляющее вздрагивать. В глазах самопроизвольно застывала картинка, как хореограф с наслаждением и неудержимым напором целует мои губы, как его предельно близкое к моему лицо среди стемневшей улицы начинает расплываться ― мозг отказывается верить в происходящее. Колотящее грудь желание затерялось среди сотен тренировок, проведённых в острой несправедливой дистанции друг от друга, словно поцелуй наш случился несколько лет назад ― о нём нельзя было говорить вслух, только подразумевать. Но ведь наши прикосновения губ ещё совсем свежие...Я стремилась успевать за каждой неожиданной сменой движения под прицелом его лукавого взгляда и боролась с неуместно проступающей в движениях робостью. ― Брэндон, можно я поиграю в твой телефон? ― Детский звенящий голос ворвался в короткий перерыв между звучащими песнями. Я совершенно выпала из мыслей, растерянно наблюдая, как хореограф окончил разминку и выключил музыку.― Мышонок, ни за что! Занимайся уроками, ― блондин отмахнулся даже не глядя на темноволосую, умаявшуюся одиночеством девочку, и я испытала на себе по-детски опечаленный, упрашивающий взгляд, будто я могла повлиять на безапелляционное решение её брата. На фоне утреннего "отвали" её давнее прозвище звучало особо умилительно из уст хореографа.― Давно не слышала, чтобы ты так её называл, ― Молли торопливо подбежала ко мне, обнимая со спины, и выглянула из-под моей руки в сторону недовольного, бубнящего что-то в её адрес про школу Брэндона. ― Смотри, какая она уже взрослая... Настоящая мышь!Девочка звонко расхохоталась и, приняв лёгкую растерянность брата за молчаливое разрешение, закрыла дверь в квартиру с обратной стороны явно в поисках моего смартфона.― Какая она тебе взрослая? Она маленький ленивый ребёнок, который ещё мало, что понимает, и не имеет права остаться без образования... Ты слишком раскомандовалась, Мишель, ― Он сердито и задумчиво облокотился об подоконник, уложив на груди руки, и кивком подозвал меня сесть рядом. Ожидая расправы, я немного помедлила, но тут же послушно проследовала к окну. ― То молчаливая врунья, то дерзкая начальница... Ты уж определись.― Ты меня совсем не знаешь! ― Брэндон слегка посмеивался, и это не мешало ему разговаривать на серьёзные темы, выбешивая меня до дрожи своей неуместной ухмылкой.― Да, так странно... И почему ты решила помочь? ― В небесных глазах хореографа блеснуло осторожное и вместе с тем нетерпеливое трепетное любопытство; он замер, не позволяя себе выдавать под слоем сарказма едва ускользающее от моего взгляда беспокойство. ― Из жалости?― Не совсем... ― Я не нашлась, как расшифровать свой вымученный скомканный ответ, но блондин торжествующе и коварно ухмыльнулся, явно рассмотрев в моей реакции то, для чего затеял разговор. В который раз я ощутила себя обнажённой под его пристальным вниманием и, выдохшись от переизбытка мыслей, стихла, послушно следуя к зеркалу.― Знаешь, а я тебе благодарен. Пускай ты одна из них, но ты рассказала правду.***Каждый день приближал нас к вымученному участию в конкурсе и внутреннему нестерпимому напряжению. Страсти накалялись всё острее, ощутимее; раньше его брошенные невзначай взгляды могли лишь казаться похотливыми и многозначительными, я пыталась найти подтекст и, наверное, никогда уже не узнаю, присутствовал ли он в действительности. Сейчас же было на самом деле, или мне так чудилось, что я ― центр его вселенной. Ни одной девушки помимо меня в стенах старой излюбленной студии, и лишь руки хореографа очерчивают мою спину, талию, придерживают разгоряченные бедра. Усилием воли танец оставался в приоритете над наслаждением от нашего времяпрепровождения.Брэндон придумывал хореографию сам и полностью ― идеи сыпались одна за другой, а он заговорчески пускал их в ход, наблюдая за тем, как я отреагирую на его всё более откровенные и распущенные касания. Порой мне не удавалось привыкнуть к новому набору движений, как в ход вступали более властные и собственнические, чем прежде, выпады хореографа; сначала я тонула в них, не замечая, что не я одна граничу с состоянием раскалённого текучего сплава, но каждое последующее повторение обнажало его пристальный тяжёлый взгляд прямо у моего лица, и мне становилось всё страшнее. Он и я приближались друг к другу, вдыхая запахи кожи, до неприемлемого для чужих людей расстояния. Этот поток вдохновения играл на руку, когда до конкурса оставалось совсем ничего, и ничего мы не имели за плечами, но распалял неконтролируемое, раздирающее изнутри притяжение.