Мысль 11. «Багровые реки» или «Ну неужели сложно меня послушать?!» (2/2)

— Тебя не задело часом? – очень уж не нравилось выражение его лица.Тусклые, переполняемые слезами глаза глядели в упор на меня. Я, со всех сил борясь с головокружением (ну, как правило, мне просто необходимо потерять сознание на минутку-две, чтобы разум адаптировался вновь к этой ипостаси, но на этот раз пришлось это сдержать), приблизился на шаг (верней будет «приблизилась»). И то же мгновение меня крепко сжали, едва позволяя дышать, его руки. В груди также заныло невыносимо от боли потери: «Тошка... Такого хорошего парня... За что?»...

— Ну, хоть со своей Кетти-Бри наконец встретится... – прошептала ему в плащ.Он кивнул слабо, буквально разрываясь от рыданий. А я едва не разрывалась от отчаяния и расширяющейся раны в груди, что кровоточила и кровоточила... В горле встал горький ком, колени были готовы подломиться, но его руки держали, не отпуская и прижимая плотнее. Если бы было в моих силах изменить прошлое... И если бы мое сердце позволило мне лить слезы – хоть легче бы стало... Но нет, ни то, ни, тем более, другое не зависело от моих желаний.Прошло минут 10-ть, прежде чем Пастух крайне нехотя оторвался, потирая глаза:

— Поверить сложно... – и отвернулся (и чего ему опять стыдиться?!).

— Ага, — отозвалась я глухо.Фавн, шмыгнув носом, посмотрел искоса:

— Знаешь, а я и правда тебе завидую... – дрожащий голос на этот миг стал увереннее.

— Почему? – посмотрела на него вяло, отстраненно проявив интерес.

— Держишь себя в руках... в то время, как я такой плакса... – закрыл глаза ладонью.«Дурак, ничего ты не понимаешь...» — положила руку ему на плечо, пытаясь таким образом передать сочувствие и мое истинное состояние:

— Я не держу. Просто так получается... – лицо являлось полной противоположностью того, что на самом деле творилось в моей душе – И, если бы мы могли...И тут Пастух, резко развернувшись, впился пальцами в мои локти до боли:

— Скажи, почему?! – слезящиеся глаза загорелись яростью и ненавистью – Почему ты меня не винишь?

— Что? – опешила в самом деле.

— Почему не кричишь?! – будто и не заметив, приблизил меня к себе – Если бы ты тут металась в истерике и обвиняла, корила меня на всем, на чем свет стоит, заявляла, что до конца своей жизни не простишь и будешь презирать... мне было бы легче!«Легче? – в сердце укололо – Что за чушь?!»:

— Это было бы неправильно.

— Почему?!! – прорычал, уткнув лоб мне под подбородок и вновь заплакав.Ну вот что он со мной делает?! Горло свело спазмом, ни единого звука не удавалось протолкнуть, кроме какого-то жалкого скрипа и писка. С полминуты я боролась с этим, а потом, дав себе мысленную пощечину, резко отстранила его от себя:

— Волчий Пастух! – встряхнув, взглянула как можно более серьезно – Вспомни, что ты фавн! А для фавна естественно доверять себе подобным! Пусть даже незнакомым и с виду непонятным! Вы – единственный народ, в пределах которого никогда не было и намека на междоусобицы! Вы всегда сплочались лишь сильнее, когда приходили сложные времена! Это – часть тебя! И если бы ты пошел против этого, то пошел против собственной крови! Ты не знал, что этот зеленоглазый под заклятьем П... – и не успела даже закончить предложения.

— Под заклятьем или не под заклятьем – я должен был понять с самого первого взгляда! Иначе какой магией я владею?! – с силой оттолкнув, задрожал ни с того, ни с сего.

— Замерз? – дотронувшись, неожиданно обнаружила, как изменились его глаза...Все еще красные, они горели всепоглощающей яростью, ненавистью, гневом и... неистребимой жаждой крови. По мне будто током ударило – и рука сама отдернулась. Шаг назад – но это, показавшееся мне плодом воображения расшалившихся нервов, не исчезло. Лишь стало яснее. Кулаки в кожаных перчатках без пальцев сжались:

