1 часть (1/1)

Когда горячее калифорнийское солнце утвердилось на вершине небосвода, выбравшись, наконец, из сладких объятий Морфея, Диего де ля Вега вышел на балкон и с наслаждением втянул носом душный от цветочной пыльцы воздух. Улавливая легкие оттенки запахов, он смаковал сладость Омег и вздрагивал от острого привкуса Альф. Мотнув головой, словно молодой жеребец в новом табуне, наследник и проклятие рода, оперся на перила и прислушался: разливаясь на все лады, природа пела свою извечную песнь жизни, и молодой человек невольно трепетал в такт. Пришла весна.Сделав еще один сладострастный вдох, Диего подобрался и попытался изобразить на лице муку. Все тело его изнывало и стремилось прочь с асиенды на просторы пуэбло, где много молодых и красивых омег, чья кротость кружит голову не хуже отцовского вина. Но приходилось сдерживать свои порывы в эту прекрасную пору, притворяясь слабым и больным. Еще в юности отданный на обучение в Мадрид, Диего отбывал из родных мест как сильный альфа, обласканный славой рода, но, когда пришло время войти в ряды самых сильных самцов, от отца стали приходить тревожные письма. В пуэбло, где он вырос, происходили перемены, сильно повлиявшие на знатные фамилии, и дон Алехандро уповал на помощь своего сына, видимо полагая, что молодому самцу достанет сил сразиться с узурпатором, прибывшим встать на место коменданта, чтобы весьма вольно распоряжаться своими полномочиями. Диего долго думал о том, как произойдет бой с ним. Множество книг прочитал о славных временах, когда достойные мужи поднимали на ритуальные копья своих противников, и как их слава гремела по миру. Но время шло, менялись государства, рушились и поднимались из ниоткуда целые империи, и постепенно отмирали родовые традиции. Он все еще мог бросить Вызов несносному чужаку, но за убийство представителя Испанской Короны полагалась смерть. Диего не боялся погибнуть ради Семьи, ради чести Рода, он беспокоился об отце и родном пуэбло. Лос-Анджелес был не единственной колонией Испании, и новости о бунтах так или иначе просачивались в Мадрид. От них воняло несправедливостью и всей той грязной чиновничьей возней, обеспечивающей Короля роскошью, в которой он и Двор могли праздно купаться, и, разумеется, он не стал бы разменивать ее на бесплодные слова из старинных Родовых Хроник. И вот, перечитывая, наверное, в десятый раз замусоленные страницы отцовского письма, Диего пришел к выводу, что если приходится иметь дела с лисами, нужно самому стать лисой.Он помнил, как плакал и убивался его слуга — покорный бета Бернардо, когда однажды его хозяин распорядился обновить гардероб и покупать каждый месяц зелье от течки и специальные притирания с запахом омеги.Все прежние связи и знакомства пришлось прервать и переехать в пригород, а уже оттуда, едва поутихли слухи, отправится на ближайший корабль до колонии и играть роль смиренного простодушного поэта, на дух не переносящего насилие.Бой с капитаном корабля, раздувающим ноздри на него все путешествие, был последней отдушиной перед суровым испытанием — встречей с отцом и объявлении себя омегой.Подобная перемена считалась проклятием и встречалась лишь в худых родах, где происходили смешения кровей и размывалась грань между альфами и омегами. Тогда и появлялись гаммы, которых за их буйный нрав и непоседливость в детстве, могли принять за альф.Диего разыграл перед отцом именно такой сценарий, ссылаясь на необразованность сельского акушера и желание самого дона Алехандро видеть в сыне Альфу.Дон Алехандро стоически перенес страшную ?правду? о сыне и даже позволил занять комнату с обширной библиотекой. Диего видел, как в один момент постарел еще недавно пышущий здоровьем альфа, и лишь воспоминания о встрече с Монастарио удерживали юношу от того, чтобы прекратить балаган и бросится к ногам отца вымаливать прощение.