Первые дни летели огорчительно быстро, но финальная прямая казалась непозволительно медленной, испытывая на прочность нашу жажду. Вся моя жизнь с тех пор, как мы знакомы, была похожа на пустыню, где я периодически видела мираж с источником вожделенной воды ― ещё одно крохотное действие, и наши губы соприкоснутся в таком жарком и пробирающем поцелуе, что я смогу испытать физическое удовольствие лишь от одной мысли, что это происходит. Несколько лет я мечтала его коснуться, и теперь хореограф всё более выжидающе и мучительно задерживался у моего рта, обдавая его горячим и тяжелым дыханием, словно это ни чуть не может ранить самообладания. Раньше терпеть было проще, ведь уже однажды узнав вкус его губ, я выдерживала его близость лишь со страдальческим, застывающим в горле, стоном.Брэндон будто перестал скрывать, что его тянет ко мне, и постепенно я свыклась с фактом, что рано или поздно я просто отдамся ему на этом холодном деревянном паркете. Так ли он хорош на самом деле, если ему понадобилось на это несколько лет? Я смотрелась в отражение широких зрачков, чернее чем самая глубокая ночь, обрамлённых голубой, как сверкающий хрусталь, радужкой, и не находила сил, чтобы сглотнуть слюну в пересыхающем от недосказанности горле. Нет, Брэндон был через чур безупречен, именно поэтому все эти годы я не расставалась с мыслями о нём.Парный танец был очевидно успешнее, чем женский командный, выглядел подчеркнуто выигрышно и не мог не цеплять нашего будущего зрителя, когда как внутри номера мы испытывали свою усиливающуюся страсть на трещащую по швам прочность. Брэндон, несмотря на то, что как мужчина и хореограф направлял нас двоих, демонстрировал безмолвную покорность каждым жестом в мой адрес, дотрагиваясь до чувствительной кожи и разлетающихся в танце волос на грани преклонения. Я с горделивым удовольствием высматривала результат в зеркале, и понимала, что хореографа неминуемо ждёт приз...Мою душу били судороги: Брэндон держал меня в тонусе гнилыми шуточками, иногда мастерски выругавшись в мой адрес за опрометчивые оплошности и тут же надругавшись окутывающей нежностью, ластясь ко мне, как голодный котёнок. Я была готова сдаться в любой момент, но не собиралась делать этого первой, когда в воздухе уже готов был раздаваться треск от страстного помрачения. Уже однажды подступившись ко мне с поцелуем, хореограф никак не желал терять самообладание снова по непонятным причинам...Финальные несколько дней перед конкурсом, когда нашу заявку на участие обновлённым составом "без лишнего багажа" одобрили, мы проводили всё своё время в студии до глубокой ночи, а мне было позволено оставаться с ночевкой в комнате Молли. Девочка засыпала, уже не обращая внимания на нескончаемую циклично повторяющуюся мелодию для нашего танца даже раньше положенного, потому что сильно уставала в школе, но всегда просыпалась, когда я осторожно возвращалась в её комнату, словно поджидала, и мы подолгу шептались. Иногда я даже ходила на кухню, чтобы пожарить для неё хлеб и намазать ореховой пастой, пока Брэндон спал.Мне не было никого ближе Молли и её брата, даже если он сам об этом не догадывался, но несмотря на это, с последним мы всё меньше находили тем для разговора с приближением конкурса.― Возьми воды, ― Брэндон протянул начатую бутылку, сняв с неё крышку, и, тяжело дыша, проследил, как я жадно поглощаю жидкость. Вода просочилась через горлышко по губам и шее, стекая под майку и впитываясь, а блондин растёр свой лоб, не отводя от меня взгляда и нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Подобного рода эротичные зрелища стали завсегдатай наших репетиций, но мы упорно продолжали делать вид, что всё в порядке. В лёгких и горле саднило от нехватки воздуха: танец приобрел вместе с расточительной страстью и искусную технику, требующую больших энергетических затрат.