Клык X. Аншлаг. Часть I (1/1)

Смех. Издевательский, истерический, до непроглядного дна заполненный злостью, смех вымученного грешника на костре инквизиции, смех смертника перед закрытием железной девы, перед тем, как от человека останется струя крови и дыра. Множество дыр, образующих одну. Смех отражался, эхом выпадал из одного предмета в другой, продолжаясь и умножаясь. Над ней смеялись все: судьба, небо и все боги. Истошно и больно. Лисса не примет такие правила игры. Эти условия не для неё. Ей говорят: времени на всё не хватит, и нужно делать выбор. Жизнь Розы, её подопечной, её ребёнка, о котором она вспоминала с теплом, как и остальных из группы. Или. Место, к которому она шла всё это время, её цель, самая сочная ягода, ампула яда, столь же желанная, как кража для воришки. В оба уха разверзался гогот, а она стояла, ощущая ход стрелок часов. Где-то подрагивали металлические наконечники, перескакивая с одной цифры на другую. Чётное-нечётное. Чётное. Нечётное. Чёт. Но. Е. Время услужливо растягивалось. Магия чисел переводила секунду в триста девятнадцать, а триста девятнадцать — в пятьсот. Но чем дальше, тем меньше ей отведено на принятие решения. И вот, побежали стрелки по кругу циферблата. Побежала Мелисса к девушке с алеющим родимым пятном на лице. — Роза! Имя пульсировало, перекачивало кровь, как сердце, скользко сокращались его камеры, да только скоро нечего будет перекачивать — вытечет всё через обрубок руки. Тереза бросилась к дрожащему телу, упав на колени. — Роза, ты меня слышишь?!Слышала. И миллионы слов в голове боролись за право быть услышанными. — …Доктор, — она прервалась, чтобы сделать вдох, насытить губительным кислородом то, что ещё текло по сосудам и пока не встретило пола. — Ух-ходите…Нет. Поздно. Дверь за спиной раскрылась, выпустив крупную мужскую фигуру. Мелисса чувствовала присутствие чужого, но не чувствовала угрозы. Зря. В последнюю секунду, уловив движение ветра от замаха, Лисса встала, разворачиваясь, и перехватила дубинку, что врезалась бы в голову. Кости пясти заныли, все до единой, передали боль по пальцам. Мужчина приложил усилий и получил ровно столько же сопротивления в ответ. Дубинка, стискиваемая двумя парами рук, тряслась и внимала скрипу зубов. Белый мужской халат этой мрази искрился чистотой и белизной, почти светился добродетелью, но капала, капала с него невидимая грязь, шедшая от рук. Её тело такое нескладное. Всё мешало противостоять. Неудобно стояли ноги, нетвердо. Шаткие каблуки вот-вот предательски опрокинут свою владелицу, но она держала, до последнего взгрызалась хваткой в холодную дубинку, растягивая кожу ладоней, как вдруг… Дубинку отводит в сторону. От неожиданности Лисса сдвинулась за ней, не успев отпустить. Ха. Раз плюнуть. Драки — это не её область. И держали её наравне с громилой только эмоции. Лютая, неестественная для людей злость, животная свирепость. И даже оно — ненадолго. Отшатнувшись в стену, Лисса ощутила, как вдавились позвонки в тело. Лопатки саднило. И несмотря на это, громче всего в ней кричала не боль, а ярость. Надрывно, с кашлем. Десятая доля того крика вырвалась из уст, когда она направила ладонь в глаза приблизившемуся мужчине. Морщинистые веки под её ногтями напряглись, но напряглись бесполезно. Движение быстрое и отточенное, словно эти пальцы каждый день выковыривали негодяям глаза. Мужчина гортанно зарычал и отшатнулся, но Лисса не отпускала. Надавив ещё, почувствовала, как сдавила глазное яблоко до упора. Ещё немного — и ничего уже нельзя будет исправить. Но разозлившись, мужчина схватился за её собранные волосы и с силой вдарил головой о стену. Эмоции больше не кричали. Боль вырвалась вперёд, сделав эмоции своим фоном, жалким писком умирающего котёнка. Чей вопль? Её или Розы? Перемешано в одном адском котле всё самое страшное пустого коридора. Ничего не видно. В глазах чернота прерываемая вспышками новых ударов. Он знал, что височная кость тонка, и если её сломать — ни кость, ни человека заново не собрать. Поэтому раз за разом сталкивал с плиткой стены её лоб. По черепу разносился стук, низкий, металлический. Стена запачкана. Пол, потолок, право или лево? Ориентиры и их смысл размывались кровавой жижей из носа, что вымазывала стену с каждым следующим ударом. Он сбился со счёта, но на каком-то из столкновений крик закончился, и тонкая шея перестала хрустеть, а тело более не сопротивлялось. Только сползло вниз безвольным грузом, когда громадная, медвежья ладонь оторвалась от волос, выдернув несколько. Дыхание в его ноздрях шипело и шаркало, глаз налился кровью и, мокрый, словно бы был не на месте. Но он победил, остальное не важно. Лучше пусть краснеет глаз, чем он сам перед начальством. ***Она бы не поверила, скажи ей кто, что у неё в черепной коробке мозг, а не камни. Голова висела, будто кукловод забыл прикрепить к ней нити, а конечности марионетки держал крепко, не давая пошевелиться. Колёса поскрипывали. Но то была не повозка. Ошибка или нет? Может, всё случилось бы также, переступи она через Розу и продолжи путь… А может, уже давно стоило выбираться из этого места, наплевав на всё… Не делать выбор — это тоже выбор. Только кто знает… Вдруг хотя бы за такое решение цена была бы меньше. Господи. Так спокойно и страшно одновременно. Как когда колокола церкви впервые оповестили не о начале службы, а об эпидемии. Два чувства сочетаются, как молоко и кофе. Похоже на что-то зловещее, притаившееся в детской безобидной кукле. Голубое небо, пробитое насквозь. Размеренно выливался короткий скрип за следующим, за следующим, за следующим. По кругу. По колесу. По циклу, идеально ровному, если бы не этот звук, единственный выбивающийся из картины. Торчащая нитка в свитере. Фальшиво настроенная струна гитары. Очаг некроза в здоровом органе. Домой. Вот бы ещё раз там побывать. Где видение, когда оно так нужно? Вновь пережить его — всяко лучше, чем сейчас катиться на инвалидном кресле с привязанными к нему руками и ногами. Но ни спасительного видения, ни тяжелого сна, ничего нет. Ужас и смирение. Сунула руку в костёр — не удивляйся волдырям. Болит. Хочется плакать. Вопросов немерено, но она и без ответов готова умереть. Только покончите с этим быстро. Веревка перетягивала запястья и лодыжки. Шершавая. Попробовала подвигать — организм едва слушался. И всё же где-то под дном самой себя она обнаружила желание выбраться, пока не стало поздно. Когда тело связано, развязывается язык. — …Кто вы? — голос выбрался из горла осипшим, сухим. — Куда вы меня везёте?