Часть 3 (1/1)

Сердце ёкает. После слов Адрила, а не из-за недоброго предчувствия.Кресций Кареллий, казалось бы, вчерашний гладколицый юноша с карими задорными глазами, теперь ?старый имперский хрен?, хочет спуститься в глубины шахты, где погиб его предок.—?Афия обеспокоена, причём очень сильно! —?Адрил сжимает запястье, подушечкой большого пальца поглаживает ладонь, отнюдь не нежно?— едва ли не до крови царапая сухую толстую, не по-девичьи нежную кожу.Здесь, в кабинете, он может себе это позволить. В кои-то веки они наедине.Загадка, как вообще имперец, пусть тогда ещё молодой, очаровал Афию настолько, что та не просто переспала с ним?— пусть и многократно,?— но и вышла замуж. Вон как беспокоится за мужа, что упрашивает если не заколотить шахту намертво, то дать добрый совет.Глуп, впрочем, тот, кто считает, что чувства спустя года вытравливаются.Не вытравливаются…—?Не думаю, что старый имперец создаст хоть крохотную проблему, но… —?Ллерил задумывается. Кресций Кареллий знает лазейки и может проводить Нелота в шахту,?— присмотреть за ним и за Телванни, само собой, надо.Напоминать Адрилу не нужно, он, вне сомнений, уже отдал соответствующие распоряжения.Его Ллерил знает много лет?— едва ли не как себя самого. Столько времени, что чувства должны остыть.Первоначальная юношеская пылкость угасла, давно уступила место… Привычке? В устоявшихся парах так и есть.Тогда откуда взялась горечь, когда Адрил объявил, что должен жениться? Почему сердце ёкнуло?Ллерил ему поверил?— и продолжает верить,?— что любви к Синдири нет, есть необходимость видимости благополучной семьи. Оно и хорошо: гораздо меньше сплетен, если хотя бы один из советников женат. А если ещё не замечен со шлюхами, то безупречный муж.…когда-нибудь всё вскроется, опасается Ллерил. Поэтому подходит к толстой двери кабинета и трогает ключ. Заперто, никто не войдёт и не обратит внимания, что два советника отпрянут друг от друга, отдёрнут руки и сделают вид, будто рассуждают о делах.—?Велет знает про Кареллия. —?Кто бы сомневался? Адрил всё сделал, как сделал бы сам Ллерил Морвейн. —?Я отдал распоряжения.Когда женился, совета не спрашивал…Пора вытравить проклятую ревность, успокаивает себя Ллерил. Чувство, что Синдири отбирает у него Адрила, продолжает отравлять нутро, хотя разумом он понимает: не она виновата.Но нет-нет?— и накатывает ревность, когда воображение рисует картину, как Адрил раз за разом толкается в горячее влажное лоно, как стройные женские ножки обхватывают его талию.Не хочется делить его ни с кем.Но приходится. Даже сейчас, когда Ллерил берёт его за руку и чувствует прохладу кольца. Сорвать бы, швырнуть в угол, чтобы оно тихонечко зазвенело, после закатилось в проеденную насекомым или мышью щель. После сжать ладонь, широкую, твёрдую?— Адрил не понаслышке знает, каково это?— держать в руке меч. Редоранец он до мозга костей, несмотря на то, что доспехи надевает редко.Адрил вздыхает, но даже не думает противиться. Истосковался, хочется надеяться, не меньше Ллерила. Вон как хватается за пальцы, жадно. Потому что в другое время вынужден себя сдерживать. Оба советника ведут себя сдержанно.Но сейчас-то, за запертой дверью, можно дать волю чувствам. Столешница разделяет двоих, однако… К скампам стол. Ллерил поднимается и огибает его, после наклоняется.Адрил отвечает на поцелуй?— настолько жадно и глубоко, что создаётся ощущение, будто и нет никакой жены. Или Синдири не выносит поцелуи? О личном Ллерил никогда не спрашивает. И без подробностей горечь нет-нет?