Глава IV.Испанская мафия (1/1)

Предупреждение: здесь будет много “Spanish mafia” – их так и вправду назвали в каком-то журнале, и эту “мафию” составляют три самых красивых человека в мире – Джон, Ориол и Андрес, поэтому – “нельзя так просто…” Ну, вы поняли, да?)) Про дружбу, а также “слюни-сопли”, долгие ночные разговоры, то есть все, как я люблю (ну испанцы же, можно!)). В общем, если что, главу можно пропустить =))Ориол напоследок все-таки взглянул в зеркало – легким прикосновением пальцев поправил воротничок светло-голубой рубашки, смахнул невидимую пылинку с замшевого плеча и даже усмехнулся отражению, которое вообще-то было прекрасно. Нет, у него не было проблем с самооценкой, он просто не любил раннее утро вне зависимости от своего местонахождения относительно нулевого меридиана. Раннее утро – зло, и все тут, и ничего приятного даже в зеркале разглядеть было просто невозможно. Еще секунду поколебавшись, Ориол намотал на шею объемный светло-серый шарф – зима все-таки. Где тут красота, спрашивается – раннее зимнее утро, бррр…. А из-за Атора еще и ночевать пришлось не дома! Он недовольно вздохнул, взглянул на часы и понял, что пора выдвигаться: рейс Джона прибывает в восемь двадцать*, а еще тащиться через полгорода до “Кеннеди”. Андрес прилетает только вечером, но Ориол твердо вознамерился встретить обоих своих друзей, пусть это и стоило ему испорченного утра и такого же никуда не годящегося вечера. Это была традиция, которую они втроем умудрялись поддерживать все это время, несмотря на катастрофически редкие совпадения в графиках – встречать друг друга в аэропортах и на вокзалах, всегда, когда только это было возможно. Только встречать, так как провожаться, разумеется, они не любили. Еще издали Ориол заметил, что было что-то не так с его другом: все время улыбающийся, всегда легкий, независимо от того, сколько времени длился перелет и чем он занимался накануне, Джон брел буквально нога за ногу. Донья Нурия была бы в ужасе от того, на что сейчас был похож ее сын, подумалось Ориолу, и, к сожалению, он не ошибся. Вблизи все оказалось еще хуже: к общей бледности и потухшему взгляду дорисовались почти черные круги под глазами и непривычная резкость движений – это Ориол ощутил, когда обнимал Джона. Он что там, беспробудно пьянствовал, что ли, в этом своем Лондоне?! Или все девять часов в самолете не спал?.. – Джонито**!– Ори, mi amado, я так рад!.. Спасибо! Но не стоило в такую рань…– Вот еще! – отмахнулся Ориол, стараясь пока не вглядываться в лицо друга слишком пристально. – Вечером, кстати, Андрес прилетает, так что готовься радоваться снова! От счастья, что они с Анной наконец-то оказались на одном континенте, он решил провести эти полтора дня в перелетах до Лос-Анджелеса и обратно…Джон слушал и вправду радовался: за Андреса, который наконец-то нашел свою тихую гавань, за Анну, которая преодолела собственное отчаяние и сомнения и решила стать счастливой. После мамы и Люка, Андрес и Ориол – самые близкие и самые родные ему люди, и меньше всего ему хотелось расстраивать их или пугать, тем более сейчас, когда все вроде стало налаживаться… В такси Джон устало уткнулся в широкое удобное плечо Ориола, и у того снова болезненно дернулось сердце: что-то не так, определенно и совершенно ясно – не так. Где болтовня, куча вопросов, на которые просто не успеваешь ответить, где бесконечное размахивание руками и презабавнейший смех, где жизнь, обычно бьющая через край – куда все делось?! Да еще эти две сумки, черт знает чем набитые… На всех интервью, когда им только доводилось пересечься, когда их приглашали вместе как “испанскую мафию”, Ориол всегда говорил примерно одно и то же. Потому что это было правдой, а немного правды в этом безумном мире никогда еще не мешало. “Андрес у нас самый умный, я – самый красивый, разумеется, а Джон… Джон у нас просто – самый-самый…” Так и было, потому что, глядя на него, всегда хотелось улыбаться, хотелось радоваться, поддерживать разговор – хотелось жить…– Джонито, малыш, я могу и один встретить Андреса. А ты отдохнешь пока…– Вот еще! Чего это ты один будешь веселиться? – Джон приподнимает голову и даже умудряется улыбнуться. – Заберу Атора, погуляю с ним, и – я в твоем распоряжении!