Постепенно дон Алехандро смирился с переменами с сыном и даже стал помогать тому обустраивать быт омеги в доме. Диего получал все, что ему требовалось и никто не задавал вопросов о его странном поведении. В пуэбло его приняли куда теплее, веселому неунывающему поэту радовались во всех домах, а простые люди были более заняты обсуждением деяний появившегося защитника по имени Зорро и провалах Монастарио, нежели худого отпрыска де ля Вега.Диего вздохнул еще раз и вернулся в комнату, где его уже ждал Бернардо, приготовивший платье для поездки в город.— Ты не забыл сбрызнуть исподнее? — как обычно спросил Диего, привыкший тщательно следить за своей маскировкой. Малообразованных уланов и не менее простодушного Гарсию можно было обвести вокруг пальца в два счета, но от проницательного взгляда сеньора коменданта и уж тем более от его нюха альфы не укрывалась ни одна мелочь.Бернардо приложил обе руки к груди и отчаянно закивал, давая понять, что он все сделал как требуется. Диего, впрочем, и сам это чувствовал. От одежды, которую ему помогали надевать, нестерпимо несло Запахом и хотелось выть в голос, когда терпкий мускус обволакивал обнаженное тело, вызывая дрожь.— Ох, — вздохнул Диего, протягивая трясущуюся руку за пузырьком с лекарством.Подавляющая течку микстура предназначалась для омег, но и альфам ее тоже рекомендовали, если те были настроены нормально воспринимать в своем окружении омег. Обычно их прописывали юным солдатам, еще не успевшим подарить кому-либо Метку, дабы те не сходили с ума на поле боя, когда подлый противник применял течных омег или их запах. Мир менялся слишком быстро и Диего все более убеждался, что не в лучшую сторону.Когда его павлиний роскошный наряд был умело подогнан к фигуре, Диего повесил на пояс декоративную позолоченную шпагу и бэнк — символ нежелания спаривания в эту течку. Эти серповидные клинки с длинной рукоятью попали в Испанию с освоением Индийского континента. Тамошняя знать носила их во время ритуальных празднеств, а некоторое время назад мадридские модники включили бэнк в свой костюм. Их носили и в повседневной жизни и не только омеги, а также убежденный холостяки и альфы-монахи, давшие Обет Безбрачия.Здесь, в Лос-Анджелесе, все еще использовали свинорез и исключительно омеги, а на диковинный кривой кинжал смотрели с нескрываемым любопытством, что помогало Диего нарочито выделяться, а, соответственно, еще более скрывать свою истинную природу.Сегодня он намеревался отправится в комендатуру и навестить Монастарио. Всю последнюю неделю дорогой сеньор капитан не проявлял никакой активности: в тюрьмах сидели одни преступники, да и то, только те, что были пойманы ранее, пеоны на улицах могли смело обсуждать новости, никаких новых налогов и иных репрессий.Это тихое время совпадало с мнимой течкой Диего, и ему бы радоваться, ведь Зорро мог беспрепятственно появляться и днем и ночью, оберегая жителей от несправедливости. Вот только в этот раз все разбойники или дикие звери куда-то запропастились, даже склочные пьяницы вели себя тихо, а индейцы будто и вовсе решили сняться со своих мест и покинули Лос-Анджелес.Уже сидя в седле и понукая ленивого чалого мерина, Диего вдруг подумалось, что Монастарио и раньше пропадал, но тогда у Зорро не убавлялось работы, а даже наоборот. Несмотря на жадность, комендант худо-бедно исполнял свои обязанности и был беспощаден не только к бедным пеонам и знати, но и к настоящим бандитам, держа преступность в узде. Диего ни разу не сомневался, что это все ради хвалебных отзывов чиновников из Монтерея, которые отправлялись прямиком в Мадрид, но все же, когда комендант не руководил уланами, те теряли всякую способность нести службу, и Зорро приходилось выполнять их работу, оберегая дилижансы, фермеров и миссию, и за это люди превозносили его еще больше, в то время, как все тоже самое, но сделанное Монастарио, списывали на его обязанности.