— и отравляет нутро, хотя он давно привык, что между ним и Адрилом кто-то стоит.Он берёт то, что может взять, прямо здесь и сейчас, потому что другая возможность не выпадет. Прикусывает нижнюю губу?— негрубо, чтобы следа не осталось, просовывает язык между губами. Запускает пальцы в волосы на затылке, чтобы Адрил не вздумал отстраниться.Тот и не думает, охотно?— до сбивчивого дыхания?— отвечает, мнёт ворот дорогой одежды.И говорит, когда Ллерил отстраняется, чтобы его обнять, поцеловать-прикусить мочку, украшенную крохотным золотым колечком:—?Как давно мы с тобой… Так!..Тот ощущает учащённое сердцебиение?— даже через несколько слоёв одежды. И возбуждение?— красноречивый признак, чего именно желает Адрил Арано. И это заводит гораздо сильнее, чем вид голого тела.Адрил далеко не тот, кого можно назвать красавчиком. Не невзрачный, с безупречной осанкой, без намёка на какой-либо живот, однако от великолепия далёк, особенно сейчас.Волосы, густые, чёрные?— вот что изумительно. Было когда-то.Они и теперь не жидкие, однако стали сизыми, будто пепел вулкана Красной горы их прокрасил, и потускнели.Должен Адрил, должен надоесть за все годы. Неизящные черты должны перестать нравиться, к тому же неглубокие и редкие, но всё же морщины вместо гладкой, безупречно-серой кожи должны оттолкнуть.Но не отталкивают. Ллерил пристально глядит в глубокие рубиновые глаза, обрамлённые густыми ресницами. Глядит и прикасается к скулам.—?Давно,?— кивает,?— и чаще быть не может.…потому что дел в Вороньей скале немало. Каждый день что-то происходит. Каждый день приходится принимать решения. Каждый день в поместье отирается кто-то посторонний.…каждый день Ллерил делит Адрила с Синдири, скамп побери!Разойтись ли прямо здесь и сейчас? Дурная затея. В дверь могут постучаться. У Адрила глаза блестят, губы лиловые. Наверняка Ллерил выглядит не лучше. А ещё примятая одежда… Хорошо, если пожалует невнимательный слуга. А если прозорливый Модин Велет?Или Синдири Арано? Жёны нутром чуют измену, это всем известно.Но Ллерил понимает, что урождён не в мать. Он гораздо слабее её, потому что не в силах оттолкнуть Адрила. Тот сам отстраняется, но только затем, чтобы повозиться с пряжкой перепоясывающего сюртук ремня.Не сразу удаётся вспомнить, когда в последний раз они раздевались не в спешке, но медленно, помогая друг другу. В один из вечеров, когда Ллерил был уверен, что никто не помешает обнажать один участок пепельно-серой кожи за другим, целовать… Это было… Да, до женитьбы на Синдири. Учитывая, что с мига создания семьи Арано прошёл не один год, то давно.Сюртук не летит на пол, а аккуратно повисает на спинке стула, рубашка навыпуск. Адрил отнюдь не педантичен. Смятая, в беспорядке одежда привлечёт немало внимания.Надоело…Поэтому укрывавшая плечи накидка небрежно летит на пол, за ней всё остальное. Рубашку Ллерил едва не рвёт на себе.—?Я тоже истосковался, Морвейн,?— Адрил качает головой,?— но всё же оно не стоит погубленного в прах доброго имени.Но штаны стаскивает нетерпеливо?— едва ли не срывает вместе с бельём. Мешает одежда, судя по стояку, жмёт. Ллерил некоторое время не в силах отвести взгляд от узких бёдер. Что скрывается под полой рубашки, достающей едва ли не до колен, он прекрасно знает. Знает и то, что Адрил не забывает о тренировках, поэтому подтянут.