Ориол только усмехнулся, немного отворачиваясь, чтобы спрятать эту усмешку: он тоже иногда может делать приятное друзьям, и это лохматое чудище он привез домой к Джону накануне, но не собирался об этом говорить, потому что ему очень хотелось – увидеть. Старания Ориола были вознаграждены с лихвой: едва открыв дверь и услышав радостное, но не громкое тявканье и поскуливание, Джон моментально преобразился, снова становясь самым милым и жизнерадостным парнем на свете. – Атор, солнышко мое! Мой маленький принц! Он повалился на пол в обнимку с этим золотистым ураганом, и в этот момент было совершенно ясно, что сейчас для них двоих в мире никого больше не существует. Ориол довольно улыбался, глядя на них с высоты своего прекрасного роста.– Хм, ну, конечно! Мне-то ничего такого не досталось…Но, заметив, что Джон его услышал и, очевидно, вознамерился все компенсировать, Ориол тут же выставил перед собой руки в притворном ужасе и даже отступил на шаг.– Нет! Стоп! Даже не думай! Теперь вы оба – шерстяные, а у меня еще встреча в “АйЭмДжи”! Кыш!!! Выпустите меня из вашего зверинца!Перед началом обычной сезонной круговерти оставалось два свободных дня – два жутких по своей пустоте и бесполезности дня, и их нужно как-то пережить. Джон уже посетил пять благотворительных мероприятий за одну неделю, и точно был готов сбежать с любого следующего, но – не с вечеринки, устраиваемой “АйЭмДжи” по поводу открытия сезона. Он просто не хотел отказывать друзьям, когда наконец-то выпало время побыть вместе, он просто не подумал заранее, как сложно ему будет проводить с ними время, одновременно пытаясь избегать их. А по большому счету Джон просто собрался наконец-то напиться вдрызг, чтобы хоть одну ночь если не поспать нормально, то хотя бы отключиться от действительности под воздействием сильного алкоголя. У Андреса, в отличие от Ориола, было слишком мало времени, чтобы хорошо вникнуть в происходящее. Он понимал только, что слегка замотался со своими бесчисленными перелетами между Лос-Анджелесом, где чаще работала Анна, Нью-Йорком и Мадридом, где чаще бывал он, и ему хотелось уделить хоть немного времени своим близким друзьям. Но на этой вечеринке они чуть ли не сразу же разошлись в разные стороны, и он никак не мог уловить и понять это их странное состояние.Наконец Андрес понял, что было не так: все, просто все было не так. Джон улыбался так много и так старательно, что иногда просто забывал убрать эту улыбку со своего лица, оставаясь наедине с собой. Вторая пепельница за вечер была набита исключительно его окурками – он курил нормальные сигареты, а все остальные – какую-то модную дрянь. Всякое бывало, конечно, но вот только ни в разгар съемок, ни в преддверье Недель он никогда не позволял себе ничего лишнего: работа для него пока что оставалась единственным приоритетом. Вторая пепельница за вечер и пятый или шестой стакан… Но даже не это было самым страшным, нет. Вся фальшивость улыбки Джона проявлялась в контрасте с его глазами – в них не было ни единой искорки тепла или радости, ни малейшего намека на заинтересованность или внимание – темные, безжизненные омуты… ...