Акт III (1/1)
Placebo?— Infra-red?someone call the ambulancethere's gonna be an accident?Хлор смотрит обеспокоенно. Переводит взгляд от полупустой банки с таблетками на абсолютно спокойного Иода и обратно. Не выдерживает, открывает крышку, высыпает таблетки себе в ладонь и пересчитывает. Иод, сидящий на своей кровати, даже не дергается. Просто перелистывает страницу книги, которую читал, когда сестра зашла к нему в комнату, и опускает взгляд на пляшущие в такт бьющемуся в истерике, что его поймают, сердцу строчки. Обратно она ссыпает их как в замедленной съемке, беззвучно шевеля губами, в уме считая, сколько их должно быть на самом деле.Число сходится.Не сходится только практически не выходящий из комнаты Иод, его упавшая успеваемость, синяки под глазами и вечно кровоточащие губы. И этот мерзкий запах водорослей, пропитавший дом до основания.Хлор смотрит внимательно. Иод в ответ поднимает голову и смотрит устало.—?Ты ложишься в больницу. Срочно.Иод слышит смешок из дальнего угла комнаты и еле сдерживается, чтобы не бросить туда взгляд. Ведь тогда его в палату уведут прямо сейчас. Каждое движение должно быть выверено. Ничего лишнего. Не глотать, не моргать, не дышать слишком часто и глубоко. Не вестись на провокации того, кто сидит за спиной у сестры и демонстративно показывает длинный язык, только от вида которого начинается дрожь в пальцах.—?Правильно, малыш, не отвлекайся. У меня на тебя еще есть планы.Не переводить взгляд.Иод закрывает книгу и откидывается на подушки, упираясь взглядом в потолок.—?Я так понимаю, сопротивляться бесполезно, да? —?он почти не видит, как Хлор кивает головой, но это вызывает у него горькую усмешку. Что же, музыка играла недолго. —?Когда именно?—?Я позвоню, узнаю, есть ли свободные места. Как только, так сразу. Не позже следующей недели,?— Хлор поправляет одеяло в ногах брата, а после ерошит волосы, улыбаясь так тепло, что у Иода начинает щемить в сердце. —?Я волнуюсь за тебя.—?Не отвлекайся, малыш.—?И брат волнуется. Мы же видим, что что-то происходит. Ты всегда можешь нам рассказать,Иод сглатывает. Кажется, его игры зашли настолько далеко, что даже глава семьи забеспокоился. А со Фтора станется и отдельную больницу для него одного возвести. В голове, почему-то, возникают размытые картины того, как он открывает глаза и видит склонившегося над собой брата, и на лице у него такой ужас пополам с облегчением, что Иод дергается на самом деле. Откуда это вообще? Он не помнил, чтобы Фтор когда-либо так смотрел на него.—?Малы-ы-ыш,?— тянется угрожающее из угла,?— не отвлекайся.Хлор говорит что-то еще перед тем как уйти, но Иод ее уже не слушает просто кивает невпопад, и как только дверь закрывается, тут же смотрит в этот чертов угол, где сидит, вальяжно покачивая ногой и скалясь во все зубы, он. Как-то он сказал, что у него нет имени, только номер.—?Сто тридцать первый.Он оказывается рядом так быстро, что успевает подложить ладонь под затылок Иода, чтобы тот не ударился головой об стену, пока отшатывался. Как подложить, так и схватить за волосы, оттягивая назад.—?Ты точно ничего не хочешь мне рассказать?—?А зачем, малыш? Я же сказал,?— он проходится по бьющейся жилке на шее языком, чтобы потом несильно прихватить ее зубами, от чего Иод тихо и коротко стонет.—?У меня на тебя еще есть планы.Свет в ванной режет глаза, поэтому Иод глушит его до уровня, когда не может различить свое отражение в идеально гладком кафеле. Он откидывает голову на бортик, прикрывая глаза, и отпускает себя в теплой воде.Сегодня его последний день перед госпитализацией.Утром пришли анализы, от которых сестра в ужасе прижала руки ко рту и чуть не заплакала. Фтор не сказал ничего, но поджал губы, и это испугало еще сильнее. Место в больнице, которое обещали не раньше конца месяца, после одного звонка брата освободилось тут же. Ему дали день на сбор необходимых вещей, потому что провести под неустанным присмотром врачей ему предстояло явно больше двух недель. Фтор еле уговорил Хлор уехать на смену, дав миллион обещаний, что присмотрит за Иодом. Бездумное скидывание всего, что лежало на полках и в шкафах, в сумку и уборка комнаты заняла до обидного мало времени и, приняв предложение брата отобедать пиццей, решил смыть с себя пот и пыль. Теплая ванна для этого подходила как ничто лучше.Иод провел рукой по глади воды, которой было ровно по грудь. При желании он мог бы здесь утопиться. Но желания не было. Внутри была какая-то странная пустота, но не вытягивающая последние силы, а правильная, будто так и должно было быть. Он сам привел себя к этому. Он знал, чем может закончиться пренебрежение лечением. Иод касается мокрыми пальцами губ.