Иногда Диего жалел сеньора капитана, что не раз демонстрировал ему лично, довольно быстро и легко войдя в доверие к вечно замороченному коменданту, получившему в качестве наивного ?поэтишки? некую отдушину. Диего подозревал, что еще совсем не старый альфа рассчитывал на большее, но, видимо, боялся потерять единственного лояльного к себе человека, и поэтому ни разу Диего не ощущал на себе голодного взгляда, и в его присутствии комендант никогда не раздувал ноздри. Очевидно, что военная выправка и опыт в приеме микстур помогали капитану держать себя в рамках. И лишь когда это нужно было его жадной натуре, он предпринимал попытки заявлять свои права — преимущественно знатным юным девам, чьи отцы находились с самим комендантом в непримиримой оппозиции. Диего усмехнулся, ведь именно ему под личиной Зорро выпадала исключительная честь рушить и эти его планы.Комендатура встретила Диего непривычной тишиной, но стоило ему пересечь ворота гарнизона, как все встало на свои места. Запах кислого вина и секса заполнял двор, и Диего едва удерживал себя, чтобы не начать принюхиваться. К счастью, запах простолюдинов-гамм его не так сводил с ума, как чистая кровь, и голова могла нормально соображать.Сержант Гарсия обнаружился на лестнице, ведущей к комнатам коменданта. Толстый бета, умудрившийся отковать семерых ребятишек, праздно развалился на ступеньках, ослабив пояс, и пил, кажется, уже не первую бутылку.— О, дон Диего! — покачиваясь из стороны в сторону, поприветствовал его сержант, пока де ля Вега неторопливо спешился, изображая неуверенность в том, сможет ли это сделать, не упав на спину.— Сержант, я рад, что застал именно вас! — манерно растягивая гласные, Диего позволил толстяку, довольно резво вскочившему на ноги, помочь себе с лошадью. Недовольно фыркая, та сторонилась благоухающего улана, недовольно мотая головой, пока тот пытался перехватить ее за узду.— Я очень рад, — Гарсия благодушно приосанился, тщетно пытаясь одновременно удерживать поводья и поддерживать сползающие штаны. — А зачем вы к нам?Диего задумался. А действительно, зачем? Не говорить же сержанту, что он хочет лично проверить, не замышляет ли притихший комендант очередную гадость.— Ох, я совершенно забыл вернуть нашему доброму капитану книгу, которую одолжил на той неделе! — размахивая руками, затараторил юный поэт, удивив до икоты сержанта этим своим внезапным оживлением. Отступив назад и бессмысленно хлопая глазами, тот беспрепятственно пропустил напористого гостя, уже успевшего вбежать на крыльцо.— Постойте, дон Диего! — опомнившись, закричал сержант, и, тяжко отдуваясь, догнал его на лестнице. — Сеньора капитана нет!— Как это нет? — на этот раз удивление Диего было неподдельным.— Ну, э-эээ… — Гарсия замер на ступеньке и затравленно заозирался, словно означенный капитан следил за каждым его действием.— Объяснитесь, — Диего встал в позу оскорбленной невинности и недовольно посмотрел на улана сверху вниз, пугая этим его еще больше.— Не спрашивайте меня, дон Диего, умоляю вас! — несчастный толстяк едва не плакал, простодушно хватая аристократа за локти.Мягко отстранив его, юноша развернулся и уверенно взялся за ручку двери.— Если сеньор комендант вздумал запереться у себя и пить без меня, то я крайне оскорблен! — громко объявил он и попытался открыть явно запертую дверь.Та, хоть и не сразу, поддалась напору сильной руки фехтовальщика, протяжно скрипнув треснувшей щеколдой. Игнорируя протестующие стоны позади, Диего уверенно шагнул внутрь и едва не споткнулся об удушающий густой запах течки. Голова моментально пошла кругом, а узел на члене сам по себе начал набухать и покалывать. Стиснув ноги, Диего изобразил неуклюжее падение, словно он запнулся обо что-то при входе. На самом деле циновка и вправду оказалась сдвинута и, судя по всему, намеренно. Стоя в нелепой позе и потирая ушибленное колено, Диего внимательно осмотрел вход — смятая и свернутая, циновка ранее была заткнута в щель под дверью, пока Диего не вломился в комендатуру. Запах омеги сводил с ума все сильнее и, если бы не микстура, он бы перевернул тут все вверх дном, но нашел бы источник запаха. А потом... Диего помотал головой и тяжело поднялся на ноги, уговаривая взбунтовавшееся тело успокоиться.