Не двигая головы, она осмотрелась. В этом крыле ей ещё не приходилось бывать. Это значило только одно. Корпус тестирования. — Знаете… Я так была рада, когда поняла, что меня приняли в спецсектор. Теперь уже и не знаю, что думать… Вы не пожалели о своём выборе?Лисса прятала злость и страх глубоко под слои здравого смысла, но те всё равно протягивали свои грязные лапы, пронзая насквозь и оставляя следы на пока ещё здоровом сознании. Приходилось держать. Плотина держит столбы воды, а Мелисса — свои эмоции. Стоит отвлечься, как поток прорвёт непрочные ветки и палки, прорвёт и выльется наружу слезами и истерикой последнее, что осталось. — Вы… Неразговорчивый. С внешнего угла глаза покатилась первая капля. Опустив тяжёлую голову, Лисса не догадывалась, что это не слёзы, — пока что — а кровь со лба. Не важно уже, слёзы или кровь, Созидание или Легион… Поражение пресно и больно на вкус. Особенно после мнимой победы. Они добрались до широкой двери, которую открыли странные люди в форме, которой Лисса никогда не видела. Привычный халат, но не на пуговицах, а на чём-то другом… И застегивался он сбоку. Так странно. Перчатки тоже не тканевые. Больше рассмотреть не удалось. Впереди показался гигантский зал в форме воронки. Сцена — белое пятно, но хорошо видны зрители, и они… все направили взгляды-копья в неё. Руки содрогнулись в новой, отчаянной попытке высвободиться. Всё бесполезно. Бечёвка только больше стирала кожу, а люди всё следили за ней, пока кресло катили прямиком в пасть дьявола — на сцену. Сдерживать страх и уверять себя в том, что всё нормально, теперь глупо и бессмысленно. Ничего не нормально. Всё не нормально. Сцена пылала светом, неясно, откуда лившемся.— Признаться, я уж было подумал, вы сделали выбор в пользу спецсектора, а не госпожи Розалин.Фраза раскатилась по залу. Никто из людей на сидениях даже не шелохнулся. Всё сидели молча, слушая каждое слове, поглощая движение на сцене. Наконец, глаза привыкли к яркому, и Лисса смогла разглядеть знакомые лица на искрящейся белизной платформе: Чед сидел на стуле рядом с кулисами, рядом с ним… Дэниэл? — Вы так просты… Как сканворды в местной газете. Даже не интересно, — произнёс крепкий мужчина с седыми волосами, собранными в пучок, почти как у Мелиссы. Бакенбарды, бородка и усы блестели той же серостью. Очки с толстыми линзами сползли на кончик горбатого носа. Под выделяющейся надбровной дугой кустистые брови даже не двинулись, когда мужчина откусил крупный кусок лимона. Вот откуда запах. Лисса и раньше чувствовала его тут и там в Созидании, но не придавала значения. Он тянулся и по тому проклятому коридору, когда она обнаружила Розу, которая теперь стояла на коленях позади центра. На руке жгут и бинты, на лице — гримаса боли. Рядом, тоже на коленях и с заведёнными за спину руками, стояли Джо и Энди. За каждым из них стояло по одному человеку в халатах.— Артур Йенсан, — представился он. — Я знаком вам под другим моим именем — господин Сет. Передав лимон помощнику, господин Сет двинулся к Лиссе. Низкий каблук лакированной обуви пролетал над головами зрителей. Его приближение было угрожающим. Так обычно ходят люди, повидавшие за свою жизнь изнанку мира, — после этого их ничего не способно испугать. Опыт Мелиссы по сравнению с его опытом — ясли. Но всё нутро, содрогающееся от страха и, почему-то, уважения к господину Сету, уверенно твердило — всё впереди. Всё только начинается. Не выдержав дольше, Лисса опустила голову. Одно только его существование отравляло, а лицезреть его мерные шаги и вовсе больнее, чем терпеть боль пробитой головы. Йенсан. Йен-сан… Как яд на кончике клыков кобры. Где-то она уже слышала эту фамилию. В тот раз змея не укусила, но в этот раз точно убьёт. — Известно ли вам, что с собеседником следует держать зрительный контакт в знак вежливости и причастности к разговору?Шершавые пальцы аккуратно и властно взяли её за подбородок и подняли. Тяжелое горячее дыхание обожгло ему запястье. Капля крови зудела на щеке, щекотала взмокшую от пота кожу. Лисса подняла ноющие веки и посмотрела рассерженно и с любопытством на самого создателя Созидания. — Восхитительно, — удивлённо качнул головой. При этом Мелисса отчётливо видела, что это удивление было не спонтанным, а подготовленным, подконтрольным. Он держался спокойно, и мимика выдавала в нём человека, который управляет своими эмоциями. — Клыки ваши остры, но когти коротковаты. Впрочем, это поддаётся исправлению. Итак, — Сет, мгновенно потеряв интерес, прошёл к краю сцены и обратился к зрителям. — Пришла пора поведать вам, с чем мы сегодня имеем дело. Произошло нечто из ряда вон, чему я рад, но и чем в большой степени огорчён. Однако, это превосходная возможность освежить в ваших головах некоторые правила, что приведут наше с вами сотрудничество к успеху.В глазах двоилось. Это что, концерт? Цирк? Какие ещё правила? И почему, чёрт возьми, в противоположной стороне сидели Дэниэл, Роза, Джо и Энди? Как они к этому причастны?