Господи, так можно было обманывать кого угодно и когда только нужно, но ему-то, не постороннему человеку, разве можно было вестись на это?! Андрес понимает, что уже не справляется, и его взгляд отчаянно мечется по блестящему, наполненному малознакомыми и уже наполовину пьяными людьми залу в поисках единственной точки опоры, и когда Ориол перехватывает его взгляд, Андресу становится чуть легче и он снова может соображать. Элькачо все еще скульптурно возвышается посреди толпы восторженно щебечущих девушек в самых невероятных нарядах, на нем уже просто виснет парочка симпатичных девчонок – новеньких моделей “ЭнКаза”, и Веленкосо внезапно и не к месту думает, о том, что в мальчиках хорошо то, что они хотя бы чуточку сдержаннее. Хотя… очень сложно сдерживаться, будь ты хоть кем, если рядом с тобой находится один из всего-то пары десятков самых красивых мужчин на планете. Может, Ориолу и нравилось блистать на таких мероприятиях, а может, он просто давно считал это частью своей работы, но его приоритеты оставались все теми же, что и десять, и двадцать лет назад. Сейчас он ослепительно, просто очаровательно-убийственно улыбается, но один взгляд на Андреса – и можно было бы заметить, как постепенно застывают скулы и становится совсем тонкой линия рта. Когда он подходит, Андрес до жути больно вцепляется в его плечо, и глаза у него темные-претемные, и Ориол скорее угадывает, чем слышит свое имя.– Орилиньо…– Да. Я уже понял.Он осторожно потрепал руку, все еще сжимавшую его плечо, вполоборота оглянулся в ту сторону, где Джон все так же громко смеялся над несмешными шутками и все так же безостановочно дымил. Андрес прав: все слишком плохо, чтобы быть неправдой, а он еще надеялся, что им обоим просто что-то чудится!..– Даже надраться толком не может… Я думал, он просто хандрит и это скоро пройдет… Как мы это пропустили?– Очень были заняты! Голос Андреса прозвучал зло и глухо, и это было понятно: он по-прежнему считал себя обязанным присматривать – за всеми, кто каким-то образом оказался в границах его близкого круга, а уж за Джоном – особенно. Не должен был, но считал, что должен.– Веленкосо! Не сейчас!– Очень. Просто очень!.. Вот что, Ори, вытаскивай его отсюда! Как хочешь, но вытаскивай! А я найду нам такси…Конечно, Джон не был пьян, а если и был, то уж не настолько, чтобы не заметить, что он либо переоценил свои актерские способности, либо подумал о друзьях так плохо, что уже по определению не заслуживал таких друзей. Кажется, их общее настроение уловил даже Атор, потому что, бросившись было их встречать у входа, он пару минут повертелся в ногах, поскулил, а потом залег на свое место – небольшое кресло в углу гостиной – и оттуда наблюдал за происходящим. – Джонито, котичек, – Ори осторожно ослабил узел его галстука, но, заметив, что Джон в порядке и справляется сам, отстранился и стал молча наблюдать, как Андрес расставляет на журнальном столике стаканы и несколько по традиции стыренных с вечеринки бутылок.– Пей давай! Можешь выпить хоть все разом, только не молчи больше. Прекрати этот японский театр, пожалуйста!Джон болезненно поморщился, но даже вертикальные складки на переносице в этот момент не заставили его выглядеть старше. Его отпустило, он понял, что больше незачем и не за что держаться, что дальше, чем он есть сейчас, его уже не вынесет, потому что его будут поддерживать на плаву вот эти два человека… – Что, стало так заметно, да?– И было, – уклоняясь от яростного взгляда Андреса, ответил Ориол, щедро разливая виски по стаканам.– Так что случилось, милый? Ориол сидел рядом на диване, Андрес присел на край журнального столика напротив – деваться Джону было просто некуда. Ладно, пусть!.. Пусть знают, что он – распоследний идиот и вообще тряпка…– Я… Люк…– Что?! – и Андрес вскакивает расплескав все, что было в его стакане, на себя, на пол, повсюду. – Что он сделал? Я убью его, придушу собственным руками! Я говорил, я предупреждал тебя!..Джон даже нашел в себе силы улыбнуться, глядя на мечущегося по комнате Андреса, хотя на самом деле ничего забавного в этом не было. Ори, закусив губу почти до крови, тем временем заново наполнял бокалы.– Деде… Если что – лучше уж меня, честное слово… И это не он… Это я решил все прекратить. – Что – “все”?! – Андрес останавливается, но предпочитает по-прежнему не замечать предостерегающих знаков Ориола. – Что из того, чего у вас и никогда не было, ты называешь “всем”, скажи на милость?!