История сорок третья (2/2)

Налетая на внезапно оказавшиеся на пути стены и медленно, но верно шествуя в спальню, интуитивно стаскивая с себя уже расстегнутую рубашку и швыряя ее в дальний угол, даже не замечая таких, казалось бы простых вещей.

Мустанг вздохнул – рыба просто специально не собиралась успокаивать. Даже не так – своим бездельем она не давала Дино пойти работать или, хотя бы, чуть успокоится. Чтобы, разумеется, пойти работать.

Ромарио только поражался реакции своего босса, подающий знаки ?не беспокоить?, едва помощник оказывался в комнате. Что ж оставалось несчастному мафиози? Безусловно нехорошими словами поминая всех тварей в вожже живущих и идти делать работу за столько заваленного делами босса.

Теперь жарко. Только вот кольцо на шее стало почти камнем, которое тянет вниз, будто в пропасть. Из последних сил Кёя сопротивляется, не желая проигрывать схватку какому-то кольцу, и плохо соображая, что вообще происходит. И только горький вкус на языке дает на секунду понять, что все его действия будто на часть сотворены кем-то другим.

А вот это уже начинает раздражать, только алкоголь в крови, глухими ударами опьяняющий каждую клеточку истошно бьющего энергией тела почти парализует и лишает возможности управлять.

Перед глазами мелькают какие-то здания. И, кажется, самолет.

Стоп! Это еще что за фигня?!Италия?! Да какого…И только хриплый, почти беззвучный смех где-то в глубине, кажется, души не дает покоя.

— Кё-тян? – растерянный голос, и Мустанг несколько удивленно разглядывает запыхавшийся силуэт.

Хибари замирает, не в силах переступить порог чужого дома. Только знакомые по мягкости орехово-золотые глаза смотрят, кажется, в самое сердце.

— Каваллоне Джудайме…

Тихо, отчеканивая каждую букву, но совершенно равнодушно.

— Ты ведь не Кёя.

— А ты не Примо.

— Не понимаю, — честно сознается Дино, уже забыв про золотую рыбку и, поднимаясь с корочек, подошел к Кёе.

— Всегда хотел это сделать… — губы Хибари изгибаются в совершенно безумной улыбке, и на секунду яростный поцелуй лишает блондина земли под ногами.

?И какого черта??, — недовольно сам у себя спросил Кёя, не менее растерянно облизывая собственные губы.

?Как умрешь – узнаешь?, — насмешливо фыркнуло в ответ сознание.

— Не умру, — уверенно отступая в сторону дивана, ответил Хибари, снова зарабатывая шокированный взгляд Дино.

— Кё-тян?

— Спокойно, — равнодушно бросил брюнет, зачарованно наблюдая за плавными движениями золотой рыбки.

— Несправедливо, — обиженно процедил Мустанг, присаживаясь рядом, касаясь плечом плеча.

И все равно умиленная улыбка не сходит с губ. И с удовольствием наблюдать, как серые глаза азартно следят за каждым движением. И с восторгом хихикать, как недовольно хмурится Хибари, замечая, как именно наблюдает за ним блондин.

— Ты мне не важен.— Я знаю, спасибо, что напомнил, — старательно скрывая снова накатившую боль, улыбнулся Дино, надеясь, что дрожь в уголках губ незаметно.

— И то, что сейчас тут было – этого не было! – сжимая губы в тонкую линию.

— Ничего не было, — покорно отвечал Мустанг, зачарованно ловя каждое слово, с точностью метко пущенного заточенного ножа ранящего самые незащищенные места.

Кёя медленно поворачивает голову, пристально изучая казалось бы обычно-спокойное лицо и примесью так раздражающей легкомысленности в чертах.

?А потом ты будешь ждать века, лишь бы снова коснуться его губ?, — отстранено сказал Алауди, словно прочитав мысли Кёи.

— Что за бред?

?Тогда почему ты не остановил меня?? — искренняянасмешка, но голос все равно холодный.

— Не хотел. Останавливаться не хотел, — едва ли не вздернув подбородок, ответил Хибари, тут же сквозь пелену собственного зрения замечая неверящий взгляд шоколадных глаз, и глаза расширенны от слишком невероятных слов.

?А я не сказал ему этого?, — совершенно безразлично.

— Наплевать, — дернул плечом Кёя.

?Скажи это тогда, когда он умрет?, — высокомерная усмешка и последние остатки холодна растворяются в разгоряченной алкоголем крови.

— Мне наплевать на тебя, бездумное травоядное.

— Я знаю, — теперь даже улыбка отдает всей той болью, что кровавым ураганом бушевала внутри. Внутри все исходит мелкой дрожью, но губы лишь сильнее сжимаются, превращаясь в тонкую линию. Даже сердце, кажется, заразилось этой трясущейся лихорадкой. Только вот сейчас пронзительно-стальные глаза резанули взглядом мягче, давая хоть смутную, но надежду.

— Но я не хочу, чтобы ты умирал.

Никогда не отказывайся от своей мечты.