В зале высочайшие потолки. Воздух под ними гудел и плавился, прерывался потоками речей Сета и словно бы сам хотел быть не здесь, а где-нибудь над цветочным лугом, плескаться на солнце. Сделав над собой усилие, Лисса повернула голову и попробовала рассмотреть зрителей — те сидели в полутьме, серьёзные, с осунувшимися лицами и впалыми глазами. Им, как и этому воздуху, солнечный свет только снится. — Тринадцатого февраля прошлого года над застеньем Розы стоял смог пепельного недуга. Мы были неприятно удивлены событиям эпидемии, но не могли отрицать, что это — лучшая проверка. Чтобы сталь обрела прочность, её закаляют. Я решил отправить пятерых своих учеников туда, в пекло, чтобы они сформировались как врачи, а люди бы признали их талант. Мне доподлинно известно, что они добрались в целости и сохранности, и в тот же день приступили к поиску лекарства.Боже, нет, почему именно сейчас? Почему именно сейчас она вспомнила, где слышала эту фамилию? — Я делился всем, что знал сам, — продолжал Сет, стоя прямо. Руки его, сомкнутые пальцами в форме пирамиды ниже груди, попеременно жестикулировали. — Мои ученики копили в себе мой многолетний опыт помимо собственного. И, как оно часто бывает в коллективах, среди них был тот, кто использовал все средства и возможности. Использовал лучше, более умело, чем остальные. Он подобрался к лекарству настолько близко, что оставалось протянуть ладонь и сорвать плоды своих стараний… Но. Всегда появляется одно ?но?. Я позволю вам услышать его. Выстрел разорвал барабанные перепонки, заставил всех дёрнуться. Пуля револьвера Йенсана протаранила деревянный пол, оставив после себя открытую рану. — Каково оно на слух? Скоротечно и стремительно. Остро, безжалостно и бесповоротно. Если добавить к этим словам ещё страсть, нежность, романтику и самоотверженность, то получим любовь. Это и есть то самое ?но?. Вы никогда не замечали, что любовь — это разрушение? Иногда — человека, но чаще — прогресса, к которому он движется. Любовь портит всё, до чего касается. Мы склонны смещать приоритеты ради любви. Забывать о главном. Любовь сгубила моего ученика. На его пути встретилась женщина, вскружила ему голову. И вот, вместо мужской руки, плод чужих стараний срывает дивная элегантная длань. Впрочем… — он медленно, снисходительно повернул голову к Лиссе. Блики белого света заиграли на его седых волосах и в линзах очков. — Не такие уж и элегантные у вас руки. — Всё было не так! — выкрикнула она. Во рту сухо. Жажда мучила её уже долго, головная боль и того дольше, но хуже этого могло быть только осознание собственной обречённости. Осознание, которое нарастало с каждым тянущимся словом Сета. Он не спешил, явно наслаждаясь страхом своей добычи, получая удовольствие от того, что именно он — тот, в чьих руках сосредоточена власть. Не только над тем, что происходит на сцене. Над людьми в зале тоже. Они все загипнотизированы его фигурой, одурманены его личностью, это ощущается во всём: от их поз до наклона головы. Револьвер в его ладони — мнимое оружие. Настоящее — контроль. — …Не так? Право, могу ошибаться. Никто не застрахован от ошибок. Расскажите в таком случае нам правду. Правду я очень ценю. — Никто не вскружил ему голову! Я нашла его убежище, и он не захотел отпускать свидетеля! Мне пришлось бороться за свою жизнь. Он бы не позволил мне уйти живой. Мне пришлось…— Остановитесь, — Сет выставляет руку вперёд. — Судя по вашим словам, он видел в вас угрозу. Решение устранить вас было единственным выходом. В таком случае я горжусь им… Он до конца оставался рассудительным, ничто не способно размыть его взгляд. Так из-за чего он пытался вас убить?Что за вздор? Зачем такое спрашивать?— Полагаю, ответа не будет. Как бы то ни было, весть о его смерти привела меня в глубокое угнетение. Он был мне что сын. Я слишком сильно надеялся, что он преуспеет. Каково было моё удивление, когда я узнал, что его даже не зараза забрала, а жалкая пуля…Мелисса могла лишь ссутулиться всем корпусом и молить прощения у богов, в которых она не верит. Напряжение нарастало, как и концентрат молитв, как и боль, и отдать бы сейчас всё, мечты, воспоминания, жизнь за то, чтобы не слышать имени, только не имя…— Этот ученик — Кайл Моннор. А имя самозванке — Мелисса Картер. Сухие губы разомкнулись и перестали шептать. Всё равно никто и ничто не слышит. У Мелиссы осталась только она сама, и вряд ли они справятся. — Герои забыты, а бесчестные ликуют. Я вижу в этом лютую несправедливость. Кроме того, на Кайла у меня были столь же больше планы, сколь надежды. И ушёл он от меня с незаконченной работой. Эпидемия грянула столь неожиданно и разверзлась стол широко, как трещины от землетрясения, что мне пришлось отправить его туда несмотря на незаконченные работы. Шум и резонанс эпидемии достиг апогея, я уже не мог надеяться, что полиция станет разбираться. Оттого я и провёл своё расследование. Доктор Моннор был определён в центр, бывший Легионом, — эта деталь толкала меня на мысль: стало быть, нужно проверить каждого из врачей-легионеров. Это мы и сделали. Мои люди задали несколько хороших вопросов той стае воронов, что остались после сожжения центра. С того момента я не засыпал без мук сомнений. Одной такой ночью я понял, что не рискнув, не смогу решить проблему. Я отринул некоторых подозреваемых и взялся сильнее за троих из них. При выборе руководствовался тем, что, по обыкновению, самые тихие и добрые способны на свершение злодеяний. Кто бы мог подумать…Страстное желание выжить распылилось в ней совершенно неожиданно, точно открылось второе дыхание. Она стала вырывать руки, избавлять их от плена верёвок. Так глупо. Так по-детски. Будто есть шанс убежать, когда сотни человек уставлены на тебя, а сам палач вот-вот вынесет приговор. Смысла нет. Только рвётся тонкая кожа под бечёвкой, и свежие кровоподтёки чуть отвлекают от головной боли. — Доктор Картер, по правде, я и представить не мог, что мои опасения подтвердятся. Спасибо вам за вашу предсказуемость. Должно быть, вам любопытно, как я пришёл к выводам? Но ещё рано. Ещё рано — вот, что я подумал, когда подозрения мои усилились. Мне не чужда ответственность, оттого я и хотел быть уверенным в своих догадках, я желал превратить их в теории, а затем и в правду. Легион подослал к нам свою птичку, и мы подослали трёх птичек к ним. Господа и дама, неужели я принял неверное решение, выбрав вас? У вас была одна задача — вы и с ней не смогли справиться. И причины так глупы… Но понятны. Снова любовь. На сей раз другая, несколько слабая, как разведённая кислота по сравнению с концентрированной… Это, скорее, симпатия, но тем не менее, и она тоже близкая подруга любви. Теперь вы понимаете, что чувства действуют на организм как яд? — он развернулся к закованным близнецам и Розе. — Выходите сюда. Падите ниц и осознайте глубину своей ошибки.