III. Agonie und Tod (1/1)

...Темнота. Темнота и... ужас. Меня охватывает немой ужас. Это... это просто абсурд какой-то. Это бред. Этого не может быть! Мой фюрер... самоубийство... И я исчезаю. Я что... я проиграл?.. - Нет! Я живу, черт побери! - Громкими гулами разрывающихся снарядов мой крик раздается в моей голове.Внезапно чувствую прерывистое, острое покалывание в груди. В районе сердца. Виски вдруг взрываются пульсирующей болью. Болью, которую невозможно терпеть. Я кричу, сжав голову руками, и чувствую, как какая-то невидимая сила насильно ставит меня на колени, заставляя мышцы напрячься еще больше. Жалобные стоны и крики моих умирающих солдат оплетают мой разум, русская речь временами прерывает этот ужас. Но она только подсыпает соль в эту открытую рану, делая ее еще кошмарнее. - Нет... Нет! Нет! Нет! – Пытаюсь выплеснуть всю свою боль вперемешку с гневом наружу. – Я буду жить! Вашу мать, я буду жить! В голове по-прежнему звучит это неописуемое аутодафе – агония моего народа. И моя собственная. Резкая боль, сдавила сердце в тисках. В ужасе я распахнул глаза, обведя маниакальным взглядом все вокруг. И внезапно... Мое горло сжали невидимые руки.- Третий Рейх! Ты виноват! Твой фюрер виноват! Повели людей... люди... смерть... Вот что их ждало! Смерть... Смерть... Смерть. Ты будешь следующим...Я слышал голоса этих выживших немцев. Слышал жесткие, гневные голоса своего народа у себя в голове. И не мог поверить.Тысячи острых зубов впились в мое тело.Я не мог даже выдавить и звуку, не то, что кричать. Я чувствовал, что задыхаюсь. И действительно задыхался. Стиснув зубы, я откинул голову назад, стараясь найти положение, в котором смогу хоть немного вздохнуть. Но все мои попытки оказались тщетны. Все было бесполезно. Укусы стали ожесточенней, а невидимые руки продолжали меня душить. Горло отдалось резкой острой боли, будто кто-то вонзился в него острыми зубами. Что-то горячее обожгло мне кожу.Истошный вопль вылетел у меня из груди, когда я схватился за шею. Кровь, вытекавшая и изо рта неприятно раздражала и без того раненое горло. Но мои пальцы, уже липкие, обагрившиеся кровавым рисунком, не нашли на шее даже раны. Только кровь. - Что?!Я был ошарашен. Внезапный болезненный и сильный удар в спину заставил меня упасть. Сердце жалобно ныло, из горла не прекращался стремительный кровавый поток, а поясница и ребра воздались новой болезненной стрелой.Боль была жуткой. Боль была отвратительной. Боль была дьявольской и зверской. Казалось, кости сейчас раскрошатся и превратятся в пыль. Я не мог и шевельнуться. Лишь лежал и кричал, и каждый новый крик давался мне с трудом. Но я не мог остановиться. Боль не щадила. Она все лихорадочно крутила свое адское колесо. Виски ожесточенно пульсировали и я слышал гневные, жалобные, проклинающие голоса людей. Я слышал победоносные русские выкрики. Я слышал конвульсии своего народа. Кто-то невидимый схватил меня за волосы и резко, со всей яростью ударил лбом о пол. Тоненькая алая струйка, просочившаяся из рассеченного лба, резко контрастировала с бледностью кожи. В глазах потемнело. Но эта темнота сразу же сменилась. Я видел, как Красная Армия входит в Берлин. Видел марш. Их марш. Марш их армий. Видел, как над Рейхстагом устанавливают Победное Знамя. Видел те же красноармейские самолеты, пролетающие над моими еле живыми войсками. Видел, как загорелся, будто сам собой, огромный красный флаг со свастикой. Я видел. Я все это видел! Видел и приходил в ужас. Видел, как тысячи людей – и немцев, и других национальностей – срывают красные полотнища с расположенной в центре на белом круге чёрной наклонной правосторонней свастикой. А потом... Потом режут, топчут, поджигают, даже расстреливают. Те, кто когда-то мне присягнули, теперь расстреливают мою честь. Мое имя. Мою сущность. - Нет! Невозможно! – Вскричал я, опять забившись в конвульсиях, сжавшись и скрутившись от новых болей. Это означало для меня крах. Крах всего. Режима, политики, власти, контроля, возмездия, меня самого... Нет! Я не могу во второй раз проиграть войну! Не могу! Моя месть не закончена!