1 часть (1/1)

У императрицы расслабленная причёска под?— ужасно громоздким?— подобием короны, возмутительная нехватка узлов на одеянии и немонархически влюбленный взгляд. Она?— не специально! —?прячется за стенкой, тяжело дышит, осторожно выглядывает.—?Вы ведете себя, как ребёнок, ваше Величество.Гу Наньи не подходит, ждёт и до ужаса красивый в своём двухцветном одеянии и?— точно! —?без него. Подходить первым?— не в его привычке, как у того же?— привлекательного, но порой-всегда-слишком раздражающего?— Гунсунь Ляна. Не в его привычке вообще проявлять интерес, особо явный, только если взглядом и?— иногда?— словом.Но то, что этот интерес есть, ещё надо доказать, хотя в него очень?— очень-очень?— хочется верить. Как бы не был меланхоличен Вэньнин, как бы не был манерен?— в странной мере-без-меры?— Хунжим, как бы не был ушаст и?— фантастически мило?— смущён Хань Цзыгао, императрица?— вопреки вкусам, никаким не прошлым?— мысленными капризами жаждет именно Гу Наньи. Его лицо?— напротив, голос?— рядом, над ухом, прикосновения?— нежно-дерзкие в зависимости от ситуации.—?Вот как. А мне казалось просто глупо.Улыбается, кротко, уголками губ, подаёт руку. Едва заметно краснеет, переводит взгляд. Пир в самом разгаре, но?— не понимающий?— завсегдатай почему-то не стремится на него. Вынимает что-то маленькое из широкого рукава и, обхватив его ладони, передаёт.—?Считается?—?Нет.В сложенном куске бумаги узнаётся цветок, предположительно?— пион. А выше монарх по-детски выпячивает нижнюю губу.***Ей плохо, тошнит уже второй день. Лекари не знают, что делать и она?— точно?— не беременна. На самом деле?— только ей?— всё понятно. Банальный яд, во время банальной эпохи, в банально неподготовленном для этого теле.От этого?— ещё хуже, от этого температура и?— совершенно-абсолютно естественное?— желание сжать крепкую руку Гу Наньи, от которого служанкубросает в дрожь, вызывает сдавленный смешок, надоевший приступ.В гареме?— по словам Гунсунь Ляна?— по ней уже тоскуют, не находят места, помогают сочинять, а маленький Сю Жет?— только не надо хвастать, умоляю?— непривычно молчалив.Но императрица?— как истинный правитель?— первым делом после успешного исцеления идёт на пир, улыбается Гу Наньи, дарит сладко пахнущий пион, театрально удаляется, ощущая взгляд в ровную спину.Жизнь возвращается в привычное русло у всех, кроме, разве что, самого старого?— самого мудрого?— придворного лекаря, которого пугает желание повторить процедуры детства и слишком пристальное разглядывание ядов на полке.Она же только улыбается и добавляет тихо?— удивленному?— пожалуйстаБыть императором в Китае?— тем не менее?— не сложно, а даже интересно. Хотя бы, потому что вопрос когда я умру? задаётся настолько часто, что воспринимается шуткой.***Не шутка?— плотная стена чёрной одежды, не шутка?— похотливые взгляды, не шутка?— ужасающий запах пота, не шутка?— жадные прикосновения и болезненно-глубокие толчки. Не шутка?— сломленное сопротивление, убитые солдаты, искусанные руки, всё равно зажимающие рот, не шутка?— исцарапанные пальцы на талии, рёбрах, груди, шее, волосах.блондинкаблондинка-императорда ещё и такаячто же тысама вырядиласьчто сопротивляетесь, Ваше Величество, будто мы первые,а так ты даже на иностранку тянешьсмотрите, правдаи чтоиностранцы уродливыебабы их подавновсё, ты закончил, пропустия после тебя пойдупо второмуда, слишком уж хорошоя тоже тогда, конечно же, с Вашего позволенияНе шутка?— слёзы, истерзанное платье, синяки, кровоподтеки, намертво склеенные бедра, не шутка?— боль во всём теле и истерика прямо там, рядом с солдатами, не шутка?— моральное падение и?— рефлекторная?— защита от бережного поднимания на руки. И потеря сознания после?— тоже далеко не шутка.***Она просыпается, пугается темноты перед глазами, а потом?— с облегчением?— моргает. В вечерней тьме узнаваемый уголками памяти силуэт служанки подаёт ей пиалу с?— удивительно вкусной?