Ассистенты, видя промедления, уверенно толкают парней к центру. Розу же подталкивали до самого конца пути. Все стыдливо прячут глаза. — Мне не впервой представать судьёй. Я также был на месте судимых… Будьте уверены, я понимаю ваш страх и внутреннюю дрожь. Я дам вам шанс самолично признаться в своих просчётах. Среди вас есть инициатор — источник симпатии к доктору Картер, подстрекатель. Он же тот, кто забыл свои обязанности, отнёсся безответственно к поставленной цели… — задумчиво произнёс Сет, крутя револьвер, — Честность столь же ценна, как и правда, поэтому вот мои условия: сейчас один из вас сознаётся в своей оплошности, и тогда, возможно, я кого-то да помилую. Ни шороха. Размытый необъяснимый гул обретал ощутимые формы, но ни одно живое существо не издало звука. — Что же… Похоже, вы отвергаете мои условия. Как легкомысленно… Боитесь, что инициатора я не пожалею? Абсолютно верно. В таком случае, я узнаю правду через другое лицо. Доктор Картер, окажете содействие?Человек за Лиссой выкатил кресло ближе к Йенсану, туда, где его подавляющая аура молотила последние крохи неподчинения. Она смотрела по сторонам, ища поддержку, наткнувшись на сочувствующее лицо Дэниэла и тут же отвернувшись. Что он здесь делает? От его присутствия только хуже. Невыносимо думать, что их брак привёл их сюда…— Время точить когти, зверёк. Вы ведь знаете, кто всё это время питал к вам больше уважения?— Я понятия не имею, о чём вы, — злостно выпалила она. Вздохнул. Вышло разочарованно и искренне.— Дорогая Мелисса Картер… — он опасно близко подошёл к ней и заботливо опустил руку на ноющую голову, одним только прикосновением излечивая боль. Тепло тут же поползло по коже. Его ладонь — ладонь отца, но на полтона таинственней. В поглаживании большого пальца, под слоем пародии на любовь, прослеживался подвох. — Согласен. Вы пока не ведаете о том, что представляет из себя работа со мной. Поясняю. Есть некоторые принципы, правила, если хотите. Они нигде не записаны, но это не умаляет их важности. Для меня и для всех они стоят на первом месте. Нет ничего приоритетнее их. Вам знакомо что-нибудь о принципах? Хотя как вам, лекарю синяков и переломанных конечностей, знать что-то о высших ценностях… Перестаньте мычать от страха, отриньте его и внимайте моим словам, ибо вы будете повторять их до тех пор, пока по привычке не станете произносить их вместо своего имени при знакомстве: моя выгода — ваша выгода. Если поднять любого из моих людей ночью, — Господин Сет уважительно обвёл раскрытой ладонью всех присутствующих. — Они все как один назовут это правило без запинок. Когда я получаю то, что требую — я щедр и дарую людям то, чего они желают. Но если я падаю… — Большой палец, до того мирно гладивший мягкие волосы, стрелой вонзился в кровавое углубление раны. Боль и крик вспыхнули под потолками костром, в который прыснули алкоголь. — То падают все. Ноготь царапал кость, давил, расковыривал кожу по кругу. Лисса пыталась отпрянуть, увести голову из-под его руки, но становилось только больнее, острее, жёстче. — Итак, — перекрикнул он. — Удалось ли мне убедить вас вспомнить? Любую деталь. Что угодно.Он ещё недолго возился в ране, прежде чем отдёрнуть руку и услышать ответ.— Вы… — переводя дух, зашипела Мелисса. — Раз вы такой принципиальный и правду цените… Неужели не можете отличить, когда вам врут? Я уже сказала: я не знаю ничего. Мне нечего вам ответить, даже если бы хотела! — Замечание справедливое. Но вы неверно истолковали мой вопрос. Я не жду от вас точного имени или указаний. Напротив. Мне нужны лишь моменты, способные повлиять на выяснение событий. Быть может, чьи-то глаза горели, когда вы вели разговор с ним? Или кто-то проявлял большую признательность?В мокрых уголках глаз сосредоточение ярости всех людей на земле. Ответом ему было спешное дыхание, не восстановившееся после волны боли, прерываемое сглатыванием слюны. Зал угрожающее молчал. Одни только улыбки нескольких зрителей говорили без слов. Сет выждал ещё несколько секунд и отдал приказ одному из своих подчинённых, шевельнув рукой в воздухе. — Вы знаете, доктор Картер, я времени зря не терял. Не хочу, чтобы вы питали иллюзий на мой счёт — на меня работают люди, знающие своё дело. И я, являясь руководителем, ещё ни разу не огорчил их. Они знают, как добывать информацию. Методы у них, конечно, интересные, но это и делает их профессионалами. Ваши добрые коллеги, оставшиеся за Розой по окончании эпидемии, выдали несколько занятных эпизодов вашей биографии. Подтвердил их ваш горячо любимый напарник, доктор Хэмптон. — Сет принял потрёпанную коробку из рук ассистента, подошёл к Мелиссе. — Я дам ещё один шанс. Кому из этих троих вы больше всех импонировали? Кто слушал вас, искал возможности поддержать? Она знает ответ, но борьба с желанием плюнуть в лицо господину забирала все силы. — Я предупреждал. Крышка коробки открывается, удерживаемая крупными пальцами. Тщательно обитые ватой стенки скрывали от остального мира нож. — Знакомая вещица, не так ли? Сет поднёс лезвие к её лицу, бросив коробку, и Мелиссе ничего не осталось, кроме как осознать, сомкнуть глаза и в панике с размаха вжаться в спинку кресла. Из приоткрытых губ вырвалось сильно сдавленное мычание. — Конечно, узнаёте. Должен признать, все усилия, затраченные на то, чтобы отыскать ваших обидчиков и забрать у них чёртов нож, стоили того.