― Спасибо, ― к бутылке приложился блондин. Я едва волочила язык и рассчитывала на окончание репетиции, чтобы скорее устроить с хореографом совместный ночной забег в сторону холодильника и попрощаться усталым и тихим "спокойной ночи" прежде, чем мы разбредёмся по комнатам. Хореограф быстро отпил и плеснул себе на грудь. Бутылка отправилась на пол.Блондин восстанавливал частое дыхание и попутно бегал по мне заторможенным взглядом без всякой необходимой скромности, останавливаясь то на груди и шее, то на резинке коротких шорт. Это превратилось в настолько невыносимую пытку, будто все мои внутренности щекотало невесомым пухом. Я принялась юлить и бесцельно поправлять волосы, чтобы занять дрожащие руки и нечаянно не приблизиться к нему с поцелуем.― Я считаю, нужно ещё раз повторить.Не дожидаясь моего незначительного мнения, он вновь запустил музыку и подошёл сзади, в очередной раз за вечер крепко сжав моё плечо. Прикосновение его горячей ладони первые секунды было похоже на щиплющий ожог, а потом на что-то до жути желанное, безизбежно необходимое. Ощупывать кожу словно входило в часть номера, если не было основным действом. До дыр заученная мелодия заиграла, и мышцы моей спины вот-вот готовы были сжаться от ноющего нетерпеливого предвкушения ― происходило что-то вне запланированной программы сегодняшнего вечера, и я ощутила это даже не оборачиваясь к его лицу. Я и так поняла, что хореограф был до предела на взводе. Моё сердце забилось в истерике, как у загнанного зверя, потому что я давно этого ждала.Рука Брэндона проскользила по моей спине, добралась до ягодицы и обернула за бедро, позволяя удержаться и вскинуть вторую ногу: танец начинался с поддержки и на этот раз с непривычной волнительной дрожи. Я невесомо переместилась по другую сторону хореографа лёгким взмахом, и в тесных, властных объятиях мы по инерции закружились в танце, раскрывая руки так нежно, словно отцветали лепестки бутона. Его взгляд беспорядочно бегал по моим шее и губам, словно физически перекрывая кислород. Мы несколько раз сменились в позиции, и я вновь ошиблась, потеряв контроль над телом и желая добавить лишнюю четверть оборота, но блондин давно повадился придерживать меня чуть выше талии, почти что за грудь, властно разворачивая к себе лицом. Внизу живота умоляюще стянуло; я готова была упрашивать, чтобы он не прекращал этой наглости, но он лишь мимолётно задержался в такте, и каждый продолжил свою партию.Полуоткрытые ухмыляющиеся губы Брэндона слабо шевелились, словно он хотел что-то сказать, и я совсем забыла думать про танец, не отслеживая наши передвижения в зеркале. Тело на автомате податливо изгибалось, вторя хореографу, а сама я пристально и неотрывно рассматривала его широко распахнутые голубые глаза, густые выразительные брови, бледную, пульсирующую от напряжения шею. Он слишком дразняще склонился над моим лицом и обжег дыханием щёку, продолжая свои движения; у меня в груди истошно заныло, и последние силы ушли на то, чтобы замереть, сковывая в теле неуместную для танца истеричность. В ту же секунду наши губы почти случайно мягко соприкоснулись, и мы оба остолбенели, не находя и капли самообладания, чтобы отвернуться.Тело лихорадочно заныло от страшной неопределённости в наших отношениях, но мне не мешало это страстно желать блондина и рассчитывать на продолжение. От горячего шумного дыхания Брэндона у моего рта я почувствовала мгновенную влагу между ног и самозабвенно коротко поцеловала его пухлую нижню губу, слегка её оттянув и сладко чмокнув.Музыка устремилась далеко вперёд, пока я наблюдала потемневший томный взгляд на себе, исполнившийся едва различимым набором чувств под пеленой непробиваемого самодовольства. Для меня она уже не казалась значительной защитой, как и мои глупые внутренние уговоры не любить.