- Я не могу так.., - мой новый оглушительный, вопиющий крик заглушил выстрелы в моей голове. И моя рука... Моя правая рука! Моя ладонь! Корчась на полу, я с трудом перекатился на бок и поднес неимоверно тяжелую и пульсирующую болью руку к лицу. С трудом разжал ее и вновь начал задыхаться. На символе, шраме в виде свастики, по его контуру, стала медленно проступать кровь. Сам шрам будто горел изнутри. Новый приступ боли заставил меня извиваться на полу. Ребра, казалось, уже треснули, а какая-то неведомая мне сила, какой-то неизвестный зверь опустил на мою грудь свою железную тяжелую лапу, и, давя на нее, лишал возможности дышать. Мышцы шеи в муках натягивались, как струны; кровь, хоть раны и не было, не переставала вытекать и окрашивать светлый деревянный пол в алый цвет, а само горло при каждой попытке глотнуть взрывалось жгущими, обжигающими искрами. Кровоточащая рука внезапно, не по моей воле, потянулась к горлу. Символ моей власти и моего возмездия вычерченный на ладони уже полностью захлебнулся кровавыми реками. И когда моя ладонь в мертвой хватке сжалась на собственном горле, я ощутил пульсирующую силу, исходящую от шрама. В голове тут же возобновили свою страшную симфонию марши солдат, голоса, немецкая речь. Но к ним прибавились крики. Крики, в несколько раз сильнее, в несколько раз страшнее прошлых. Истошные крики. Душераздирающий плач.Жалобные стоны. Эти звуки потопали в судорогах, обрывались, а потом снова возрождали свой печальный, траурный реквием. - Это стоны твоих солдат, Рейх. Плач твоих людей. Крики твоей армии... Но они не одиноки... Тут и те, которых ты убил, которых ты расстрелял, которых ты сжег заживо.., - раздался громкий шепот в моей голове, затмевающий весь этот звуковой ужас. Рука плотнее сжала горло. От нехватки кислорода и беспомощности, я согнул ногу в колене, помогая ей, чтобы отползти. А дальше просто не выдержал. Со всей силой, со всей оставшейся яростью, стукнул ногой по полу. Вторая ладонь уже давно вцепилась в запястье правой руки, пытаясь оторвать ее от моей шеи. Но все было тщетно. Резкий звук разрывающегося снаряда взорвался, будто, прямо у меня возле уха. Будто я прямо сейчас, прямо в этот момент нахожусь на минном поле. На поле боя. Жуткая боль в ушах просто вынуждала дальше издавать громкие, истошные крики, срывая к чертям мне весь голос. Я почувствовал, как внутри меня что-то оборвалось. Но я... я, на удивление, все же мог слышать. А шрам все продолжал кровоточить. Кровь сворачивалась, темнела, засыхала на моем лице, на горле, на полу. Тут, цепкая хватка ослабела, но сразу же переместилась на мои волосы. Пачкая кровью, пальцы сжали их на темени и, потянув за них, с силой ударили меня снова, только уже затылком о пол. Волна жесточайшей боли прошибла мою голову, залетая в каждый уголок, и распространялась дальше, наполняя каждую клеточку тела невообразимым мучением. Что-то довольно яркое ударило в мои зажмуренные глаза. Распахнув их, я увидел... зеркало. Неужели?..Я огляделся. Я помню это место. Когда-то, именно здесь, я первый раз пришел к Людвигу. Плотно стиснув зубы, я поднялся на ноги. Ребра до сих пор болели, но меньше, а горло уже не так сильно пылало болезненным огнем. Казалось, это странное место действует на раны и боль как-то успокаивающе. Очередной парадокс. - Что ты натворил?! – Громкий голос заполнил все помещение. Он был везде... и нигде. Я насторожился. Левая рука потянулась к револьверу, вытянув его из кобуры и крепко сжав. Повертев головой, я пытался найти источник шума. – Ты принес уже довольно бед. Я молчал, а мое