Это будет чудом, если её зубы не треснут от силы, с которой она их сжала. Мышцы задеревенели, стали неподъёмными, припаянными вместе с кожей к креслу. До того тело было подвижным, а теперь застыло, как капля воска на потухшей свече. Всё снова поплыло, меняя свою форму и материю. Один лишь нож остался чётко очерченным в воцарившемся хаосе. Поднесённый к лицу ядовитый паук и его десяток глаз, смотрящих непрерывно, не сравнятся с ртутно-серебряным взглядом лезвия. — Видимо, он точно такой же, каким был пару лет назад. Я изменил лишь одну деталь…Крепко держа рукоять, господин Сет использовал нож, чтобы поднять подбородок Мелиссы и направить на себя глаза, умоляющие остановить эту пытку. — Чувствуете? Он повернул лезвие так, чтобы остриё коснулось кожи и надавил легко, как если бы скальпелем ампутировал бабочке крылья. На смену льду металла ступило жжение пореза. — Я лишь слегка дотронулся им до вашей кожи, а кровь уже появилась… Наточил его, а то подобными игрушками, разве что, детей пугать. По залу прокатился смешок. Пародия того дьявольского издевательства, что она слышала, стоя в коридоре. Будто всю его остроту впитал нож, рвущий кожу и всё здоровое, что оставалось в Мелиссе. — Вы удивительно хорошо держите секреты. Но от меня секретов быть не должно. Что ж, все мне свидетели — я действительно намеревался сделать всё по-хорошему, правильно, чтобы каждому воздалось соразмерно их действиям. Прискорбно, что вы отрекаетесь от моих предложений. В таком случае я не буду разбираться и уничтожу всех. Он тут же спрятал нож в коробку и передал ассистенту. Джозеф, смиренно смотревший на свои колени, не поднял головы, когда услышал щелчок взведенного курка. Сжал веки и губы. Роза не знала, что такое эмоции до тех пор, пока Сет не поднял оружие в затылок Джо. А когда узнала, стало поздно. Крики Энди и Розы были так близко к Лиссе, хотя их разделяли пятнадцать шагов. Они порывались подбежать к телу с продырявленным черепом, но их крепко держали за предплечья. Ассистентам пришлось повозиться, чтобы удержать их на месте. Энди и Роза наперебой сыпали оскорблениями и проклятиями.— Вы монстр! — вопила она, содрогаясь в попытках вырваться. Слезы пересекали границы родимого пятна. — Без единой капли эмпатии, бездушный монстр! Кто вам право дал распоряжаться жизнями людей?! Старик цинично усмехнулся, подняв бровь:— Эмпатия? Самый жалкий продукт эволюции. Что она даёт — эта ваша эмпатия? Разве так хорошо делить одни и те же отрицательные эмоции меж собой? Ведь что есть эмпатия, как не примирение на себя состояния другого человека? Эмпатия, сострадание, милосердие — величайшие из разобщителей рабочего процесса. Забудьте эти слова! И ко всему прочему, госпожа Розалин, вы страдаете алекситимией. Не вам упрекать меня в отсутствии эмпатии.Обессилев, Роза пала на колени. Какая ещё алекситимия… Вот же они. Эмоции. Резали без ножа. Лезли через голосовые связки с выдохами. Потрошили заживо. Не утихали ни на секунду. Прорывались сквозь кожу пузырями. Били в солнечное сплетение. Дробили кости на осколки. Заполняли жилы. Она давилась ими, блевала ими, и всё начиналось заново. Издевательски за их горем и слезами наблюдала сотня людей — ни одного человека. Джо... Они с Энди всегда были вместе. Прошли через смерть отца вместе. Вместе каялись и пытались искупить вину перед ним. Они не существовали по отдельности — гром не существует без молнии. Не было вещей Энди, не было вещей Джо, были их вещи, их воспоминания, их жизнь. Они оба были убиты в тот момент, одной и той же пулей.Не надышаться. Не освободить затёкших запястий. Прибитую к своему месту Мелиссу обязали смотреть, слушать, быть здесь. Не оставили выбора. Закрыть глаза? И того хуже. Только отчётливее ощущалось передвижение, яснее рыдания и громче молчание зала. Перетёрты в требуху надежды выбраться от сюда. Сцена высасывала уверенность и силы. Лисса уже не знала, так ли маловероятно, что этот зал станет её склепом?— Нет, пожалуйста! — сорвался Энди, когда тень господина Сета легла перед ним. — Прошу вас!Пуля прошила ему череп между бровями.Господин стрелял так, как стрелял в деревянный манекен, словно тренировался в точности попадания в цель. Картонку не жалко. А человек — та же картонка, только дышит, но и это поправимо. Сет непоколебим. Ни один мускул не дрогнул, пока он поднимал оружие. Запахло горячим порохом и металлом. Впрочем, Мелисса не чувствовала. Хватала воздух ртом, метая взгляд куда угодно, в зал, на Дэниэла, лишь бы на ныне содрогающиеся в судорогах тела не смотреть. Тошнило. Солёная слюна выедала язык. Сглатывая, она слышала сдавленные звуки остального мира, будто из соседней комнаты за толстенными стенами. Рыдания Розы. Одышка Лиссы. Полёт пыли. Какие-то слова Сета. Пренебрежительные смешки в зале. Нет. Громче всего в ушах шумел голос совести. Не убей она Кайла, всё бы кончилось иначе. Ничего бы не кончилось. Кроме её собственной жизни, конечно. Не было бы ни Созидания, ни Чеда, ни воспоминаний о гибели Терезы, ни Леви. Оборвалось бы всё и осталась бы пустота. Небытие. Сон.Она устала думать, какое из решений было бы верным. Что хуже? Лишиться языка или лишиться глаз? Хуже только сам факт того, что ты должен выбрать что-то одно. И от того единственный виновный в последствиях — ты сам. Когда Мелиссу избили, она была убеждена в том, что она — жертва обстоятельств. Нити судьбы чудным образом сплелись в паучью сеть прямо под её ногами. Обстоятельства, обстоятельства… Они же и привели её на место без пяти секунд трупа между рук Кайла. И заставили защищаться. Так в чём её вина? Чем она заслужила теперь место истерзанной пойманной преступницы? Чем заслужила место в первом ряду в этом спектакле смерти?