1 часть (1/1)

Дом стоит, свет горитИз окна видна дальТак откуда взялась печаль?Линкольн плыл по Садовому, урча и лязгая старым железом. Останавливаясь на светофорах, он недовольно кряхтел, словно не понимая, отчего хозяин не даёт ему развить полную скорость. Начиная движение Линкольн подпрыгивал, выдавая победный рык через выхлопную трубу. И мчал дальше. Линкольн был необычайно похож на собственного хозяина. Большой, обстоятельный, громкий и, конечно, привлекающий всеобщие восхищенные взгляды. Как и хозяин, машинка все время была готова мчать вперёд, только поддавай газу, да крути баранку. В тишине или под громкую музыку, орущую из старенькой магнитолы, в одиночестве или в шумной компании, нагло прокуривающей раритетный салон. Линкольн давно стал пятым, неодушевлённым членом бригады. Хотя, конечно, Космос Юрьевич ещё как бы поспорил насчёт обладания машинкой души. И хотя уже который год положение обязывало Холмогорова передвигаться на солидной, дорогой тачке, время от времени он выкатывал скучающий Линкольн из гаража и отправлялся на ночную прогулку. Закусив губу, Кос внимательно следил за дорогой, сворачивая на знакомых поворотах, отбивая ладонью по рулю какой-то незатейливый ритм. Тихий стук убаюкивал сидящего на соседнем кресле Пчёлу. Тот клевал носом, считая проплывающие мимо фонари. — Ты давай там не спи, — краем глаза Космос заметил проваливающегося в дрему друга. — Почти приехали. Пчелкин тряхнул головой, прогоняя сон, зевнул и потянулся. Откровенно говоря, парни надеялись проветриться, отправляясь на эту прогулку. Выкинуть из головы лишние, висящие над ними, как дамоклов меч, мысли, покутить, как в старые добрые, врубить музыку, да орать в открытые окна. Однако, эта ночь лишь навевала тоску, оседая где-то внутри груди неприятным грузом. Друзья молча колесили по Москве, каждый думая о своём и, конечно, немного об общем. За очередным поворотом показался дом Космоса. Припарковав машину неподалёку от подъезда, Кос ткнул Пчёлу кулаком в плечо, поторапливая его. Ребята вышли и, не нарушая молчание, поднялись в квартиру. Она встретила их темнотой и тишиной — Юрий Ростиславович вместе с Надей уехали в Тверь. Это было удачным стечением обстоятельств. Очевидно, ночная поездка оказалась абсолютно бессмысленной, но расходиться друзьям не хотелось. Хотелось выпить. Витя, сняв пальто и разувшись, прошёл на кухню. Космос исчез в темноте отцовского кабинета, выискивая в серванте бутылку хорошего виски, напевая себе под нос что-то из Цоевского репертуара. Виски был найден, одобрен показавшим большой палец Пчелкиным, разлит по стаканам и поставлен на стол. — Есть будешь? — Космос открыл холодильник, жестом приглашая друга выбрать закусь. — Не-а, — Витя мотнул головой, похлопал ладонью по лежащей на столе пачке сигарет. — Аппетит ни к черту. Кос согласно кивнул и закрыл холодильник, опускаясь на стул рядом с другом. — Ну чего, пьём? — он приподнял стакан. — За что пьём то? — усмехнулся Пчёла. — За жизнь, — пожал плечами Космос. — Тогда — не чокаясь, — Витя выдохнул и осушил стакан. Космос повторил действия друга, а, поставив опустевший стакан на стол, покрутил пальцем у виска:— Ты так даже не шути, Виктор Палыч. Пчёла усмехнулся. — А то вы, Космос Юрьевич, планируете дожить до глубокой старости и умереть с улыбкой на губах, в окружении многочисленных Космиков? — Витя улыбнулся представленной в голове картине. — А чего бы и нет? — Холмогоров пожал плечами. — Чего мне планировать — помереть от пули? — Да те пули и без наших планов, как оказалось...