сердце, все еще сжимаемое незримой силой, бешено стучало. - Возмездие ты принес не до конца. Но я был глуп... что тебе доверился. Наконец-то! Наконец я его увидел. В зеркале. Он был в зеркале. И я его сразу узнал. Ведь... это же был я. Что ж, давно не виделись. Растянувшись в хитрой усмешке, я медленно подошел к зеркалу, остановившись напротив себя. - Мы опять встретились, Людвиг Крауц. - Рейх. – Людвиг легко кивнул головой. Ха-ха! Он поприветствовал меня! Забавно. - Что-то давно тебя не было, - с издевкой в голосе я, спрятав левую руку за спину, снял с револьвера предохранитель.- Нет. Я был. Я всегда был. Только не мог тебе противостоять. А сейчас... Ты уже слабый, Рейх. Такой жалкий.., - не без сожаления ответил мне Крауц. Что?! Да как он смеет?! Да как он... - Это ты жалкий! – Прорычал я, всматриваясь в эти ненавистные мне небесно-голубые глаза. – Это ты жалкий! Не страна, а черт знает что! Слабак, проигравший в войне и просивший потом меня о мести! Ты и сейчас слабый. Униженный. Растоптанный. А я... Я поставил на колени практически всю Европу! - Рейх... Тебя ненавидят. Презирают. Твой фюрер – суицидник. Твой же народ, я не говорю уже о других, презирает тебя вместе с твоим мертвым фюрером, - спокойно ответил Людвиг и сделал шаг вперед. - Нет! Ты врешь! – Я злостно воскликнул, диким зверем внимательно наблюдая за действиями Крауца. Это неправда. Он лжет! Меня любят! И я буду жить, черт побери. - Ты, нет... ты не подвел меня... Ты был моим возмездием, моей местью до поры до времени. Когда пелена ярости, застилавшая мне глаза наконец развеялась и я увидел, что ты творишь. Ты ведь убивал не только врагов. Ты уничтожал и своих! – Он перешел на крик. – Своих же истреблял! Свой же народ! То, как ты отбирал каждого, подобающему арийцу! То, как ты убивал, отправлял в концлагеря или на пахоту не подошедших под описание людей! А потом расправлялся с их семьями, бессердечно лишая жизни каждого! То, как ты жестоко пытал пленников. То, какую ты вел пропаганду! То, как ты был эгоцентричен, зацикленный на своей власти, на власти своего фюрера! То, сколько ты пролил крови!.. Лагеря смерти, массовые расстрелы!.. Сколько ты пролил крови.- Так не твоей же, идиот!- Именно, что и моей! Моей в том числе! Он замолчал, а я видел, как он тяжело дышит из-за нахлынувшего на него гнева. Ну кому, если не мне знать это?Немного успокоившись, он уверенно продолжил: - Ты принес больше разрушений. Намного больше, чем я. Ты принес столько смертей. После того, как твой фюрер застрелился, его примеру последовало большинство немцев. А твой режим... он просто бесчеловечен. Твое время прошло. Твое время пришло. И ты это знаешь. Я тогда тебе поверил. Ты ведь так можешь очаровывать словами... - Что-то раньше ты не протестовал, - я язвительно усмехнулся, расплывшись в своем привычном хищном оскале. Белые зубы и клыки теперь украшала кровь, которая ранее потоком вытекала из моего рта. Я действительно выглядел устрашающе. С этим взглядом, с больным взглядом маньяка я действительно напоминал хищника. Несломленный, не сдавшийся... И я верил в себя. Все еще верил.- Я был идиотом. Просто ослепленным жаждой мести идиотом. И я попал на твой крючок... А жаль. Надо было остановить тебя раньше. Но спохватился я поздно. Слишком поздно, - его глаза выражали уверенность. Как тогда. Когда он отдал мне свое тело. Тогда его взгляд меня немного забавлял. А сейчас... Сейчас уже начал пугать. Но я старался не показывать своего скрытого страха. Продолжал так же нагло, плотоядно ухмыляться. Он сделал еще шаг ко мне и, как когда-то и я, протянул руку. Но коснуться ею стекла не спешил.