Ллерил путается в стянутых до колен штанах, когда тот присаживается на край стола и жестом даёт понять, что следует подойти. Ну их, штаны, достаточно их спустить. Адрил Арано, судя по тому, что собрался улечься на стол, хочет побыть снизу.—?Давновато не было именно так,?— едва слышно проговаривает он, прежде чем встрепать шевелюру. —?Рыжий… Огненный Морвейн,?— шепчет, прежде чем сжимает плечи и впивается в губы поцелуем.На Адриле только тонкая рубашка, но и она мешает. Сорвать бы её, но… Другой нет. Точнее, есть: Ллерил одолжил бы свою, но Синдири прекрасно знает вещи своего мужа. Проклятая, проклятая помеха! Зачем, Адрил? Зачем исполнять волю покойного отца?Зачем она согласилась? Ведь никогда не хотела жить в Вороньей скале, из-за этого нередко проедала плешь, но приехала и не бросает, как иные жёны, мужа. Одежда источает слабый тонкий аромат её духов, потому что Синдири обнимает Адрила. И поэтому хочется яро рвануть рубашку.Но Ллерил знает: никуда от жены своего любовника не денется, если та не уедет или?— об этом он старается не думать?— не умрёт. Поэтому не рвёт злосчастную рубашку, только толкает Адрила в грудь, давая понять, что тому следует лечь на столешницу. И тот слушается.…когда-то чёрные как смоль длинные пряди на светло-серой подушке казались дивным зрелищем. Сейчас они не такие длинные, чёрные и густые, но Ллерил отчего-то не в силах отвести в сторону глаза. Должно ведь надоесть одно и то же тело, пусть и худощавое, без намёка на живот. Ведь знаком каждый кусочек пепельной кожи, включая каждый, даже крохотный, рубчик. Ллерил знает происхождение?— благо их немного?— каждого шрама. Один получен в детстве: корень трамы, застарелый и толстый, царапнул кожу. Второй, на вид маленький, от воткнутого грабителем в бок кинжала. Ещё на голени остался след, когда слабак-бандит метнул молнию.Ещё Ллерил давно знает, что у Адрила соски не очень чувствительные, он их всегда легонько прихватывает зубами не столько чтобы доставить, сколько получить удовольствие самому. Ему всегда нравилось?— и нравится?— обводить их кончиком языка.—?Додразнишься,?— негромко проговаривает Адрил,?— что нас прервут……и придётся ждать следующего уединения неясно сколько.Ллерил отстраняется и стискивает зубы. Адрил пододвигается к краю стола и забрасывает ноги?— сначала одну, потом другую?— ему на плечи. О масле никто не думает, когда всё случается, как сейчас, спонтанно. Приходится довольствоваться слюной, облизывать один, затем второй палец и входить в тугой зад. Ллерил замирает, когда вводит пальцы до самого основания, ощущает, насколько горяч Адрил внутри, несильно сгибает фаланги, чтобы погладить набухшую и оттого?— твёрдую предстательную железу. Глядит, как на головке выступают капельки предсемени и продолжает толкаться в ожидании отклика. И получает: Адрил, воин-редоранец Адрил насаживается на пальцы, будто девка, чьё лоно истекает соками. Ллерил к его члену, вздёрнутому, едва не прижатому к животу, не прикасается, свободной рукой дразняще поглаживает пах.Он приставляет член к растянутому им заду, когда ему самому становится невмоготу, когда поджавшиеся яички, кажется, лопнут. Предварительно хорошенько растирает по стволу слюну и короткими отрывистыми толчками входит, замирает и глядит, как часто и сильно вздымается грудная клетка Адрила, чей член не собирается опадать. Рисунок извитых набухших вен Ллерил не в первый раз видит. Даже не так: не забывает. И не забудет, наверное.Он толкается?— глубоко, на всю длину, порой замирает, чтобы не кончить раньше времени. Порой смачивает ствол: слюна?