Лисса сгорбилась и опустила голову. Больше не могла смотреть. О пол с силой ударилось тело, которое подтолкнули ногой, не иначе. Забилось, словно рыба на суше. Револьвер заговорил. Тело замолкло. — Вынести мертвецов.Этого бы не случилось. Не случилось бы, если бы она умерла раньше них. Достойно, в борьбе за свои принципы. Одна жизнь не стоит трёх. Она всё испортила. — Не решайтесь меня обманывать или скрывать информацию. Ложь омерзительна. Она сеет раздор, недопонимание, искажает жизнь. Я должен полностью доверять вам, а вы взамен можете положиться на меня. Так будет проще для нас всех. Мы можем сколь угодно работать вместе, под одной крышей, но мы должны уметь работать вместе в ином смысле, более тесном. Вы же пропускаете через себя суть моих слов? У всех нас должна быть уверенность друг в друге. Оставьте ложь и козни другим, людям третьего сорта. Мы же — иные. Мы добиваемся всего сообща, с пониманием того, ради чего тратим годы своих жизней. Запомните это, как религиозные фанатики запоминают молитвы. Считайте мою речь молебствием. Несмелые аплодисменты понемногу становились сильнее и явственнее. Громко и ярко. Никто не остался в стороне. На кого ни глянь — у всех нестираемая целеустремленность. Раньше Лисса наблюдала подобное только у солдат после речей командора Смита.— Вернёмся к нашей истории. Доктор Картер, вы в порядке? — видимо, повернувшись, заметил он. Издевательского тона не было, что делало эту фразу ещё более странной. — Вам-то какое дело… Убейте уже, и закончим с этим. — Вы удивитесь, но мне есть дело. Причины вам станут известны совсем скоро, как только я объясню, за что были наказаны близнецы и госпожа Розалин. Аналогично тому, как доктор Картер была отправлена в Созидание, мы отправили в Легион троих людей, ныне мёртвых. Сделано это было на случай, если всплыли бы сведения о причастности доктора Хилл или доктора Картер к убийству Кайла Моннора. Не всё в этом мире мне подвластно. Так вышло, что все трое попали в группу доктора Картер. Впрочем, это не должно было помешать им следить за ней и собирать сведения. Но что они сделали? Естественно. Пренебрегли своими обязанностями. Пренебрегли мной. И решили, что можно избежать наказания. Я наклонен выражаться ясно. Так почему молодые люди самовольничают? Им ампутировали здравомыслие? Им следовало сказать одну вещь, дабы избежать участи раздавленных тараканов. Понимаете, какую?Слова слишком ценны, чтобы отвечать на провокации. Лисса закусила губу. — С ?Терезой? был заключён договор — по прошествии некоторого промежутка времени, она покидает Легион, чтобы всю себя отдавать Созиданию. Если бы молодые люди вовремя сказали бы об уходе доктора Картер, я бы сопоставил даты и раскрыл бы вас намного раньше. Благо, с этим мне помог другой господин. Дэниэл отвернул голову, будто не о нём речь шла. Трусливое животное. Взгляда её избегал. Правильно делал. Только вот нет гарантии, что если не смотреть на лезвие гильотины, то оно тебе шею не перережет. — Затем я был вынужден проявить терпение. Мои люди за стеной Роза ежечасно подбирались всё ближе и ближе к разгадке.— Мои коллеги были людьми чести. Они бы не стали просто так язык распускать. Сколько денег вы им предложили? Весомые же вы убытки потерпели…— Мне жаль, доктор Картер, что вы так заблуждаетесь. Более того, вы не совсем верно понимаете, по каким законам течёт жизнь, — Йенсан повернулся и расположил руки на поясе. — Видите ли, чтобы что-то получить, не обязательно давать что-либо взамен. В разы эффективнее лишить человека чего-то, а получив необходимое, вернуть. Подойдёт любая мелочь, которой он дорожил. Дом. Жена. Ребёнок. Подкуп не даёт тех же результатов. Люди жадные. Получив круглую сумму, они чувствуют мнимую власть, думают, что могут получить больше… Но стоит лишить их чего-то, как возникает потребность вернуть утраченное, восстановить потерянное равновесие. Давать нужно только в одном случае — когда нечего забирать. Таково положение Дэниэла Картера.— Чудовище, — выплюнула она. — Как и вы. Я — ваше отражение. — Нет. Вы меня не знаете. У меня есть сердце. — Верьте в то, во что хотите. Придёт время, вам придётся принять незавидную правду. Вы уже знаете, что я не терплю ложь. Самообман — не лучше. Но ничего страшного, доктор Картер, я смогу это исправить позже. А сейчас я бы хотел пожать руку доктору Хэмптону. Чед поднялся тяжело, опираясь рукой в спинку стула, словно мышцы задубели, пока сидел и скучающе рассматривал ногти. Расхлябанно-уверенная походка, что обычно так шла ему, сейчас была совсем не к месту. Спина ровна, а плечи широки. Зависть каждого из сидящих в тёмном зале — его. Рукопожатие крепкое, военное. Сет гордо тряхнул руку и сильно сдавил, выказывая уважение. — Ваша находчивость поразительна, а ум острее ланцета. Работать с вами одно удовольствие. Надеюсь, что и вы не пожалели. Скажите, пожалуйста, насколько вы осведомлены в деятельности спецсектора? — Сэр, мне известны некоторые детали, но я слабо знаком с организацией системы, сэр. — Что ж, стало быть, вы знаете только о проведении опытов, так?— Верно, господин Сет. — Что же… Судя по всему, нужно ввести в курс дела доктора Картер. Зачем? Он всё равно убьёт её, отомстит за Кайла. Стоило ли время терять?Или не убьёт?