Часть 14 (1/1)

Адрил Арано качает головой.— Дурная затея! — Ладонь, сжатая в кулак, опускается на столешницу с такой силой, что бутылка с остатками суджаммы подпрыгивает, но не переворачивается. — Ллерил, возьми себя в руки! Ты что, скамп побери, творишь?!Иногда Адрилов становится двое. Мгновение — и они сливаются в одного. — Я выпил всего ни… Ик! — Ллерил удивлённо глядит на бутылку. Куда делось пойло? Адрил не пил. Неужели втихую вылил? Вон как недовольно зыркает!— Конечно! Подумаешь — почти бутыль в одно горло! — Ещё и Ллерила винит!Тот обхватывает голову, запускает пальцы в рыжие волосы и сжимает их в кулак — настолько сильно, что выдирает клок. Улыбка Вендила Северина, поганый оскал, не вытравливается спиртным. Чтобы прогнать её из памяти хоть ненадолго, Ллерил поднимает голову и глядит на резкие, но дорогие сердцу черты лица.— Адрил… — шепчет, а не проговаривает он имя — то самое, произнесённое много раз.— Хм? — отзывается тот.— Тебе Северин хоть раз улыбнулся?В ответ вздох. Адрил тянется за бутылью, но не с целью составить компанию. Он прочно закупоривает горлышко и убирает недопитую суджамму в буфет.— С тебя достаточно, — объясняет своё поведение.Ллерил узнаёт своего Адрила в категоричных словах, в резких движениях. Тот считает, что он спьяну задаёт глупые вопросы?— Мне улыбнулся, — поясняет Ллерил. — Сегодня в первый раз.Он поднимается и в несколько шагов — сложных из-за того, что его шатает — подходит к Адрилу.Тот подхватывает его под руки. Даже не уточняет, что именно настораживает в улыбке Вендила Северина, только ворчит: — Хорошо, что я отправил слугу наверх, иначе разговоров не обобрались бы. Ллерил не противится тому, что Адрил уводит его из кабинета. Напротив, счастлив, потому что оба направляются к спальне…Не противится, когда добирается до кровати, падает на неё и увлекает за собой Адрила. В груди и в висках стучит — часто-часто — от неуловимого, но желанного ощущения близости, от щекотки чёрных волос, от тяжести навалившегося желанного тела.Адрил напрягается — и Ллерил останавливает его: надавливает на затылок и впивается жадным поцелуем.Голова кружится — не от суджаммы. Вкус, такой родной, пьянит похлеще её.Адрил отстраняется…— Беспечный ты, Морвейн, — с придыханием шепчет он и сползает к краю кровати.Сейчас он поднимется и уйдёт к Синдири, поцелует её на ночь этими самыми губами, что которые только что терзал Ллерил…?Останься, Адрил!? — хочется взмолиться — вплоть до того, чтобы встать на колени, обнять бёдра и уткнуться лицом в живот. Ллерил не боится унизиться, особенно сейчас, когда желает пусть мнимой, но поддержки.…и Адрил дарит её. Он поворачивает торчащий в скважине ключ и возвращается. Кровать продавливается, когда он садится на краешек.И даже не противится объятиям, только просит время снять ботинки — хорошие, но от проклятущего пепла донельзя пыльные. Благодаря ему Ллерил вспоминает о собственной обуви…Разувается он неловко. Справившийся со своими ботинками Адрил помогает ему: стаскивает один сапог за другим, после ложится рядом. — Пьяный, пьяный Морвейн… — шепчет он. — Оставь тебя — натворишь глупостей.Если Адрил уйдёт, Ллерил действительно наворотит дел, например, допьёт ту треклятую бутылку, отправится к Северинам и попросит Вендила ещё раз улыбнуться.Но Адрил здесь. Он охотно отвечает на жадные поцелуи, поглаживает твёрдой редоранской рукой лицо.Ллерил прерывается, чтобы увидеть желание в глазах любовника. Ему не хочется думать, видит ли Синдири то же самое, однако дурные мысли лезут в голову.Адрил Арано — его Адрил, которого он вынужден с кем-то делить, и от этого, скамп побери, больно. Больно с тех пор, как тот обручился, больнее стало, когда женился……и совсем невыносимо, когда привёз Синдири сюда. Почему она хочет уехать, но непременно с мужем? Будь она в Блэклайте, Ллерил бы не вспоминал о ней. Попросил бы Адрила не носить треклятое обручальное кольцо, чтобы не думать о ней.Но пока Синдири рядом, мысли о ней вертятся в голове, потому что Ллерил вынужден не рвать ворот шерстяной серой рубашки, а осторожно распускать завязки, подавлять желание припасть губами к бьющейся жиле и крепко — едва ли не по-вампирски — присосаться к пепельной коже. Но нельзя: останется след.Поэтому Ллерил осторожно целует только оголённые участки. Припасть бы к соскам, крохотным, потерзать их зубами, но рубашка вконец изомнётся, если её задрать…— Ох, Морвейн, — шепчет Адрил, когда Ллерил распускает шнуровку на ширинке, высвобождает напряжённый член и целует горячую от прилившей крови головку. Но не отталкивает, а, напротив, поглаживает рыжие волосы. Ллерил берёт в рот как можно глубже, чтобы вспомнить, каков Адрил на вкус. Отпускает, чтобы слизать кончиком языка предсемя, и целует головку.Он слышит глубокое дыхание, хотя хочется стонов. Адрил прекрасно сдерживает чувства, даже когда кончает, молчит. Наверное, стискивает зубы, чтобы не вскрикнуть. Ллерил бы так и сделал, окажись на его месте.Но он не на его месте. Утешает, что не приходится лгать собственной жене, целовать губы, которыми совсем недавно прикасался к чужому члену.Так и было бы, если бы он жил в Блэклайте. Рано или поздно, но пришлось бы жениться, но здесь, в Вороньей скале…?Зачем? Чтобы сделать жену несчастной?? — всегда отвечает он на заданный кем-нибудь из других советников вопрос.Воронья скала, умирающая, — прекрасное оправдание, почему он не женится. Возвращаться на материк Ллерил не намерен, а сюда отправится только отчаянная, безумно любящая его женщина.Ллерил не хочет огромной любви от невесты или от жены.Он хочет получить крупицу любви от Адрила — того, кто вынужден большую часть чувств отдавать жене……И получает эту крупицу. Семя не сплёвывает, а сглатывает, после, сам донельзя напряжённый, ложится рядом с расслабленным Адрилом и ждёт, когда распалившаяся похоть утихнет — сама, без помощи.Она не унимается, и отдохнувший Адрил помогает от неё избавится: стаскивает с Ллерила штаны вместе с нижним бельём, обхватывает член и надрачивает. Он не останавливается до тех пор, пока похоть не выплёскивается ему в руку. Он ловит семя, не позволяя разбрызгаться и запятнать одежду, после достаёт носовой платок, вытирает ладонь и суёт в предусмотрительно разожжённый заботливым слугой камин.Проклятье, будто преступники, вынужденные прятать улики… От этой мысли горько — настолько, что Ллерил не сдерживает рвущихся наружу ехидных слов:— Синдири не спрашивает, куда ты деваешь носовые платки?Адрил Арано качает головой.