— сомнительная смазка, она быстро высыхает, но иной нет. И снова толкается, стискивает зубы, когда Адрил сильно сжимает ягодицы?— не сопротивляется, но чтобы прочувствовать в себе член. Так ощущения острее?— и это Ллерил знает.Дрова почти прогорели, краем глаза замечает он. Ну и пусть: жарко. И Адрилу жарко: бёдра и голени горячие. Жарко?— настолько, что он не сдерживает стон и обхватывает ладонью ствол.Нет!..Ллерил замирает и некоторое время глядит, как Адрил надрачивает. После хватается за запястье и категорично заявляет:—?Я сам.Здесь?— и сейчас?— Адрил всецело отдан ему. Ему, Ллерилу Морвейну, глубоко и, увы, безнадёжно много лет влюблённому. Невыносимо?— глядеть на руку, на которой красуется кольцо, подтверждающее, что Адрил Арано всецело отдан Синдири.Поэтому Ллерил ловит миг и обхватывает член сам. Входит он куда медленнее, чем до этого, наглаживает ствол гораздо сильнее и резче. Не щадит и головку, зная, что у Адрила она не очень чувствительная. Размазывает выступивший предэякулят, позднее?— ощущает, как напрягаются мышцы, обжимая его, когда Адрил кончает. Ллерил ловит семя, густое и тягучее.Пора… Пора и ему развязаться?— и он развязывается в несколько толчков, кончает внутрь. Яркий, яркий экстаз, хотя с каждым разом привкус горечи примешивается всё сильнее. Глупая затея. Не юнцы же, в самом-то деле,?— прятаться по углам, чтобы потрахаться. Наверное, будет лучше, если Синдири уговорит мужа уехать, тем более та обещала подарить ребёнка, но ?только не в этой дыре?. Ллерилу давно пора научиться справляться со всеми делами в Вороньей скале одному.Ещё и Адрил подливает масла в огонь, когда слезает со стола и собирает одежду:—?Великолепно. —?Он достаёт из кармана сюртука носовой платок и вытирается. —?Как давно я хотел, чтобы всё повторилось именно так?— я снизу.Он не видит ничего зазорного в том, чтобы отдать себя, подставить поджарый зад Ллерилу. Несомненно, они меняются ролями. И им хорошо.—?…а с Синдири можно сверху, я для этого не нужен,?— прорывается проклятущая ревность.Ллерил больше не произносит ни слова и молча одевается. Не оправдывается и Адрил. Тот заговаривает, когда достаёт гребень и причёсывает встрёпанные волосы:—?Дурак ты, Морвейн. Неужели веришь только в слова? —?Наверное, Ллерил дурак, потому что не хватает сил прекратить всё это. —?Люблю я тебя, упрямец. Всегда любил. Или нет… Может, со времени знакомства, просто этого не понимал.Слова не нужны. Какой прок от взаимных чувств? Ллерил Морвейн и Адрил Арано не вместе. Да, трахаются, обманывают Синдири, обманывают всех, но отношения порочные. Если позор вскроется, легко лишиться места в Совете. Слыханное ли дело?— изменять женщине с другим мужчиной!Ллерил отвлекается, когда Адрил суёт ему гребень со словами: ?Причеши свой ирокез, а то топорщится?. Верно: на голове ирокез. Был. Теперь волосы отросли настолько, что Ллерил их не ставит, а зачёсывает набок.Адрил суёт испоганенный носовой платок в очаг, не давая возможности никому найти улику. После снимает с полки бутылку суджаммы.Он прав: выпить надо, чтобы объяснить прилив крови к скулам и блеск в глазах воздействием алкоголя.А ещё надо унять горечь, смешанную с волнением.…и решиться порвать связь, остаться только друзьями, а лучше?— встать на сторону Синдири и уговорить Адрила уехать.Невыносимо от таких мыслей и ещё невыносимее?— знать, что даже взаимные чувства не всегда дарят счастье.Ллерил берёт протянутый стакан с суджаммой и делает большой глоток.Сердце ёкает.