– Деде, я не хуже тебя понимаю, что значит – видеться только раз месяц и то дай боже. Но сейчас, когда я точно знаю, что не будет даже этого, что я голос его не услышу, что я просто посмотреть на него не смогу – мне намного, намного хуже…Андрес вновь садится на край журнального стола и пристально смотрит Джону в глаза: ему даже спрашивать не нужно, но он всё равно – спрашивает.– Ты… Ты что, влюбился… в него? Серьезно? В этого…– Андрес! – не выдерживает Ориол и разрывает эту натянувшуюся между друзьями нить взаимоупреков. Во-первых, и так уже все ясно, а во-вторых, сейчас выяснять все до самого конца было бы весьма опрометчиво. Завтра, точнее, уже сегодня у всех начинаются съемки, потом – длительный марафон с постоянными перелетами и переездами, и выяснять отношения накануне этого было бы как минимум глупо. Но вот, кажется, Джон был не против прояснить все здесь и сейчас, да и в конце-то концов – разве они здесь не для этого? И прежде чем Ориол успел обдумать очередной отвлекающий маневр, Джон тихо, но внятно озвучил то, чего друзья слышать, конечно не хотели.– Не влюбился… А вляпался по самое дальше некуда. Мне дышать больно, я засыпать боюсь, а если засну, то просыпаться утром нет никакого желания. Если в ближайшее время это не прекратится или не убьет меня, я сам повешусь…Мало ли, чего они не хотели! Видеть своего друга вот таким – с пустыми глазами, забившимся в угол дивана, не сумевшим толком даже напиться, так, чтобы друзья дотащили бесчувственное бревно до кровати, а сами разошлись бы по домам, а не сидели сейчас здесь, обсуждая его разбитое сердце. Какое-то время они молча пьют. В какой-то момент Джон еще пытается их убедить, что все уже в порядке и они вполне могут ехать, потому что завтра очень рано вставать. Еще через какое-то время Джон, обнимая диванную подушку, проваливается если не в сон, то в крепкое забытье, и Атор тут же покидает свое место и устраивается у него в ногах. Ориол прихватывает последнюю непустую бутылку и идет на кухню, Андрес собирает посуду и следует за ним. Стекло резко стукается о каменную столешницу, Андрес мрачен, как зимняя гроза над Мадридом.– Знаешь, что? Я сейчас же ему позвоню! Как бы там ни было, пусть не думает, что ему это так сойдет с рук!..Ориол ловко перехватывает у Андреса телефон Джона и закидывает подальше – на холодильник. – Во-первых, сейчас там пять утра, это будет просто некрасиво и невежливо с нашей стороны. И оно того не стоит. – Да к чертям вежливость! – мрачно бубнит Андрес, провожая взглядом телефон.– А во-вторых, – Ориол снова берется за бутылку, – наш мальчик уже взрослый, и в конечном итоге это не наше дело: как в кого и насколько сильно ему влюбляться!– Конечно, это – не наше! – Андрес снова вспыхивает и в очередной раз выплескивает на себя содержимое стакана, на что Ориол уже даже не реагирует. – А вон то – наше? Наше, я тебя спрашиваю?!– Это может просто выглядеть хуже, чем есть на самом деле. Ну, подумай сам: ну сколько они… хм, встречались? – Это не всегда важно! И это выглядит кошмарно! – Себя-то вспомни год назад! Тоже мне эксперт! – достаточно резко бросает Ориол и тут же осекается....Резко, это было слишком резко и слишком жестоко, потому что Андрес вздрагивает, как от удара электрическим током: “Кайли!” Большая часть жизнь, большая часть сердца, большая, может, самая большая боль в его жизни – конечно, он помнил, как не помнить… Даже сейчас, по прошествии времени… Сейчас и, видимо, всегда. Ориол тут же извиняющимся жестом касается его плеча, признавая, что был неправ, что это нечестно с его стороны и никакого права на это у него нет. Андрес на секунду прижимается щекой к его руке, так что Ориол даже не успевает выдохнуть короткое “Прости!”. Впрочем, оно им и не нужно.