— Взбудоражены тем, что узнаете то, к чему стремились? — с любопытством спросил Йенсан, пока ассистент за спиной катил её кресло к центру, через пятно крови, которая ещё несколько минут назад текла внутри Джозефа. — Затрудняюсь сказать, что у вас на лице… Злость? Усталость? Апатия? Проще — желание исчезнуть из этого злополучного места. Желание вернуться туда, в сырой подвал и отдёрнуть руку от кобуры. Желание задохнуться. — Какая вам вообще разница… Покончите с этим быстрее. — Конечно, — Он сложил на груди мускулистые руки с длинными седыми волосками. Закатанные рукава рубашки открывали обзор ниже локтя. — Сектор специального назначения — это сердце и мозг Созидания. Отсюда всё началось, отсюда растут корни. Как сердце, он питает остальные отделы, а как мозг — управляет ими, задаёт направление движению. Запрет на вскрытия… Я положил, что это довольно несправедливо — накладывать запреты лишь оттого, что богини якобы уверили людей в священность тела. Какая низость со стороны богатых воображением религиознутых — отрезать от медицины самый информативный источник анатомических и физиологических знаний. Религия, да… А моральные принципы отрезали возможность подвергать испытанию гипотезы и получать практический опыт, тем самым двигаясь вперёд. Было ли в вашей жизни так, что вы осознавали и ощущали досаду от того, как наука топчется на месте?По повороту головы она поняла, что это не риторический вопрос. Лисса не хотела ему отвечать, но проблема, отражённая в его словах, действительно задевала её. Ещё тогда, когда она набиралась знаний. — Да. — Как это было?— …Молодых лекарей учат теми же учебниками, какими учили их родителей, родителей их родителей.— Верно, доктор Картер. Медицина встала, а затем больно упала на колени. Она не хотела соглашаться, но противостоять внутреннему ощущению невозможно. Он прав. Медицина и по сей день, униженная религией, валяется, прикованная ко дну, как лики богинь к стенам. Затопленная и вмёрзшая в воск свечей храмов, не может шевельнуться с мертвой точки. — И неужели вам никогда не хотелось узнать больше, чем мог дать рассыпающийся в руках учебник? Никогда не хотелось понимать, по каким законам живёт организм? Как он дышит и как получает энергию, как защищает себя от инфекций и болезней, как он приспосабливается к условиям, в которых находится, и как умирает? Столько вопросов оказываются решёнными, стоит лишь сделать два шага: один через религию, другой — через этику. Теперь только представьте… — Сет перешёл на мечтательный полушёпот. — Благодаря тому, что кто-то принёс в жертву свою свободу, люди перестают умирать. Сотни и тысячи, которым уготована смерть, всё же продолжают жить. Вот чем занимается спецсектор. — Как интересно и длинно вы описали одну простую и отвратительную вещь. Йенсан поднял широкую бровь, пренебрежительно обратив внимание на неё. И Мелисса смотрела прямо в глаза, пока говорила, не страшась и отбросив внутреннюю дрожь, что захватывала её рядом с ним. — Эксперименты над людьми. Отбирать жизнь у одного, чтобы даровать другому. Это вы прогрессом называете? Как по мне, то же топтание на месте. Одним меньше, одним больше. Ноль. Вы мешаете естественному порядку вещей, причиняете боль и страдания, наносите вред ни в чём неповинным людям. — Нет же, доктор Картер. Не знал, что ваши заблуждения столь глубоки. Мы причиняем добро и наносим пользу. И, справедливости ради, должен поправить вас: один убитый не всегда равно одному спасённому. Согласен, от судьбы не убежать, и порой баланс не в пользу спасённых… Но всё же это вопрос времени. Чем дальше течёт время, тем больше спасённых. — Вы забираете тех, кто не заслужил такой участи. Не отбираете же вы злодеев… Да это и не изменило бы ничего. В любом случае, это не звучит, как ваш почерк. Вы забираете чью-то мать, дочь, сестру, чьего-то отца, сына. Больно не только людям, оказавшимся на вашем хирургическом столе, но и тем, кто потерял кормильца, любовь, поддержку и заботу. Все болезни от нервов, знаете же, что это не старушечья байка. Если народ требует обеспечения неприкосновенности тела, его нужно слушать! Это те, кого мы лечим! Без их доверия нет здоровых отношений между врачом и пациентом. Без их веры в выздоровление нет спасения. Против толпы идти — вонзить себе нож в горло. Можно было заниматься просвещением людей, искоренять глупые традиции, но этот путь сложнее. Вы выбрали тот, что проще — оправдывать себя за совершённые действия каждый раз вместо того, чтобы остановиться. Что, самообман лучше лжи, если он удобен?Йенсан раздосадовано помотал головой. Что-то сильно огорчило его. — Дело плохо. Как же вы с таким взглядом на проблему будете работать в спецсекторе?— Я не буду работать в спецсекторе. — Взгляните на это под другим углом, доктор Картер, и позвольте мне вам в этом помочь. Представьте, что вы проводите тяжелейшие опыты, ради которых вам пришлось пройти через девять кругов Ада, чтобы развить в себе необходимую выдержку, стойкость, изменить себя наконец. Вы берёте под крыло ребят с потенциалом, вкладываете время, чтобы воспитать их. Переживаете за них, как за собственных детей. Заботитесь об их здоровье. Становитесь родителем для них. И как и любому достойному родителю, вам приходится отпустить их, чтобы они смогли приобрести собственный опыт. Но вы отпускаете их не по плану, чуть раньше, чем следовало. Отпускаете тогда, когда у них ещё есть множество проектов, требующих завершения. Четверо из них перестали существовать для вас: или, не выдержав давления, спасовали, или погибли по неосторожности. Тут вам становится известна поразительная новость: один из них смог вынести все ужасы эпидемии. Один! Ваш золотой самородок. Не только выжил, но и почти нашёл лекарство. Понимаете? Он смог! Он заслужил всечеловеческое уважение и благодарности. А потом… Покидает этот мир. Так ещё и не от болезни, а из-за какой-то девчонки. Приходилось ли вам терять? Естественно. Но теряли ли вы когда-нибудь второго себя? О, я убеждён, вам никогда не приходилось испытывать нечто подобное. Это не то же самое, что ?потерять время?, ?потерять любовь?