— водой, прикладывает руку ко лбу, раздражает слух. Затем уходит, скорее поняв кивок, чем увидев его.Приходят евнух?— зажигает фонарь у стены напротив окна?— и министр Лого, в ткань которого она вцепляется и непроизвольно плачет, мямля что-то про недостойность имперского титула. Мямлит долго и?— постепенно?— всё более непонятно и тихо. А как заканчивает, получает ласковое?— отцовское?— поглаживание по голове и вы не правы, моя госпожа, имперского титула вы достойны как никто другой, но и повышенной защиты, ещё и как женщина, тоже. Мы просим у вас прощения и обещаем, что такого больше не повторитсяХочется верить, и она верит, говорит, не смотря на хоровые отрицания сама виновата и засыпает, обессилев.Всю следующую неделю её пичкают лекарствами, приходят?— слишком часто покашливая?— в покои, за советом, не дают пройтись дальше сада и?— особенно?— зайти к самому мудрому лекарю. Ограничивают в общении с ребёнком и супругами, кроме, разве что, Вэньнина?— на правах главного мужа. Однако он не стремится наносить визит и приходит лишь раз, спросить про?— душевное?— состояние, отдать свиток с песней и?— с абсолютно непроницаемым лицом?— крохотного журавлика в острых лепестках аккуратного пиона.***Пиры?— что-то поистине невероятное до такой степени, что она с удовольствием бывает на третьем подряд, уделяя, правда основное внимание перерывам. Прогуливается вдоль и поперёк, делает совершенно уставший?— непонятно на что и кого рассчитывающий?— вид, дарит не только ответную улыбку, но и довольное?— кошачье?— моргание. Чем вызывает странную, но забавную реакцию.Спускается, берёт за?— не отдёргиваемую?— руку, заглядывает прямо в глаза. Красивые, тёплые тёмные омуты, в которых она бы с удовольствием утонула.—?Я люблю вас.—?Я знаю.В душе ей?— больно и обидно, успевает только отвести взгляд, перед тем, как зовут обратно. Возникают абсолютно современные американско-клишированные мысли, от которых в итоге хочется доказать не самым гуманным способом, что просто знать недостаточно.—?Спасибо. За журавлика.Слишком близко, слишком на ушко, слишком внезапно и неожиданно от хватки на запястье.—?Не вздумайте.***Императрица не знает?— на самом деле наоборот, что в Гу Наньи такого, привлекательного. И поэтому из раза в раз сталкивается с ним, дарит цветы?— неизменно пионы, смотрит неприлично долго и пристально. Ей всё чаще кажется, что с эпохами люди меняются, становятся менее… гу-наньискими, и?— что бред?— её сюда забросило только, чтобы вдоволь полюбоваться на эти чуть резкие черты.Но?— пока?— это не мысли сумасшедше-помешанной, и государственные дела тоже имеют значение. Даже минимальные, даже на острове Таохуа, даже с Чэнь Баху.***Ей искренне хочется его побить или?— хотя бы?— ударить, но она?— уже в пределах отдельного дворца?— только целует эти долгожданные губы, кусает чуть ли не до крови, но отстраняется, как от чумного. В тёмных волосах?— заколка, в глазах?— секундное непонимание.—?Я могу быть нежным. Или просто побыть рядом.Но она?— пулей?— вылетает за дверь, потому что не может, потому что не должна, потому что не заслуживает. Добегает до своих покоев, закрывает все двери, плачет громко и навзрыд, сдирает с себя имперскую одежду, вместе с кожей. Казалось?— всё было так давно, казалось?— забылось, казалось?— вспомнилось бы только мимолетно, казалось?— не вызвало бы никакой истерики и голосов вокруг, едва слышных, напирающих.Тянется за пузырьком снотворного, выпивает, валится на постель, чтобы не так сильно напугать итак-нервы-не-к-черту служанку. Чтобы наутро посмотреть в пристальные омуты и покачать головой.И прийти только спустя несколько месяцев и?— как видела в фильмах?— явить всю себя, очень надеясь на согласие, иначе последует очень смешная в своей неловкости ситуация.Подождать пару долгих секунд, пару раз вздрогнуть от холода и?— наконец?— оказаться в не менее холодных объятиях, прижимаясь к обжигающе горячему сердцу.