Почти сразу же его поддержали за локоть и помогли облокотиться на стол. Упершись руками в грубую поверхность, Диего бессмысленно смотрел на рассыпанные по рабочему месту коменданта бумаги, на перевернутую чернильницу, на осколки маленького флакона, на шейный платок... Напрягшись, юноша протянул руку и потрогал мягкую ткань, а потом, словно во сне, подобрал ее и прижал к своему лицу, вдыхая знакомый запах одеколона капитана и сладкий мускус.— Дон Диего, вам нехорошо? — Гарсия помог Диего усесться за стол и протянул ему вино. — Выпейте!С трудом подавив желание вцепится зубами в платок и начать трепать, Диего изобразил дурноту и утер им проступивший на лбу пот.— Тут уже несколько дней не проветривали, воздуха совсем нет, — Гарсия покачал головой и, вложив в дрожащие пальцы Диего бутылку, отправился распахивать окна. Как бета, он, разумеется, ничего необычного не чувствовал и, скорее всего, списал внезапный приступ молодого изнеженного дона на духоту.— Капитана здесь и вправду нет, — незаметно отхлебнув из маленькой бутылочки с подавляющим средством, Диего ощутил, как сводящий с ума запах постепенно развеивается. Откупорив предложенную сержантом бутылку, он сразу сделал несколько больших глотков, кривясь от кислого вкуса дешевого вина из таверны. Зато оно было крепким и помогло чуть ослабить хватку сексуальной жажды.— Сеньор комендант отбыл в Монтерей. Вернется через пару дней, может чуть позже. Он никогда не говорит точно, на сколько уезжает.Закончив с окнами, Гарсия вернулся к стол и мягко, но настойчиво, изъял у де ля Веги платок.— Значит, он не в первый раз уезжает? — попытался ухватить сержанта за язык Диего, сдерживаясь, чтобы не начать борьбу за платок.— А? — Гарсия обомлел и его одутловатое лицо задергалось. — Ну, это... дела службы, вы же не военный — не поймете...Гарсия не умел врать и Диего сразу догадался, что никакими делами службы здесь и не пахнет, а пахнет чем-то совсем иным. Обманом? Преступлением?Едва ли не бегом, юноша покинул комендатуру, уговорившись дурным самочувствием. Сержант даже не скрывал радости, что внезапный гость покидает гарнизон, и нелепо суетился, помогая Диего залезть в седло.Тронув поводья, де ля Вега неспешно двинулся вниз по двору, а после свернул на дорогу, позволяя лошади идти в своем темпе. Полуденный зной давно сошел, но Диего еще ниже натянул шляпу, скрывая от попадающихся на пути жителей свое пылающее лицо. Едва вытерпев эту медленную поездку, когда приходилось быть вежливым со знакомыми и перебрасываться с ними пустыми фразами, он безжалостно пнул пятками чалого, едва они покинули пуэбло. Удивленная лошадь испуганно заржала и пустилась в неуклюжий галоп.Вернувшись домой и спустившись в убежище, Диего сорвал с себя душащие его тряпки и, оставшись в исподнем, бросился в озерцо. Торнадо, пивший в это время оттуда воду, неодобрительно зафыркал и попытался укусить хозяина, когда тот полез к нему обниматься.— Какой ты глупый! — обиженно надулся Диего, после чего, набрав в горсти воды, выплеснул ее в морду строптивого товарища.Конь взвился на дыбы и заворчал, возмущенно взмахивая хвостом.— А я, кажется, еще глупей!Диего расхохотался и погрузился в воду с головой, ощущая как спасительный холод вытягивает из тела напряжение, успокаивает гормоны.