— Я помню, что обещал... Обещал, что порву их все на кусочки! – огонь запылал ярче – Но еще раньше я поклялся... своей жизнью... своей душой, что защищу вас! И сам же нарушил эту клятву! Поэтому... – чуть померк (что у меня даже мелькнула надежда, что...) – Поэтому я прямо сейчас вернусь и устрою им по полной!..Его фигура с тихим шорохом скользнула мимо меня, что неподвижно стояла, не в силах пересилить себя, и онемевшей от очевидной мысли: «Да, все это время двигало им только это...». Между ушей замерла искра. Непонятно почему, но у меня получилось (хотя на это на восстановление требуется полчаса). Хруст ломающего кустарника и скрип слабого наста подтвердили, что все происходящее – не кошмарный сон... «Я не хочу этого! Не могу допустить!..».Именно это толкнуло меня рвануться следом, превозмогая боль в незримой ране от потери тех, кто был дорог в этом мире, чтобы хоть его уберечь от их участи:

— Постой! – и, когда его спина резко приблизилась к моему лицу, с силой толкнул.Он, забарахтавшись в талом снегу, гневно и неприязненно посмотрел на меня:

— Что ты вытворяешь?! Не мешай, прошу по-хорошему!..

— Ты последних мозгов лишился?! – срываясь на крик, сказал твердо и убежденно – Я не дам тебе этого сделать!

— Я поклялся! Обещал не только вам, но и себе самому! – вскочил на ноги – Я держу свое слово, несмотря ни на что!..

— Даже если ты умрешь?! – схватил за плечо цепко, приблизившись вплотную.С минуту меня сверлил его взгляд:

— Да. Это мой путь. И я от него не откажусь!Меня взяла злоба и раздражение, зубы до скрежета сжались:

— Дурак безмозглый!

— Кто? Я?! – взрыкнул недобро, нависнув.

— Ну не я же! – выкрикнул ему в лицо.Кулак занесся, чтобы конкретно мне врезать. Я мог увернуться, но не стал... Пусть. Если это откроет ему глаза – пусть... Выше моих сил было выносить гримасу жажды крови на его лице. Видеть ярость и безумие в его приветливых серых глазах...Зашуршала в немой тишине его куртка. Кулак, разжавшись, медленно опустился. Он смотрел на меня в упор, в чем-то своем обвиняя и отчасти понимая, но решительности ничуть не убавилось (да не решительности – чистого упрямства!):

— Я не отступлю. Отойди... – и сделал шаг вбок.Этому мне не захотелось мешать. Не было желания. Но хватку на плече не разжал. Без результата рванувшись, Пастух обернулся устало:

— Ну что еще? – и прищурился (значит, терпение на пределе).И тут я решил пойти на крайние меры:

— Ты уверен в этом? – голос был спокоен.

— Да! – ответил тут же.

— Ладно. Я спрошу еще раз... – покосился оценивающе – Ты в этом уверен?Раздумье длилось секунду ровно:

— Да, уверен!

— И готов на все ради этого? – без дрожи продолжил – Тебе ничто не сможет помешать?

— На все! Ничто и никто! – выплюнул без запинки.Я на мгновение прикрыл глаза:

— Хорошо, — не отпуская, повернулся и, открыв их, достал из ножен на его поясе охотничий нож, оглядел внимательно, будто видя впервые – Тогда я тебе помогу...На лице возникло недоумение. Я, не колеблясь (не было смысла), вложил рукоятку в его ладонь – холодную и неуверенно сжавшую пальцы, и отошел на полшага:

— Об одном попрошу, — голос не дрогнул вопреки страху – Бей резко. Вот сюда, — указал на место, где проходили все жизненно важные сосуды – Или, лучше, вот сюда... – на сердце – Тогда буду сильно признателен...Лицо побледнело, кадык дернулся под кожей:

— О чем... О чем ты говоришь?! – но пальцы продолжали сжимать клинок.Я не потерял самообладания:

— Если ты поразишь меня этим ножом, мои силы станут твоими. Это прекрасный способ отомстить, сдержать слово...

— Но ты умрешь! – выкрикнул в ужасе, попытавшись отдалиться.Но мои пальцы держали его крепко:

— Без этого не обойтись. Но с моими силами ты сможешь остаться в живых...

— Для меня неважна моя жизнь! – перебил испуганно, сжав зубы в бессилии и зажмурив глаза, ослабевшая рука выронила нож, который со звоном упал на мерзлую землю – Я не хочу никого больше в это втягивать... Это мое решение, и никто...!