Ребята вспомнили о недавнем случае в лесу. Оба одновременно поёжились из-за внезапно возникшего, почти осязаемого холодка. За первым стаканом последовал второй. Разговор тёк вяло и тихо, сигареты тлели одна за одной, засыпая древесину стола пеплом. Тишина давила на уши. Пчёла поднялся, дошёл до полки с магнитофоном, вставляя в него лежащую рядом кассету. — Чего тут у тебя? — Витя зацепился взглядом за название на ребре кассеты. — ?Кино?. О!Он довольно улыбнулся, усаживаясь на кухонный гарнитур, запевая вместе с тезкой ?Невеселую песню? и отбивая ногой в такт музыке. — Играй! Невеселая песня моя. Играй... Играй, — и вот уже два голоса заполнили кухню. Космос, приободрившись, так старался, разливая виски по стаканам, что плеснул на стол. — Тьфу... — дернулся за тряпкой. — Кос?— А? — Холмогоров, высунув язык от излишней старательности, вытирал стол. — А помнишь, как ты на выпускном на моей гитаре так старательно сыграл ?Перемен?, что аж струна порвалась? — Витя прыснул, в красках вспоминая тут случай. Космос захохотал:— А струна то Филу в глаз отлетела, он рядом стоял, подпевал. — Потом к Томке на свидания с фингалом бегал, — закивал Пчёла. — Да ладно, ему не привыкать... — Космос хлебнул сорокоградусный напиток. — Орал он на тебя знатно, — довольно заметил Пчелкин. — Да это ж Фил. Он ж не со зла — в воспитательных целях, — Кос закашлялся. То ли виски обжигало горло, то ли что-то другое жгло внутри при мысли о Филе. Пчёла считал мгновенно переменившийся взгляд друга и сам тяжело вздохнул, бросая взгляд за окно. — Но странный стук зовёт в дорогу, — бархатом лился голос Цоя из магнитофона. — Может сердца, а может стук в дверь. — И когда я обернусь на пороге... Я скажу одно лишь слово — верь, — тихо запел Космос, подходя к Пчелкину. Он положил руку на плечо друга, слегка постучав по нему. Пчёла грустно улыбнулся, поворачиваясь к Космосу лицом. — ...Мне послышится слово ?прощай?, — шепотом вторил он музыканту. Пальцы Коса сжали Витино плечо, Холмогоров шумно втянул в себя воздух, вглядываясь в темноту за окном. — Лучше без прощаний, — тихо резюмировал он. — Лучше, — согласился Пчёла. Спрыгнул со столешницы, уселся на стул, закурил. — Неправильная у нас жизнь какая-то, — осторожно выдал Космос. — Раньше все каким-то другим было. Душевным. Пчелкин молчал. —Где те пацаны, Пчёл? — продолжал Кос. — Куда все подевалось? Я порой думаю — батюшки, девять лет прошло. А за душой нихрена. Ничего человеческого не осталось. Ты вот, например, когда последний раз себя счастливым ощущал? Не из-за бабок и тачек. По-человечески. — Да чего ты заладил то, по-человечески, не по-человечески... Ну, ощутил вот недавно. Когда Олька камеру вам притащила. Кабы не она, я б вообще сейчас уже ничего не ощущал, — Пчёла сплюнул в пепельницу. Космос смутился, потупил взгляд, накрыл руку товарища своей ладонью. — Брат, ну прости ты меня! — виновато воскликнул он. — Ну урод я, сволочь, каких мало, баран последний. Вот о чем и говорю я — мы совсем озверели, ничего святого... — А есть выбор? — Витя затушил сигарету, сжал ладонь Коса, склонил голову на бок. — Был, — вздохнул Холмогоров. — Ты кем там хотел стать? Аквалангистом? А я ученым, как папа, астрофизиком. — Ай, — Пчелкин махнул рукой. — Не смеши. Физик нашёлся. С винтовкой вместо телескопа. — А я и не смешу, че я, клоун? — обиделся Кос. — Бросим к чертям все это, займёмся, чем захотим. — Ты не клоун, Космос Юрьич, — усмехнулся Витя. — Ты сказочник. Как бы не хотелось Пчелкину верить в наивные мечты друга, он старался здраво оценивать их положение. Пчёла страшно не хотел умирать. Он боялся смерти, как огня, не только потому что это больно и страшно, но ещё потому что ему ужасно не хотелось оставлять родителей доживать в одиночестве, а друзей — оплакивать его могилу. Да и, если честно, мысли о маленьких Пчёлках проскальзывали у парня все чаще, особенно когда он возился с Ванькой. Они с малышом