― Чёрт, ― Брэндон впился в мой рот мокрым трепетным поцелуем и притянул к себе за голову, и я безропотно и с большим наслаждением подалась ближе. Его вторая рука быстро спустилась по талии на ягодицу, сжала её так, что я заскулила от накатившего возбуждения и вжалась его горячий пах, почувствовав бедром в миг окаменевший орган. Мужская ладонь без всяких церемоний оказалась у меня на уровне мокрой промежности; он сжимал пальцы сквозь одежду, сминал ткань и кожу, заставляя стонать ему в губы, и я ощутила во рту его жаркий напряженный язык, требовательно ласкающий мой рот. Это был тот же приторный нежностью поцелуй, как в баре, но неистово пылкий и тревожный. От слабого осознания того, что мы сорвались, меня била мелкая заметная дрожь, и я буквально не помнила себя.Я помнила лишь его. Какой он волнующий на вкус, какой он жаркий, возбуждённый и торопливый. Хореограф выглядел так сосредоточено, словно боялся, что я передумаю и остановлю его, но каждый раз в своих мечтах я желала не останавливаться. Пока я успевала тяжело вбирать такой необходимый воздух, он ощупывал мои бёдра, ягодицы, раздвигал их, натягивая и вызывая сумасшедшие приступы желания. Потом одной ладонью вернулся к пояснице, прижимая к себе, а второй занырнул в волосы, почти что уложив меня к себе на руки и безжалостно целуя в исступлении.Я погибала от ощущения его языка, проталкивающегося мне в рот, от тепла и волнующего запаха кожи Брэндона, не раскрывая век задрала его майку и принялась решительно изучать на ощупь рельефы торса и рук. Это всегда было моим потаенным и снедающим желанием на фоне трех лет тренировок. Я всегда вспоминала, наверное, каждую, что садилась в машину хореографа, каждую, что я осуждала и материла, чтобы разбудить свою рефлексию, но она давно оказалась мертва. Слишком полюбила, чтобы отказаться от любой сомнительной возможности стать с ним ближе...Блондин подсадил меня за ягодицы, вынуждая обернуть торс ногами; между бёдер упирался напряжённый стоящий член. Его бешеное возбуждение и моё истеричное желание стали результатом наших усердных тренировок по моральному садизму. Одна из них рано или поздно должна была выплеснуться в великолепный секс, судя по рассказам бывших учениц, и я никогда не могла спрятать эту мысль дальше своих спортивных шорт в шкафу раздевалки, но этот сладкий вечер действительно наступил и только лишь сегодня.― Стой, куда мы? ― Брэндон ошарашено и не сразу оторвался от моей шеи, растерянно заглянув мне прямо в глаза. Его зрачки почти застилали радужку и поглощали в себе обострённым вниманием моё смятённое отражение. Хореограф слегка откашлялся, обнажая свой охрипший томный голос.― В кровать? ― Я попыталась опуститься на ноги, но он вцепился в мои бёдра, не позволяя ступить на пол, и сквозь ткань влажной майки принялся настойчиво целовать мою содрогающуюся от прикосновений грудь. ― Молли проснётся, ― голос сорвался на тихий сипящий стон; блондин тут же опустился на пол, усадив меня сверху, и тяжело вздохнул, словно из последних сил. Музыка в зале стихла, оставляя после себя оглушающую тишину, нарушающуюся лишь тихим звуком подключённого оборудования.― Мне всё равно, где ― он продел майку через голову и небрежно отшвырнул её к двери. ― Где заняться с тобой любовью...Любовью...Я пошатнулась от услышанного, неловко оперевшись руками о холодный пол по обе стороны от его лица, и медленно потянулась за поцелуем, вглядываясь перед собой в поисках подтверждения. Он не мог это сказать вслух... Из уст Брэндона это звучало особо удивительно, словно нечто инородное, несоответствующее развязному поверхностному образу. Его небесные глаза горели возбуждением и восхищением, от последнего я отчётливо расслышала свой пульс в горле: он действительно назвал это любовью... Меня покинули остатки тревожного сомнения, что роились у меня на фоне послушных однозначных действий. Пускай эта небрежная фраза что-то бы значила...Глубокий мокрый поцелуй не ограничивался нашими ртами: мы облизывали и кусали шеи, доводя друг друга до истошного взвинченного состояния. Я ёрзала на его члене, цепляясь за резинку спортивных шорт и гладила рукой низ его горячего живота, дразняще дотягиваясь до оголённого паха. Брэндон спешил лишить меня одежды, внимательно и с наслаждением рассматривая каждый обнажённый участок кожи, но не торопился войти, играя руками с грудью и набухшими сосками.