— Времени мало, скоро стемнеет окончательно, — перебил я его, подняв нож, и вложил обратно в руку, продолжая глядеть в упор и держать за куртку, в голосе по-прежнему – ни колебания – Бей!Пастух, разъярившись в момент, оттолкнул от себя, вырвавшись из хватки и бросив нож подальше от нас обоих:

— Как ты можешь такое говорить, дубина?! Я не могу причинить тебе боль и тем более...

— А что ты сейчас делаешь, по-твоему?! – огрызнулся на него, сжав кулаки до хруста в суставах – Заявляешь напрямик, что идешь на смерть ради какой-то сраной мести! И еще хочешь, чтобы я спокойно стоял в стороне и... наблюдал, ждал... Да ты сам себе противоречишь! Ты обещал... Да мне плевать, что ты обещал и кому! Я не хочу, чтобы ты из-за этого расставался с жизнью!..

— Я должен...!

— Да ничего ты не должен! Никому, и себе в том числе... – отвел глаза в сторону – Я не хочу отпускать тебя. Уж прости, но это выше моих сил, — и покосился решительно – Так что не медли. Пусть я умру от твоей руки напрямую, чем косвенно...

— Что ты...? – глаза потрясенно расширились.

— Что я имею в виду? – продолжив за него, вновь повернулся – Разве я смогу нормально жить дальше, зная, что позволил тебе пойти на смерть... ради этой чуши?.. Извини меня, конечно, но иметь целью в жизни месть – полнейшая чушь. Бессмыслица...

— Но ты же тоже хочешь отомстить!

— Да, хочу, не отрицаю! Но... – лишь тут мой голос дрогнул — ...я не хочу, чтобы жертва их стала напрасной. Только поэтому я живу дальше, доходя до трусости. И готов умереть только ради кого-то и чего-то стоящего, а не ради глупого обещания. Не могу позволить тебе пойти тропой тех, что подыхают по приказу и называют это образцом патриотизма...Пастух выпрямился, искренне пытаясь додуматься:

— Не понимаю, о чем ты говоришь?Я ответил просто, не мудря больше, глядя ему в глаза:

— Скажи мне, что изменится, если ты сейчас пойдешь к ним и умрешь, утащив следом пару-тройку десятков людей из десанта и поломав штуку-другую этих агрегатов? В ходе войны что-нибудь изменится? Сам Президент будет скорбеть о твоей потере и в твою честь устроит праздничную панихиду? – фыркнул, не скрывая сарказма – Черта с два! Честные республиканцы будут умирать и дальше, а вспомнит о тебе только разве что Генерал, когда будет перебирать отчеты с фронта и увидит твое имя в списке павших. Вспомнит – и тут же забудет. Потому что ты, я, Тошка, все отряды, что он на фронт отправляет – лишь фигурки на шахматной доске. Он стратег не слабее имперцев. Он, не колеблясь, пожертвует пешкой ради захвата ферзя или слона...

— К чему ты...? – тон стал настойчивым.

— Не перебивай, — вставил бесстрастно – О тебе, о Тошке, о Ко’те, о Паркере смогу вспомнить только я. Но я не стану, уж прости меня ты, и пускай простят они...

— Почему? – едва ли не шокировало его это заявление.Ответ мой был в противоположность остальным тихим и слабым:

— Потому что с твоей смертью я смогу жить, лишь позабыв обо всем. Потому что рана вот здесь... — положив ладонь на середину груди, сжал с подступившей болью — ...не заживет никогда. Будет гноиться с каждым разом все сильнее, когда я буду вспоминать о вас... – посмотрел на него, пытаясь передать то, что чувствовал – Пусть телом я буду жив, но душой... стану мертв. А я не хочу так умирать!..На этом все. Больше сказать просто выше моих сил. Разверзнувшаяся рана болела, не давая думать. На его лице не пропала решительность вопреки всем стараниям... Значит, без результата. Он пойдет на смерть ради этой глупой клятвы, позабыв обо всем... И все мое существо знало, что остановить во второй раз не получилось бы... Глаза закрылись, уже готовясь принять судьбу живогопризрака......как объятья сомкнулись сначала на моей спине, а потом, не размыкаясь, на поясе, опустившись с громким в безмолвии леса шорохом куртки, лицо уткнулось в мой тощий живот, дыхание прерывалось от сдерживаемых слез:

— Прости меня... – стоя на коленях и прижимаясь сильнее, бормотал без остановки – Уж прости, если можешь, Неясыть...Ну что я мог сделать в такой ситуации?..