Едва солнце полностью скрылось за горами и на Лос-Анджелес опустилась бодрящая тьма, черный всадник замелькал между скал и устремился вниз к засыпающему пуэбло. Зорро и Торнадо сливались с чернотой скорой южной ночи, и лишь тихий свист плаща, да мерный топот неподкованных копыт выдавал их в это таинственное и опасное время. И если бы Зорро не был уверен, что перепившийся вусмерть гарнизон не разбудить и выстрелом из пушки, он бы не позволил себе такой бешеной скачки.— Жди здесь, — шепнул коню Диего, взбираясь с ногами на седло.Они подъехали вплотную к стене гарнизона в том месте, где росло кряжистое дерево. При его росте, Диего с помощью Торнадо легко преодолел каменное ограждение и сразу попадал на толстую ветку, ведущую прямо к зданию комендатуры. Два-три ловких прыжка, и мститель в маске бесшумно подтянулся на карнизе, исчезая в тени каминной трубы. Мягкие сапоги не издали ни скрипа на покатой черепице, и черная тень, словно бесплотный дух, скользнула в открытое окно кабинета, оставленное забывчивым сержантом.Спрыгнув внутрь темной комнаты, Диего обрадовался, что решил заделаться поздним гостем в костюме Зорро. Плотная венецианская ?клювастая? маска, полностью закрывающая лицо, защищала от запаха омеги, что все еще наверняка витал в воздухе. Эта было скорее случайностью, но удачно послужившей на благо. Когда Диего, еще будучи в море, раздумывал над костюмом Зорро, то в своем довольно богатом гардеробе, он не нашел ничего подходящего, чем можно было бы прикрыть лицо. Сначала он хотел заделаться под мстителя из простолюдинов, щеголеватого махо, но сомневался, что треуголка матадора и высокий шарф спасут его от разоблачения. Несмотря на то, что он собирался действовать ночью, Диего отдавал себе отчет, что если не лицо, то запах может выдать его, тем более, если предстоит играть сразу две роли. Как бы хороши ни были парфюмерные лавки Мадрида, перебить запах альфы было сложно, особенно, если придется спешно менять личину. Лиса умела выскользнуть из капкана, но не могла вылезти из собственной шкуры. К счастью, шумные компании, в которых вращался юный де ля Вега, не пропускали ни одного костюмированного празднества, и в сундуках нашелся весьма странное и даже пугающее облачение ?чумного доктора?. Он уже не помнил, зачем сохранил это жуткое напоминание о страшных временах, но тогда костюм средневекового врача спас его.Полностью пряча лицо, искажая голос и блокируя запах — свой и посторонний, маска наводила ужас на врагов и вселяли благоговейный трепет в друзей.Обыскав кабинет в поисках подсказок, Диего еще раз осмотрел стол. Шарф Гарсия, очевидно, забрал с собой, но он помнил, как тот лежал. Итак, круглый стол, рассыпанные бумаги, капли воска — не похоже на педантичного капитана. Диего склонился к столу и потер пальцем высохшее пятнышко — кровь. Ему не нужен был острый нюх альфы, чтобы понять это. Все стулья стояли на своих местах, а когда он был тут днем — один из них был отброшен и валялся на полу. Так и есть — ножка одного из них была надломана. Запах течного омеги, кровь, шарф капитана, следы борьбы. Диего зарычал, ощущая, как ревность мешается с яростью. Кажется, наш добрый сеньор комендант решил воспользоваться своим положением и напал на беспомощную омегу. В этом не было ничего удивительного — течка творила с альфами черти что, но даже в таком состоянии это не оправдывало насилие. К тому же, все омеги имели при себе оружие и, кажется, жертва военного произвола сумела им воспользоваться. В любом случае, в кабинете больше ответов искать было бессмысленно, как бессмысленно обыскивать комендатуру в маске. Как не хотел Диего сохранять здравый ум, без нюха он вряд ли что тут сделает. Едва маска была приподнята и закреплена на макушке, букет из соблазнительных запахов заполнил сознание, путая мысли и желания. Вздрагивая и раздувая ноздри, Диего, привыкший притворяться, все же смог овладеть собой и двинулся по следу. Четкий шлейф из феромонов уходил прочь из кабинета через заднюю дверь, миновал маленькую комнатку лисенсиадо и улетал на этаж выше. Обычно преступники стремились затащить своих жертв пониже — в подвалы, в старые шахты или на дно болот. Диего едва удерживался от ехидного смешка. Кажется, запах омеги поднял на поверхность совсем не те знания, которые требовались. Вряд ли бульварное чтиво, так любимое юным беспутным студентом, поможет приподнять завесу этой тайны.