Захлестнувшая нас страсть приобрела новые оттенки и подробности. Мне в душу залегли жирным масляным теплом его неосторожные слова, которые вдруг стали отчетливо прослеживаться в любом его жесте. Я потерялась во времени, пытаясь припомнить как раньше он смотрел в мою сторону, могла ли я чувствовать прежде его затуманенный упоением взгляд. Место привычной неопределённости заняло острое ликование, вонзающееся в сердце всё глубже и основательнее.Блондин поддел штанину задравшихся шорт и забрался мне в трусики, играя большим пальцем с клитором. Видеть его лукаво ухмыляющиеся губы в этот момент доставляло не меньшее удовольствие, чем его ловкое проникновение внутрь. Я с напряжением выдохнула, вытянувшись над ним, и распущенные волосы рассыпались по плечам и лицу хореографа. Моя грудь оказалась на уровне его рта, чем он мгновенно воспользовался, припав к раскрасневшейся коже. Он нежно водил пальцами у самой поверхности, принуждая насаживаться самостоятельно, и ощупывал меня изнутри до разносящегося ноющего удовольствия, пока губами потягивал твёрдые соски. Такие ласки возбуждали внизу сладкие муки, но Брэндона ждали ответные мучения.Оторвавшись от его лица, я потянулась к резинке шорт, скрывающих под натянувшейся тканью стальной половой орган и высвободила его. Пока я в секундном смущении разглядывала мужское пульсирующее достоинство, блондин вошёл пальцами глубже, чем прежде, так, что я рухнула полуголым телом на его крепкую грудь и заныла от наслаждения. Я слышала, как Брэндон улыбался. Он приспустил с моих бёдер шорты вместе с бельём, пока я извилась в незатейливой позе, и приподнялся, увлекая меня к себе на колени.Пылкие поцелуи сопровождали наш стремительный танец, давно перешедший в партер; блондин раздвигал мокрой головкой горячие и набухшие половые губы, заставляя меня нервничать и умоляюще хвататься за его шею. Я попыталась обернуть ладонью член, но хореограф поймал мои запястья и завёл за спину, вынуждая выгибаться ему навстречу под издевательски неглубокие толчки. Мои колени, опирающиеся о жёсткий паркет, начинали гореть от ссадин, пока хореограф не то примерялся, не то упивался наслаждением от затянувшейся игры. Я грезила и ждала близости с тех пор, как мы познакомились, а сейчас терпела его насмешливую выходку, которой он норовил довести меня до мучительного экстаза.― Лапуля, хочешь глубже?Я невозможно хотела глубже, и податливо наклонилась за поцелуем, когда Брэндон вошёл по основание. Изнутри стянуло и запульсировало от внезапного толчка, я вскрикнула и замычала сквозь поцелуй. Каждая клеточка внутри болезненно застрадала возбуждённым стенанием, усиливающимся от медленного проникновения между узких стенок. Влага растекалась по паху и члену, хлюпая от сдержанных движений, а я не могла поддаться напрашивающемуся ритму, оставляя инициативу за хореографом. Светлые ресницы и веки вздрагивали; он терзал губы и нагибался за ласковыми укусами к моим шее, ключицам, вынуждая тихо стонать и мучаться нас двоих. Я поняла, что это был его особый талант, который я не ценила прежде, пока улыбка на лице хореографа то принимала самодовольные оттенки, то искривлялась неконтролируемым удовольствием.― Брэндон... ― мне так нравилось повторять его имя, напоминая себе, что я сижу поверх коленей желанного мной хореографа, хотя вот-вот готова была забыть, кто я такая. А ему явно льстил мой шёпот вперемешку с глубоким сиплым дыханием. В какой-то момент блондин поддался на эту искреннюю хитрость, и торопливо повалил меня на пол, задирая мои ноги и придерживая их между своим тазом. Голая спина соприкоснулась с лакированным холодным паркетом, и я вдруг ощутила, лишённая объятий, как саднят колени, как шея и лицо горят от поцелуев. Хореограф вошёл одним рывком и быстро нарастил темп, проникая в меня со смачными хлюпающими звуками; я растекалась по паркету физически и морально. Стенки непроизвольно сжимали его твёрдый член от того, как глубоко он задевает изнутри чувствительную ткань, вызывая головокружение и мелкую дрожь в бёдрах. Нас обоих затрясло от приближающегося облегчения, но Брэндон внезапно вышел.Меня пронзила болезненная острота от половых губ до низа живота, разносясь в крови и по всему организму вопиющей несправедливостью.