… Это нечто иное, вне вашего понимания. И теперь, причина его смерти буквально сидит перед вами. Слышите? Причина его смерти. Вы не видите её ни врачом, ни человеком. Причина. Сидит, дышит с вами одним воздухом, и вы могли бы сто раз сказать ей, что вы испытываете. Могли бы уже давно отдать приказ отправить её на пытки, но вы слишком умны для этого. Вы озвучиваете единственный возможный вариант развития событий для неё. Он не столь мучительный и не столь тяжкий, как иной другой. Что должна испытывать причина? Непомерную благодарность. Каково же ваше удивление, когда причина говорит ?я не буду?? Услышьте меня, доктор Картер. Я вам вопросов не задаю о ваших желаниях и предпочтениях, я не спрашиваю, хотите вы работать или нет. Вы будете. Разговор закончен.Лисса отвернулась, не в силах больше слышать и видеть его. Она не останется здесь, чего бы это не стоило.— Станете отпираться, протестуя, некачественно работать — пожалуете на место подопытных. Что касается вас, доктор Хэмптон, за успех я даю вам возможность вступить в спецсектор, минуя предоставление доклада и достижений.Зал восторженно оглядел счастливчика. Повезло, сам господин Сет пожаловал его в спецсектор. Какая честь и гордость. Пока завистливые взоры ласкали мягкие черты лица Чеда, Лисса задыхалась от вариантов, данных ей на рассмотрение: учёная или подопытная. Отвратительный расклад, словно он у всех предыдущих ситуаций научился быть отторгающим. И третьего не дано… Отпускать её никто не будет. Вероятность, что она никогда уже не выберется отсюда, подбирается к страшной трёхзначной цифре. — Я лучше сдохну, чем буду работать на вас. — сказала Мелисса, ещё не понимая, в какую ловушку только что загнала себя. Публика резко переменилась в настроении и уже осуждающе мотала головами, кто-то громко цокнул. Мелисса вдруг почувствовала, что сцена становится центром кровопролитного боя. Почувствовала больнее, будто висок, в котором застучали сосуды, проткнуло прутом. — При всём уважении, господин Сет, я согласен с доктором Картер. Чед такой человек — он всего лишь хотел стабильного заработка, пива по выходным и компании котов, которых подкармливал. Для него нет ничего желаннее, чем тихая и спокойная жизнь без лишних беспокойств, наполненная закатами, рассветами и редкими походами к речке. Ему даже не нужны друзья, хоть он и испытывал нечто похожее на доверие к некоторым людям, тягу заботиться о ком-то. Как о котах. Они были мелкими, грязными, с гноящимися глазками и кучей лишаев. Но ведь ничего, отмывал, лечил, кормил. Наверное, это побочный эффект от становления лекарем. Наставники вдалбливали и вдалбливали одно и то же: вы же врачи, вы должны то, вы должны сё, на вас люди полагаются… Вот и приучился. Он, строго говоря, не до конца понимал, как его действия привели к тому, что вот сейчас он стоял под столпом света рядом с уважаемым и почитаемым всеми человеком принимал предложение о должности, о которой остальные только мечтают, впахивая без продыха. Чед всего лишь занимался тем, чем получалось заниматься. Были же и будут достойнее его, трудолюбивее. К чему ему такая тяжёлая ноша? А коли не отпустят, и правда, пусть лучше сдохнет. Котов только жалко будет. Господин Сет такой шутки не понял. Что значит… ?лучше сдохну? и ?согласен?? Эти двое не до конца осознают, где и с кем стоят. Созидание, спецсектор им — не потасканная больничка на краю никому к чёрту не сдавшейся деревушки с вечно свободной вакансией главврача. И господин Сет им — не мальчонка со двора, слёзно выпрашивающий у прохожих купить ему сигарет. Он не понимает и не принимает отказов. Особенно, когда дело таково, что люди бы убивали, лишь бы оказаться на их месте. Неблагодарные мыши. — Поразительная глупость. Ведь и часа не прошло с того, как я наглядно продемонстрировал вам правило: никакой. чтоб вас. лжи. Смеете теперь говорить то, что явно не имеете в виду? Я знаю таких, как вы. Не хотите вы смерти. Никто не хочет. Вы несёте чушь ровно до тех пор, пока на своей шкуре не испытаете близость гибели. А потом в слезах бежите назад, к безопасности. Если вы не воспринимаете последствия чужих ошибок, придётся дать вам возможность познать их самим. — Сет взглянул на ассистента через плечо. — Принесите сюда стол, пожалуйста. Лисса бы отодвинулась от него на добрых несколько метров. Вокруг Сета наверняка даже воздух стерильный — от убийственной ауры все микробы погибли бы. И если она пробудет рядом чуть дольше, то и сама не выдержит. Сейчас нет никакой разницы между ней и микробом.У господина Сета было крупное лицо с выдающимися скулами и большими серо-зелеными глазами, которые он хмурил всякий раз, когда нужно было обдумать что-то предельно серьёзное. Именно это он делал, взявшись за револьвер и проверив количество пуль в барабане. Мелисса впала в бессмысленное отупение, следя за его пальцами, ловко управляющимися с оружием. Чеду было абсолютно наплевать. Ни вихря скорби или надежды, ни сожаления, ни страха. Зевнул, словно надоело ждать. Ещё бы немного, и не успел бы рот прикрыть. Завидное безразличие.Двое хилых помощника расположили стол в центре и стул у одного из концов. Мелисса, до того вжимавшаяся в спинку инвалидного кресла и мечтающая скорее оказаться на расстоянии от Сета, теперь мечтала остаться на месте, лишь бы не к столу. Её голова — каленое железо, по которому кузнец ритмично бил кувалдой. И чем ближе её подвозили к столу, тем выше кузнец заносил инструмент.— Вы и на долю не можете представить себе, как мне жаль, что вы додумались сказать нечто столь глупое. От доктора Хэмптона — вдвойне неожиданно… — задумчиво произнес Йенсан, закрывая барабан и раскручивая. — Быть может, из тебя бы вышел отличный подопытный. Ты ведь не чувствуешь страх? О, я бы с удовольствием отправил бы тебя в нейрофизиологию, чтобы там как следует покопались в твоём мозге и нашли причину.Глава отдела нейрофизиологии в зале довольно сощурился, выдавая косую улыбку в ответ на многозначительные взгляды коллег.— Меня не прельщает перспектива потерять сразу двоих потенциальных учёных или подопытных. Это значит, что умереть должен один. Кто именно — решит оружие.