Двигаясь бесшумно и осторожно, стараясь не провоцировать ступени выдать его присутствие, Диего боролся с желанием отбросить конспирацию и ринуться на помощь несчастной и желанной жертве, ворваться в спальню к тирану и вырвать свое будущее счастье из лап жестокого зверя, сразив того шпагой. И плевать на все дальнейшие последствия, ведь он не благородный дон, ответственный за семью, он — мститель в маске, бандит и мирские законы ему не писаны. Окрыленный чувством безнаказанности и животной ярости самца, Диего уступил инстинктам и, натянув маску, одним ударом плеча, выбил дверь в спальню коменданта.Не слишком просторная комната, которую Диего видел обычно из окна, была разгромлена, словно в ней побывал грабитель. Комод вывернут наизнанку, все ящики выдвинуты, а их содержимое свалено на пол, массивный резной шкаф открыт настежь и все модные платья и даже мундир валялись на его дне. Неуместная роскошная кровать разобрана, а простыни смяты. А в центре комнаты, на стянутых с постели простынях, завернутый в тонкое одеяло, тихо скулила жертва. Диего проверил, плотно ли маска прилегает к лицу, и только после этого двинулся к дрожащему под материей телу. Запахов он не чувствовал, но видел характерные разводы смазки, поблескивающие на тонких бледных щиколотках несчастного. Омега на пике течки страдала из-за отсутствия случки. Что бы Диего раньше не думал о Монастарио, теперь он ненавидел его еще сильнее. Проклятый импотент, видимо, не добившись согласия от очередного сына именитой фамилии, затащил несчастного к себе и мучил, не давая ни лекарств, ни удовлетворения.— Мерзавец! — прорычал Диего, метнувшись к страдальцу. — Только скажи и я убью его!Услышав, что в комнате посторонние, жертва на миг перестала стонать и подобралась в своем защитном коконе. Но стоило Диего присесть рядом и протянуть руку, чтобы приласкать, как внезапно кокон развернулся, и к покрытой шелковым шарфом шее Зорро прижалось незамысловатое лезвие свинореза.Ошалевший от боли, с потным лицом и горячечными пятнами на щеках, на Диего смотрел Монастарио. Истощенный, мокрый и неопрятный, он едва ли походил на того спесивого, уверенного в себе коменданта, которого знал Диего, которого знали все. Лишь глаза, запавшие от лихорадки, были все такие же бешеные и невообразимо прекрасные. В один миг жертва и мучитель слились воедино.— Зорро? — прорычал Монастарио, удивленный до паники, но пытающийся замаскировать ее яростью. — Какого дьявола вы здесь делаете?Диего хотел ответить в привычной шутливой манере, но не смог. Во рту пересохло, а в голове отплясывала макабрический танец лишь одна мысль — прямо сейчас овладеть этим желанным телом и поставить Метку.— Вы оглохли, сеньор? — капитан все больше выходил из себя и все больше боялся.— Я пришел спасти несчастную жертву, которую комендант Лос-Анджелеса принуждает к консуммации, — честно ответил младший де ля Вега, все еще не в силах принять тот факт, что он возжелал врага.Удивленное лицо Монастарио вызвало у Диего умиление. Раньше он не замечал, насколько оно прекрасное и утонченное, и как будто бы природа и без того не расщедрилась, сеньор комендант обладал невероятными синими глазами лесной нимфы. Как хорошо, что тот не мог в свою очередь видеть его лица, иначе забил бы тревогу и непременно прирезал прямо сейчас.— Вы несете чепуху! — отворачиваясь, произнес Монастарио, все еще удерживая кинжал у горла своего врага. — Здесь никого ни к чему не принуждают.— Я заметил, — Зорро протянул руку и коснулся мокрых простыней. — На лицо скорее самоистязание.