строили песочные замки, играли в шуточную войнушку, бегая по столовой Беловых с игрушечными автоматами под недовольные крики Оли, разыгрывали Космоса — и громко смеялись. Только Ване удавалось оживить в Вите юного пацана, хохочущего взахлёб и не думающего о завтрашнем дне. Только Ваньке. И, конечно, Оле. Рядом с ней он ощущал необъяснимый уют, заполняющий все внутри него. Целиком. Если у него был хоть малейший шанс заполучить кусочек собственного счастья и уюта, то ещё оставались причины, чтобы жить. Космосу тоже жить очень хотелось. Он ведь, Космос Юрьевич, жизнь любил невообразимо. Ловил каждый миг, вдыхая ее полной грудью, подставляя лицо ветру, высовываясь из окна летящего Линкольна. Он ощущал себя таким живым, летая по улицам и проспектам, подпевая под орущую магнитолу, не попадая в ноты. Он ощущал себя живым, проводя ставшие такими редкими, совместные вечера с отцом. Юрий Ростиславович читал вслух, пока Космос, прикрыв глаза, лежал на диване, свесив длинные, не умещающиеся целиком, ноги. Эту традицию ввела мама, пока ещё была жива. Она читала своим мальчикам каждый вечер, убаюкивая обоих нежным, мелодичным голосом. Космос до сих пор помнил ее голос. Изредка, втайне от всех, доставал драгоценную кассету, сохранившую видео с ней. Первый день, когда отец притащил видеокамеру, а мама, наспех натянув первое попавшееся платье, позирует под неумелые попытки Юрия Ростиславовича снять что-то путное. Пятилетний Кос кружится вместе с мамой, а та, смеясь, подхватывает его на руки и целует в щеку. Годовщина родительской свадьбы, летний поход с палатками, Космос идёт в первый класс, почти скрывшись за огромным букетом... Она была везде, такая молодая и красивая, громко — этот талант она, конечно, передала сыну — и заразительно смеясь, щебетала нежным голосом, заставляя что-то в груди Космоса сжиматься и печь до боли. Она читала ему Жюль Верна и Марка Твена, Джека Лондона и Хемингуэя, прививая сыну любовь к хорошей литературе и к жизни. Космосу отчаянно хотелось жить. За себя. И за маму. Вздохнув, он потянулся за опустевшей наполовину бутылкой. Наполнил стеклянную тару пойлом. Мгновенно опустошил стакан. Выдохнул. За окном шумела ночная Москва, мерцая бесконечными огнями, расплывающимися по стеклу оранжевыми неясными шариками. В отражении виднелся силуэт Вити. Он так и сидел, подперев подбородок рукой, не притрагиваясь к напитку. Обычно в их жизни не находилось времени на бессмысленную рефлексию о будущем, но их настоящее порой навевало печальную тоску. И тоска эта сжирала их изнутри, выжигая и так то малое, что там оставалось. Парни бережно хранили свои причины для жизни, на остальное уже не хватало ни сил, ни времени. Перестань хранить и это — и мир обратится в бесконечную тьму, и так подпиравшую их со всех сторон. Космос обновил стакан. Поднял его в воздух, призывая друга к тосту. — Ну что, за жизнь? — растягивая губы в своей космической, как только он умел, улыбке. — За жизнь, — Витя наклонил голову, усмехнулся, глядя на друга с необъяснимой, внезапно возникшей нежностью. Стекло громыхнуло хрустальным всплеском. Цой пел, заполняя кухню тяжелой, печальной мелодией. Одинокая машина, промчавшись под окном, громыхнула железом. Фонари мерцали, бросая отблески света на стол. Космос притянул друга к себе, утыкаясь носом в его светлую макушку. То ли поддавшись порыву, то ли пытаясь спрятать крупные, застывшие в глазах капли. И Космоса и Пчёлу пронзила одна и та же мысль — лишь бы таких вечеров ещё было много. Лишь бы оставались причины жить. А потом придет она.Собирайся, - скажет, - пошли,Отдай земле тело...Ну, а тело не допело чуть-чуть,Ну, а телу недодали любви.Странное дело...Там за окномСказка с несчастливым концом.Странная сказка...