И он совершенно ни о чем не жалеет.—?Конечно, ведь это было так хорошо, малыш.Иод слышит, как плещется вода от чужого присутствия, чувствует чужое дыхание, которое ледяными иголками колет мокрые губы, как тонкие пальцы очерчивают контуры лица, уходя вниз по шее, цепляя ребра. Он зажмуривается, когда они касаются его спокойного члена, сгребают всю мошонку в ладонь, но не останавливаются и скользят ниже.—?Не надо,?— разум Иода кристально чист, в нем больше не бушует сносящее голову возбуждение от таких знакомых ласк, он просто хочет, чтобы это все поскорее закончилось, и он вернулся к прежней жизни. К жизни, в которой нет слез сестры и поджатых губ брата.Негодование от отказа обрушивается на него шквальным огнем, и Иод распахивает глаза в недоумении, смешанным со страхом. Сто тридцать первый чувствует эти сладкие ноты, неосознанно ведет носом и нависает над ним, обманчиво спокойный, но темную радужку охватывает шторм, от которого вода почти выливается за бортик ванной, а у Иода перехватывает дыхание, как будто его схватили за горло.—?Ты уверен, малыш? Это ведь наш последний шанс до того, как тебя снова под завязку напичкают таблетками.Фантомная рука сжимается сильнее, и Иод заходится в судорожном кашле, от которого на языке остается острый химический привкус. Лицо напротив морщится недовольно, хоть и не может полностью скрыть сытой, довольной улыбки.—?Ты создаешь слишком много шума, малыш. Мне это, конечно, не нравится,?— открывшийся в возмущении рот Иода зажимают обжигающей холодом ладонью, и он ударяется затылком об кафель, сползая вниз, ошарашенно глядя на того, с кем провел почти все ночи, которые помнит. Кто кривится в самодовольной усмешке, которая наяву сочится ядом, и зачем-то заводит свободную руку за спину. —?С другой стороны, раз все вышло именно так…Темно-фиолетовые пальцы приподнимают лицо Иода за подбородок, и этот жест полностью лишен эмоций. Как будто не было десятков тысяч точно таких же движений, утопленных в темноте. Как будто после этого они не смотрели друг другу в глаза, без фокуса, дыша одним воздухом на двоих. Как будто не было ничего.—?Можно и не церемониться.Иод не знает, как это произошло.Иод не знает, откуда у Сто тридцать первого в руке большой кухонный нож.Иод не знает, почему этот нож теперь у него в горле настолько глубоко, что царапает кончиком эмаль ванны.Кровь стекает по плечам, растворяясь в воде тонкими нитками, окрашивая ее в серый цвет, пока Иод хватает ртом воздух и отчаянно пытается не потерять сознание, цепляясь за белый халат того, кто пробил ему беззащитное место между ключицами насквозь. Тот скалит зубы и наклоняется ниже, проходясь длинным языком по почерневшим губам.—?Не смотри так страшно, малыш. Ты все равно не умрешь.ты все равно не умрешьДекабрь, мерзлая земля, очень холодно и очень больно, а сверху все тот же голос и те же слова.—?Вспомнил теперь? Да, твои родственнички здорово постарались, накачивая тебя лекарствами так, что ты забыл все, связанное со мной. В прошлый раз у меня не получилось, потому что ты был слишком мал, а я слишком слаб, но сейчас… —?Иод пытается ухватиться за рукоять ножа, но его пальцы отводят в сторону, неаккуратно прижимая к скользким бортикам ванны. От этого хрустят кости, но он не чувствует этой боли, потому что выше полыхает пожар, в котором горит подступившее к горлу сердце, пока на губах расцветает очередной пронизывающий до костей поцелуй.—?Сейчас я останусь в тебе навсегда.Когда Фтор одним сильным ударом выламывает дверь, Иод уже без сознания. В его горле ужасающе колышется от слабого и неровного дыхания нож, вода черная от крови, а обмякшие руки на бортике сложены так, будто одна пыталась прижать другую. Когда он вкалывает в вену брата полный шприц лекарства, тот на него никак не реагирует. Когда санитары скорой помощи после того, как укладывают Иод на носилки, осторожно спрашивают у него, могло ли это быть попыткой самоубийства, Фтор неопределенно качает головой, смотря невидящим взглядом то на свои испачканные в крови брата руки, то на самого брата, из горла которого уже вытащили нож и наложили повязку. Он боится представить, что будет, когда Хлор узнает, что произошло. Он боится отпускать холодные пальцы Иода, пока этого не говорит врач, увозящий его в палату. Он боится оставлять его одного даже под присмотром медперсонала его собственной больницы.Ведь даже он не заметил, когда именно Иод утащил с кухни этот огромный нож.