Вдруг, шрам на моей ладони начал отдавать тревожной пульсацией, с каждой секундой ускоряя биение, будто чувствуя приближение моего отражения. Будто чувствуя опасность. Но сама рука, неконтролируемая мною и полностью равнодушная к беспокойству шрама, медленно повторила зазывающие движения зеркального отражения и потянулась к нему. Шрам запульсировал еще сильнее. Кончики пальцев Крауца уже коснулись холодной зеркальной поверхности и не торопились обрывать касания. Я знал, что будет, если моя ладонь коснется руки двойника. И я ни в коем случае не мог этого допустить. Темно-сапфировые глаза встретились с его, небесно-голубыми. На моих губах проскользнула усмешка. Левая рука только крепче сжала револьвер. Я убью тебя. И буду вечно в твоем теле. Буду вечно жить. Буду властвовать, править. И ты мне не помешаешь, чертов Людвиг! Чертов Крауц! Мне положено править! Ибо я – Тысячелетний Рейх! Эти непобедимые мысли вскружили мне голову, и я засмеялся. Засмеялся бешеным, неуправляемым смехом. Всеми оставшимися силами, сдерживая правую, тянущуюся к зеркалу и пульсирующую руку, нацелил левой револьвер прямо в сердце своему отражению.Смех перешел в маниакальный, припадочный. Не задумываясь, я выстрелил. Выстрел один. Второй. Третий.Осколки стекла блестящим звонким водопадом падали на пол. И снова я чувствовал боль в сердце, слышал новые крики сотен тысяч людей в своей голове, кровь, хлынувшая по-новому из горла, моментально попала на несколько зеркальных осколков. Голова заново начала раскалываться, а ребра с каждым вдохом заставляли делать медленный выдох и дышать рывками.Но я не останавливаюсь, я продолжаю стрелять и стреляю до конца! И прекращаю лишь тогда, когда закончились пули. Моя ярость еще обжигает сердце, пересиливая, преодолевая боль. Тебя уже нет... И быть не должно. Дабы убедиться, опускаю голову вниз... и вижу. Вижу в каждом осколке твои глаза. Небесно-голубые. Невозможно! Я отбрасываю бесполезный револьвер в сторону и вдруг ощущаю, как черный на цепочке крест в серебряной окантовке становится жутко тяжелым. Он начинает давить мне на грудь, а потом резко тянет вниз. Поддавшись и вскрикнув, я ошарашено опустился на колени перед большим осколком, из которого на меня смотрели твои глаза. Как... как ты?.. Это же... Бред. Безумие. Паника овладевает моим разумом наполовину с болью. Как яд эта невыносимая боль, эта нестерпимая мысль просачивается в мою кровь, растекаясь по всему телу. Шрам истекает кровью и рука, не слушаясь меня, опять к чему-то тянется. Но уже-то к чему?! - Рейх, сдавайся. Ты умрешь. Ты исчезнешь. Ты уничтожен. – Голос облетает все помещение и эхом, вместе с криками и выстрелами, отдается у меня в голове. – Ты проиграл. И должен быть повержен. - Нет! – Горло болит уже и от оглушительного вопля, голос срывается, а взгляд испуганно мечется по сторонам. И везде натыкается на эти глаза. - Теперь я буду тебя вести. И теперь ты будешь меня чувствовать. Теперь я опять смогу быть собой. Черт! Черт побери! Этот голос, он сводит меня с ума! Окровавленная дрожащая рука наконец чего-то коснулась. Чего-то прохладного. И я живо перевел на нее свое внимание. Огромный осколок... в который уже всей ладонью упирается рука моего двойника. Но когда я это понял – было уже слишком поздно. И вновь. Острием будто прознили мое тело. Она электрическим разрядом пронеслась по нему, не оставив ни единого живого места. Мой крик, как и боль, поглощал все. Не могу! Не могу! Не могу! Тело в муках изогнулось дугой, рухнув после наземь. - ... за нами пойдет Германия!.. Я вновь услышал выстрел прямо возле уха, и висок обожгло огнем. По нему горячими струйками поползли кровавые змейки, оставляя алые дорожки.- ... убийца!.. Левая рука лихорадочно в конвульсиях задрожала, начиная биться о холодный пол. - ... мы станем высшей нацией!.. Из невидимой раны на горле неудержимым потоком вытекала моя жизнь, моя кровь. Я уже ею захлебывался, а она все бежала и бежала...- ... на расстрел!.. Все тело свело в судороге.