― Боже, что ты делаешь, ― Брэндон склонился надо мной, приникнув к губам мокрым обессиленным поцелуем, и без ответа принялся тереться головкой о мокрую напряжённую промежность. ― Сколько можно...Блондин звонко рассмеялся мне в шею, обдавая её раскалённым дыханием, и облизал, вжимаясь в моё тело. Чувствовать его голую влажную кожу своей было одним из самых обострённых и горячих чувств за сегодняшний вечер; мы продолжили сладостные издевательства, которым не было видимого конца. Я вдруг узнала, что такое настоящие утехи. Когда занятие любовью превращается в одуряющую затянувшуюся шалость, и организм умоляюще трепещет каждой возбуждённой клеткой, моля о разрядке.Наш совместный сокрушительный финал оказался ядерным взрывом эмоций, копившихся в течение командных и уединённых репетиций. Блондин излился на пол и мне на живот, лёг поверх, обдавая жаром своего тела мой взорвавшийся упоительным расслаблением организм. Брэндон был тяжелый, и его массивные рельефные руки обнимали меня за узенькие плечи слишком уютно; он уткнулся носом мне в щёку, с трудом восстанавливая тяжёлое дыхание, и больше всего на свете мне захотелось сообщить хореографу о том, что я молча люблю его уже несколько безумно долгих невыносимых лет, и что от его моральных принципов и способов душить печаль моё сердце обливается кровью.ЭпилогПара тёмных алых капель стекла по внешней стенке изящного бокала в багровых согревающих лучах парижского заката. Крыши зданий, шпиль Эйфелевой башни и рябящая Сена блистали бордовыми и малиновыми отблесками, в которых купалась вечерняя Франция. Я пила вино и восседала на открытом балконе, не зная, на чём остановить взор: на бездонном красном небе, на оживлённом сверкающем городе или всё это рассмотреть в голубых, наполненных счастьем и умиротворением глазах. Хореограф щедро отпил из бутылки и отправил её на пол, облизав свои сладкие чувственные губы. Потом неспешно зашуршал, распаковывая новую пачку сигарет и наконец-то посмотрел на меня.― Лапуля, ты же не куришь?― Ты же знаешь, что нет, ― блондин воспользовался зажигалкой, и струйки терпкого густого дыма заклубились над нашими головами. Он курил с большим удовольствием, неспешно втягиваясь и выдыхая в противоположную от меня сторону.― Ну а вдруг я о тебе чего-то не знаю, ― Брэндон заискивающе осмотрел моё лицо, и его взгляд просиял сентиментальной откровенной нежностью. Мне захотелось вжаться в металлический стул под силой непривычки, но я поднялась и обогнула кофейный столик, бесцеремонно усаживаясь на колени хореографа. Он самодовольно улыбнулся в духе самых лучших своих холостяцких времён.― Ты знаешь меня лучше чем кто бы то ни был, ― мы крепко обнялись, осторожно наблюдая за реакцией друг друга, потому что каждая близость вне танца теперь казалась из ряда вон выходящей. ― Иначе как объяснить, что ты мне поверил? Что мы выиграли?Брэндон обескураженно улыбнулся, и пожал плечами, глубоко затянувшись.― Твой скверный характер здесь ни при чём. Я просто полюбил тебя.Откровенные признания в любви стали частью нашей повседневной жизни, но я всё ещё вздрагивала от его прямоты и удивительной искренности вперемешку с сарказмом, на этот раз выцепив со стола бокал с сухим французским вином и отпив.― Это у меня скверный характер? У меня? Попадись ты мне сегодня вечером на репетиции! Я покажу тебе, что такое "скверный характер"! ― Хореограф заговорчески приблизился к моим губам, несмотря на зловещие угрозы, предусмотрительно замерев при звуках приближающихся шагов, и на балконе появилась маленькая темноволосая девочка в джинсовом комбинезоне. Мы торопливо отпрянули друг от друга, и Молли затараторила как ни в чём не бывало.― Мишель, я не взяла с собой учебник по биологии, ― поймав недовольный взгляд брата, девочка тут же поспешила нас обрадовать. ― Зато прочитала рекламные флаеры о Лувре из самолёта с нашего рейса на французском. Это сойдёт за домашнее задание по истории?Блондин озадаченно выслушал свою сестру и взял из моих рук бокал, осушив его до дна, после чего потерянно приложил к виску и испытующе уставился в мою сторону.― Чего молчишь? Тебя спрашивают, ― он восхищенно, с долей усмешки наблюдал, как я обещаю сводить Молли в Лувр и, наконец, затушил сигарету. ― Иногда мне кажется, что это твоя сестра.