Ухмылка изуродовала больное лицо и, казалось, лже-альфа воспрянул духом. Будто забыв о слабости, Монастарио подобрался, убрал свинорез и попытался встать. Прикрываться перед настоящим альфой он и не подумал. Поднявшись на трясущихся ногах и отвергнув протянутую ему руку, капитан усилием воли заставил себя гордо выпрямить спину и вздернуть подбородок.— Значит, вы полагали, что я — мерзкий безбожник и тиран, приволок в комендатуру богатенького щенка и насилию?— Простите, сеньор, но ваше поведение не оставляло простора для фантазий, — Диего не мог не отметить его стойкости духа и чуть склонил голову в знак уважения. — Стоило заранее позаботиться о своей репутации, чтобы на этой почве проросли и иные цветы.Монастарио опять ухмыльнулся и собрался было, продолжить словесную дуэль, как бывало всегда, но силы внезапно покинули его, и он, протяжно взвыв, повалился вперед, словно его скосило пулей. Ни на секунду не задумываясь, что делает, Диего подхватил ослабевшего капитана на руки и отнес на кровать. Однако тот не оставил борьбу, защищая свою непорочную честь. Диего не нужно было вновь открывать лица, чтобы вспомнить чистую, без примесей, сладость немеченного. За один день из идеологического врага и соперника, Монастарио превратился в самого желанного мужчину на свете, и будь он проклят, но учуяв его запах однажды, молодой самец уже не мог не думать ни о ком другом. Альфа выбрал своего Омегу.Протянув руку, Диего довольно грубо схватил Монастарио и притянул к себе, не слушая недовольное ворчание, игнорируя попытки оттолкнуть. Когда Диего удалось силой раздвинуть дрожащие стройные ноги, капитан разозлился по-настоящему. Собрав остатки сил в кулак, он двинул им неугодному самцу в ухо, отчего в голове Диего загудело.— Вы слишком строптивы для омеги, — нахально заявил тот, ничуть не смутившись даваемым отпором. — Теперь понятно, как вам удавалось дурить всем нам головы.И правда, как ловко негодяй обстряпывал свои темные делишки, так же легко он водил за нос других альф, затесавшись в их ряды. Преступление, за которое в старые добрые времена забивали омег камнями, а их род проклинали до третьего колена. Теперь с такими оборотнями поступали мягче — разжаловали или лишали всех привилегий и ссылали, а семья, если таковая имелась, просто вычеркивала порочное семя из Книги.— И кто тут негодяй, сеньор Зорро? — словно прочитав его мысли, спросил Монастарио, глядя прямо в окуляры маски. И в покрасневших, опухших от слез боли глазах не было страха, а лишь всепоглощающая ярость, как если бы разбойник вновь расстроил его коварные планы, а не угрожал страшным унижением.— Оу, не волнуйтесь, капитан, — Диего наклонился к самому лицу нервно дышавшего мужчины и хотел было поцеловать, но проклятая маска помешала. — Эта тайна может быть только между нами, если...— Если? — Монастарио воззрился на него так, словно Зорро признался, что он английский шпион.Диего пришлось показать, насколько серьезны его намерения. Покончив с затянувшейся прелюдией, голодный до дрожи в пальцах, он резко ухватил Монастарио за бедра и перевернул, подминая под себя. Как только обескураженный противник потерял возможность видеть его, Диего с облегчением сорвал маску и жадно вдохнул густой запах течки.— Ты не посмеешь! — прорычал Монастарио, до которого, наконец, дошли намерения врага, и в голосе засквозила паника. — Ты не можешь!— Не могу? — это было даже забавно, насколько капитан утвердился в своем отношении к их противостоянию, что даже мысли не допускал о близости или о насилии со стороны ?благородного? разбойника. — Но я хочу вас. И теперь, когда я узнал, что вы сеньор — омега, и ваш запах кружит мне голову...— Мерзавец, только попробуй! — Монастарио отчаянно пытался вырваться из-под агрессора. — Думаешь, только я могу выдать себя?