Они оба хорошо помнили прошлую зиму. Они оба помнили, как непросто, как мучительно долго Андрес пытался собрать свое разбитое сердце заново. Как он последовательно и безуспешно пытался применить все средства, когда-либо и кем-либо придуманные по этому поводу. Как пришедшее спасение в лице Анны Рейес долго, очень долго казалось просто нереальным, невозможным. Вот почему Джон так мало тогда говорил о себе, так долго не рассказывал о Люке и уж тем более – о своих чувствах. Он оберегал их, оберегал Андреса от соприкосновения с очередной слишком острой гранью их реальности, он просто не хотел, чтобы друзья задумывались о серьезности его чувств, и он в этом преуспел, что уж… Неужели, неужели им предстоит пройти все это заново? Вот сейчас, когда все, казалось бы, стало налаживаться? Отличные контракты, постоянная работа с Томом, съемки Джона в кино – нет, разве он позволит всему этому рухнуть из-за каких-то не очень определенных чувств?.. – О-о, вы двое со своими любовями, – Ориол все-таки разливает по стаканам остатки шведской водки, – вы сведете меня в могилу раньше положенного времени! И я умру, молодой и красивый, и, кстати, ни разу не влюбившийся как последний псих! Мне даже не о чем будет пожалеть, а!Андрес тихо смеется, притягивает его к себе, ерошит его каштановые волосы и легонько щелкает по носу. – Э, нет! Ты не можешь так поступить! Кто будет за нами присматривать? Кстати, – он вдруг вспоминает о неизбежно наступающем “завтра” и сразу становится серьезным. – Нам надо посмотреть, что мы на самом деле можем сделать. Ориол кивает, приносит свой телефон и планшет Джона, Андрес какое-то время сосредоточенно, ну, насколько это было возможно, таращится в свой айфон, делая какие-то пометки в графиках и расписаниях. – Значит, так. Смотри, ты летишь с ним в Милан, я перехватываю его в Париже, мы вместе будем в Барселоне – это хорошо… Потом снова Нью-Йорк… Ори, нам придется сказать Келз и Мишель… Они все равно узнают, Джон, конечно, торопиться не будет, а нам понадобится их помощь…– Согласен. Даже если Келли улетит в Дубаи чуть раньше, Мишель останется в Лос-Анджелесе и подстрахует. – Смотри, – Андрес ткнул в планшет Джона, – потом у него начнутся съемки в Испании в этом его фильме, он будет занят… Я надеюсь…Ориола все устраивает, но, еще раз пристально вглядываясь в даты, он вдруг обнаруживает то, от чего весь их план чуть ли не летит к чертям. – Деде! Лондон…И Андрес скорее угадывает, чем слышит все, что сейчас говорит Ориол. – Лондон, два дня! Двадцать третьего показ Тома, а Джон не может его пропустить! Это невозможно, он не пойдет на такое!– Но нельзя оставлять его – там! Одного…Ориол ненадолго задумывается, а потом тяжело вздыхает, и Андрес снова понимает его раньше, чем друг начинает говорить. – Кейт… Надо звонить ей. Но она нас, конечно, убьет!– Нас, может, и убьет, – легко соглашается Ориол, – а Джону поможет, как только мы объясним, в чем дело. А скорее всего, она уже знает, и нам будет гораздо легче. – Ты прав, хуже точно уже не будет…– Погоди, у них сейчас восемь утра! Не надо звонить человеку в восемь утра, особенно, если рассчитываешь на его помощь. Тем более что нам скоро… совсем скоро вставать, а перед этим все-таки лучше поспать хоть немного.Андрес согласно кивает, и они возвращаются в гостиную. Атор, все так же располагавшийся в ногах Джона приподнимает ухо, когда Ориол осторожно опускается рядом, а Джон, кажется, крепко спит.– Все нормально, иди ложись, – шепчет Андрес.Но Ори даже не делает попытки пошевелиться: пока он, наклонившись поближе, поправлял подушку Джона, тот в свойственной ему манере захватил его руку и прижал к себе. Так что Ориолу оставалось только как-то вписаться в небольшое пространство между ним и спинкой дивана... – М-м, нет. Ты иди…Андрес усмехается, поскольку уже подзабыл, каким сентиментальным и попросту милым делается его друг, когда поблизости нет фотокамер и посторонних людей! Но это сейчас, а завтра он всенепременно вспомнит, что диван слишком жесткий, что здесь повсюду – шерсть и так далее и тому подобное…– Ага, сейчас!