1 часть (1/1)

Одетта сжимает в замешательстве губы. Ей, на самом деле, сказать-то нечего, а оригинальнее на фоне тоски ничего не приходит. С одной стороны, она может в любой день, час, мгновение рвануть с их до идеала вычищенного семейного гнёздышка да быть подле со своим мужем, но Леви противник сией идеи; конечно, изредка она являлась у него на виду средь рабочей обстановки, но исключительно по его инициативе: порой призраки, в час его бодрствования, настолько въедались в его рассудок, что без посторонней помощи ему не обойтись?— кто, как не его жена, знает все тревоги да печали его глубин подсознания? Хотя нет, не все. Пожалуй, Леви бы предпочёл не беспокоить в лишний раз Одетту. Та склонна принимать всё близко к сердцу, что каким-либо образом относится к его благополучию. Он и без того позволил своему окаменевшему замку, что хранил свет людской от тьмы тьмущей, прогнуться под натиском прущего беспрепятственного потока до прежнего момента изредка получаемой им любви. Мужчина, которому уже, ради всего святого, было за тридцать, и сам диву давался в часы охмелевшей ночи, когда ему особенно становилось морально хуже. И посему, собственно говоря, уезжать Леви было в который раз тягостно, будто его, как дворовую псину, присобачили к будке, которую он любит и лелеет, ведь его это его какой-никакой, но дом — да и с места ну никак сдвинуться не в силах. А уж тем более псине сладостно служить хозяевам, что не менее когда-то возлюбили его.Леви кажется, что наилучшей думы после уже не будет, тем более учитывая, что в метафорах и прочих оборотах он не столь силён.Зелёные очи Одетты чуть расширяются, покидая прежний прищуренный взор, и глядят на стаю пролетающих пташек в лазури утреннего неба. Это её почему-то пугает, и мужчина относит это к её нервозности. Она ведь едва держит себя в руках, дрожа.—?Мне холодно,?— вновь прищуривается женщина, предвещая последующий вопрос по недовольному лицу мужа.—?Тебе каждый раз холодно, когда я ухожу,?— туше, однако.Одетта дёргает плечом, после чего выдавливает из себя кривую ухмылку.—?Говорят, так и чувствуешь смерть: тебя пробирает странным холодком, что-то необъяснимое…—?Хватит нести чушь,?— резко обрывает её Леви. —?Совсем ты раскисла, женщина, я даже и не успел исчезнуть. Не заставляй меня усомниться в твоём состоянии позаботиться о себе.—?Чёрт, Леви, да катись ты уже,?— Одетта цокает языком, и в следующее мгновение её по лбу щёлкает мысля, что уж больно много она привычек переняла от своего муженька, включая цоканье и хоть изредка, но проявляющуюся грубость.Это уже заставляет её улыбаться более искренне, но это не отменяет того факта, что она вновь останется одна. Вновь мрачнея, женщина с горем пополам протягивает последующие слова:—?Я слышала, вы там опять за стену собираетесь…—?Да.—?Опять будешь рисковать жизнью…—?Ты должна была давно к этому привыкнуть.Сухость и щепотка грубость в сторону её чувств в который раз в терпении Одетты зачёркивают дни до того момента, когда она не выдержит и влепит от всего сердца оплеуху её благоверному?— да так, чтобы повылетали зубы! —?но женщина также понимает, что она бы никогда не сделала бы этого хотя бы из-за искренней любви, поэтому, учитывая все погрешности их совместной жизни, — это просто черты, которые зачастую отрезвляют её от вредных для неё же иллюзий. Таких пряных, дурманящих иллюзий, словно всё хорошо, тихо и мирно, нет никаких стен, титанов, мир открыт для них и их желаний, а уезжает Леви по ненадобности, что можно было отложить… на никогда.Одетта заторможенно кивает в знак согласия и тут же ощущает тяжесть на плечах, будто все её опасения материализовались в настоящее бремя. Но это всего-то-навсего были руки её мужа. Спокойнее не стало.—?Мне пора, Одетта. Всё будет нормально.Ей кажется, что она слышала это сотню раз, но улыбается этому так, будто слышит впервые, глядя на Леви с неподдельным на сей раз доверием.—?Я верю,?— ей нетрудно дотянуться до его губ и звонко их чмокнуть. —?Ты же у меня сильнейший воин человечества.Тот в ответ фыркает, морщась.Сам не заметил, как позволил ей переступить границы дозволенного; к примеру, чтобы Одетта не называла его подобным образом.—?Счастливого пути.Улица, какофония из шепчущихся на ветвях деревьев листьев и щебетаний звонкогласых птиц?— чета Аккерманов будто в трауре посреди праздника жизни.Леви вновь уходит с предчувствием, будто всё возвращается на круги своя.