— Ну я, во всяком случае, не притворяюсь кем-то другим, — съязвил Диего и сам рассмеялся над ироничностью своих слов.— Лжец! Я знаю, что ты — аристократ из окрестных семейств! И если ты сделаешь, что намереваешься, я легко тебя вычислю!— И что вы предпримите, когда узнаете меня? — Диего наклонился ближе, легонько целуя выступающую косточку шейного позвонка. Желание вцепится в это место зубами все усиливалось.— Не думай, что Метка уничтожит мою ненависть к тебе! Я сразу же тебя разоблачу и ничуть не пожалею, когда вздерну на виселице! — Монастарио почти кричал, отчаянно не желая подчиняться зову собственного тела под тяжестью настойчивого альфы.— И в насилии обвините? — Диего огладил его голую поясницу, легонько массируя ягодицы.— Что? — на мгновение капитан перестал ерзать, и пальцы легко проникли в его ложбинку и помассировали припухший, липкий от смазки вход.— А иначе, как вы объясните свою невероятную проницательность? Пока что ваши попытки меня вычислить были тщетны и смехотворны.Диего без труда ввел сразу три пальца, ощущая как жадно их принимает изголодавшееся тело. Монастарио протяжно застонал, сам насаживаясь, торопя соитие.— Что это, великий герой Лос-Анджелеса идет на банальный шантаж?!Даже в таком измененном состоянии сеньор комендант не потерял присутствия духа, обливая врага потоками презрения.— Просто хочу напомнить вам, что бывает с обманщиками, — Диего не поддавался на провокации, он ими упивался. В этот момент, когда его затвердевший член уже упирался в мягкий вход, он был просто счастлив, что это именно Монастарио.— Ясно, — капитан как-то резко сник и обмяк, прекратив всякие попытки сопротивляться. — Только быстрее и... постарайтесь все-таки обойтись без Метки.— Не хотите знать, кто такой Зорро, и молча скрипеть зубами в бессилии его выдать?Капитан резко взбрыкнул, словно пытаясь посмотреть на него. Но Диего был готов к такой реакции и вовремя придавил его локтем в шею, не давая обернуться.— Вы лжете, сеньор, — мягко произнес Диего, зарываясь носом во влажные потные волосы на затылке Монастарио, попутно лаская желанное тело свободной рукой. Он жадно вдыхал его запах, стараясь насытиться на всю оставшуюся жизнь. — Я же лгать не буду.Монастарио забился под ним в последней отчаянной попытке пресечь соитие. Было ли все дело в ненависти или азарте, но Диего отстранился, не удовлетворенный, но довольный сложившейся ситуацией. Он потрепал паникующего капитана по затылку, а затем незаметно сунул руку в карман.— Желание поставить на вас Метку велико, но еще сильнее я хочу, чтобы вы сами попросили меня об этой милости.С этими словами он обхватил одной рукой Монастарио за подбородок, а другой влил еще порцию лекарства тому в рот. Судорожно заглатывая, капитан отплевывался и бранился, как пьяный улан.— Милости?! Ах, ты, щенок!Горькая густая микстура попала Монастарио в носоглотку, тот закашлялся, обливаясь слезами, и лишь спустя какое-то время осознал, что вес проклятого лиса больше не давит ему на спину. Зарычав, капитан резко перевернулся и замер, оглядываясь. Комната опустела. Разбойник растворился в ночи, словно его и не было.— Чертов сукин сын! — яростно заорал Монастарио, все еще морщась от горьковатого привкуса полыни, на основе которой делают подавитель.Внезапно его осенила мысль: зачем самоуверенному альфе снадобье от течки? Была ли это промашка конспиратора или же предосторожность ловкого притворщика? Ни то ни другое никак не вязалось с легкомысленностью, с которой Зорро поделился с ним этой подсказкой. Монастарио не верил в предопределенность и слова разбойника о желании поставить на нем Метку не воспринимал всерьез. Глумления над собой он наблюдал не раз и не два, а, значит, это был просто очередной вызов.— Ну что ж, — Монастарио стиснул в руке пустой пузырек, который Зорро ?неосторожно? оставил, — Я принимаю этот вызов. И будь я проклят, если не поймаю тебя, Лис!