Андрес притащил из спальни пару одеял и еще одну подушку для себя. Одним одеялом он укрыл Джона и Ориола, ну, и немного Атора. Сам он расположился на другом краю дивана, закинув свои длинные ноги на журнальный столик. Там же он разместил три телефона с будильниками, которые должны будут прозвонить с пятиминутным промежутком – вроде бы он сделал все, что только мог…Джон просыпается первым, помня практически все, что происходило накануне. Атор тут же соскакивает с дивана, тихонько тявкает и бежит в сторону кухни. Джон очень, очень осторожно освобождается от теплого объятия Ориола, подсовывая ему вместо себя подушку, и улыбается, глядя на это светлое лицо, которое во сне еще красивее, потому что сон смягчает его сверхвыразительные черты, придавая чуть больше беззаботности и открытости. Он также очень осторожно перешагивает через ноги Андреса, поправляет его одеяло, смотрит на телефоны и отключает все будильники – они больше не нужны. Прохладный душ окончательно приводит его в чувство – даже голова почти не болит. Он возвращается на кухню, треплет Атора по голове, наливает ему свежей воды и насыпает корм. В остатки апельсинового сока он добавляет свежевыжатый лимонный – это может пригодиться, но лично ему еще понадобится аспирин. Он слышит, как кто-то из друзей щелкает дверью в ванную, значит – кофе. Хоть что-то он может сделать! Черный без ничего – для Андреса, с капелькой молока и щепоткой корицы – для Ори, в холодильнике обнаруживается сыр и остатки хлеба для тостов: Ориолу хватит, а остальные утром не едят… Все, больше он себе такого не позволит: пугать друзей, напиваться на чужих вечеринках, не спать ночами, выкуривать больше одной пачки в день… Андрес выглядит чудесно: с еще влажными волосами, в как-то по-домашнему немного мятой рубашке с подвернутыми рукавами, одновременно хрупкий и надежный. Он улыбается, ласково тянет Джона за подбородок и легонько целует в висок. Джон ставит перед ним стакан с соком и кружку с кофе. – Bon dia***, mi amado! – и почти неслышно добавляет. – Moltes gracies!****Андрес не столько слышит, сколько понимает, кивает и касается его руки, второй рукой он пытается уберечь нос Атора от неизбежного столкновения с горячей кружкой. Утреннюю идиллию нарушает истошный вопль, возвестивший о том, что их друг тоже проснулся, но у него утро точно не доброе.– Джо-о-он! Джон!!! Немедленно, срочно, сейчас же – выдай мне что-нибудь! Ориол возникает на пороге кухни обнаженный по пояс и огорченный настолько, что даже не отгоняет бросившегося ему навстречу Атора со всей его шерстью.– Ходи так! – меланхолично советует Андрес. – Не па…– Шкаф там! – энергично перебивает его Джон. – Ты же знаешь! Все, что найдешь – твое!Ориол окидывает этих двух, в его понимании, недохипстеров презрительным взглядом: баск и каталонская деревенщина – что с них взять? Он благоразумно решает не тратить время на бессмысленные споры и удаляется на поиски самого необходимого. Андрес и Джон переглядываются и одновременно начинают хохотать. Ну, да, несвежая рубашка утром – это же просто апокалипсис для барселонского мачо!– Какой офигенный торс, – наконец-то отсмеявшись, замечает Джон, задумчиво закидывая в свой кофе уже третью ложку сахара. – Откуда только такие берутся?..– Угу, – Андрес фыркает в кружку и не менее задумчиво косится на сыр, предназначенный Ориолу. – Будем надеяться, что этот офигенный влезет во что-нибудь твое, хотя он и в полтора раза шире… А иначе нам не поздоровится! Впрочем, они зря беспокоились, потому что Ориол вновь появляется на кухне уже совсем в другом расположении духа: тонкий трикотажный джемпер темно-серого цвета и белая майка, видневшаяся в треугольном вырезе как нельзя лучше сочетнулись с костюмными брюками (хотя они и уже были в шерсти Атора). Джон понимает, что на нем самом этот джемпер болтался бы непонятно как, а вот Ориолу – самое то. Он даже не удивляется тому, что Ори нашел вещь, о существовании которой сам Джон и не подозревал. Он дожидается, когда Ориол сядет рядом, чтобы снова уткнуться в его плечо, не замечая, как его друзья переглядываются и Андрес успокаивающе сжимает другое плечо Ориола. Все будет хорошо, они справятся, они – “испанская мафия”, они и не с таким справлялись.