- ... согнать всех евреев, согнать всех пленных и расстрелять! Сжечь!.. От боли у меня расширились зрачки, полностью закрывая темно-сапфировую радужку, делая глаза чуть ли не черными.- ... проиграл… Вместо крика, наружу вырывались булькающие и клокочущие звуки. Мне приходилось глотать эти кровавые сгустки, эту вязкую, металлическую на вкус жидкость, чтобы не захлебнуться. - ... мы поведем людей!..Ужасно кружилась голова. Я хватался за нее, пачкая блондинистые волосы своей же кровью. - ... уничтожить Третий Рейх!.. А руки все дрожали. В особенности левая.- ... ибо нет ничего невозможного на нашем пути!.. Что-то не давало мне перевернуться даже на бок.- ... смерть... виноват!.. Что-то держало меня. Удерживало в невидимых тисках.- ... Тысячелетний Рейх – вечен!.. Правую ладонь пронзили тысячи острых игл, и я, сжав ее со всей силы, чувствовал, как ногти впиваются в кровавое месиво, что сейчас называлось моей ладонью, в кровавый шрам моей власти. Кровавый шрам моего имени. - ... будь ты проклят!.. Я слышал все эти голоса будто наяву, и они меня загоняли. Я слышал уверенный голос моего фюрера и слышал проклинающие голоса своего народа. Они внедрялись в мой разум. Они кружились в моей голове, не давая передышки, не отпуская. И с каждой секундой их тон повышался, а их количество росло.Эта была пытка. И она была страшна. Она была дикой и ужасной. Моя агония. Нет! Это иллюзия! Всего лишь иллюзия! Это бред! Просто бред! Моя больная фантазия! Мое воспаленное воображение! Этих голосов нет! Их нет! НЕТ!!! Но все это так жутко было похоже на реальность... Нет! Я зажал уши ладонями. - Хватит! Хватит, прошу! ПЕРЕСТАНЬТЕ! ХВАТИТ!!! – Голос почти сорвался, но я пытаюсь придать ему силу. Я уже не слышу себя, не помню себя от боли, которую эти голоса тоже мне приносили.Я чувствую, что растворяюсь. Я не могу остановить ужасной дрожи в левой руке. А правую будто сейчас разорвет! Чувствую бешеную пульсацию в висках, покалывание в ладони. Будто сходит, исчезает вместе со мной и символ моей мощи. Чувствую, как слабею. Чувствую себя истощенным, изнеможденным. Моя былая мощь выплеснулась из тела изо рта, из виска, из шеи, из руки. Вместе с вытекающей кровью она пропала, испарилась. Силы почти оставили меня... Но я не хочу исчезать! Только не сейчас! НЕ ХОЧУ!!! Я издаю последний отчаянный, истошный, пронзительно-громкий крик... ...Медленно открыв глаза, дрожа от слабости, я сел на холодном полу. Mein Gott! Как же головная боль ко мне беспощадна! Стараясь не обращать внимания на это неудобство, провожу рукой по волосам. Привычка. И тут же чувствую что-то засохшее, немного липкое на пальцах. Кровь... Неуверенно прикасаюсь к шее, но ничего там не обнаруживаю. Ничего. Ни крови, даже ни царапины. Никакой боли. И хотя бы намека на нее или упоминания. Взгляд непроизвольно падает на осколки зеркала. Подняв с пола немаленький осколок, я вглядываюсь в свое лицо и вижу небесно-голубые глаза. И все еще не верю. Я не верю и аккуратно разжимаю правую кровавую ладонь. Аккуратными движениями осторожно убираю темно-алые сгустки и замечаю пару неглубоких следов от ногтей и... шрам. От него не осталось и следа! Тот ужасный шрам исчез! Но зато появился новый.В небольшом отражении осколка, я заметил небольшой, странный символ в круге, похожий на орла. Он, своим насыщенным багровым цветом, проступал на моей бледной коже. Там же. На той же правой ладони. Как напоминание о неизбежном, о случившемся. О том, что было... И уж точно, яэтого не забуду никогда. Потребуется много времени, чтобы шрам зажил и принял бледноватый цвет. Все же это прошло. Это закончилось. Его больше нет. И я надеюсь, он больше никогда не появится. Третий Рейх исчез. Третий Рейх канул в пучине своей же жестокости. Все еще обессиленный, с трудом, но уверенно, я поднимаюсь на ноги._____________________________________Agonie und Tod (нем.) - агония и смерть