ЭПИЛОГ. (2/2)

— …Не так часто, как ты. — Хах. Да.

О Господи. — Останешься на ужин? — они сделали небольшой круг, обойдя всю ту милую, но небольшую улицу, на которой жил омега. Там же был и цветочный магазин, закрытый, правда. Уже начало понемногу темнеть. — Я собирался вернуться домой поездом.

Да кто отпустит его? После того, как приехал, как подарил эти чертовы восхитительные цветы, как наговорил кучу таких лестных слов? Ивлис ведь жил один. Адачи уплыл обратно к жениху в Америку, стоило протрубить об окончании войны, и вторую половину августа Джинн уже жил один в особняке Роззердриггов. Потому, когда уехал, снял квартиру сам. С одной кроватью. Большой кроватью. Кто ж знал, что так удачно?

— Поезда не ходят поздно ночью? — Ходят…

— Значит, воруем курицу где-нибудь на ужин, и возвращаемся. — Что?

Сатаник вдруг подумал, что от всех этих переживаний у него начались проблемы со слухом. Ивлис только что… — Курицу. — …Зачем ее красть?

— Хочу краденую.

Мужчина усилием воли подавил хохот. Ну разве так можно? Что за глупости несет это дитя, которое не перестает горланить о том, что оно уже взрослое? Украсть так украсть. — Сейчас я украду одну курицу. Ивлис хотел провалиться сквозь землю. Что скажут его соседи, когда увидят, что альфа тащит его на плече прямо по улице, словно он какой-то трофей? Было так стыдно, что парень даже не стал кричать, лишь бы не привлечь ничьего внимания. Все же, он сам напросился. — Вот и все, — мужчина легкой поступью дошел до двери с вывеской, опустил чужое тельце на землю. С омеги сейчас можно было сделать томатный натюрморт.

— Ну ты и дебил… Они поднялись в квартиру. Она представляла собой маленькую, но довольно уютную комнатку, в которой находились разом и кухня, и столовая с гостиной, и там же в самом углу стояла кровать с парой тумб. Подобное тоже можно было назвать студией. И Сатанику здесь понравилось.

— На самом деле курица есть. Я только разогрею… Вот хитрец. Мужчина решил ждать в положенном месте — за столом. Он был маленький, всего на два места, и весь мелко порезанный, а где-то была глубокая ямка, оставшаяся, вероятно, от ножа, что вонзили туда под прямым углом. Что же за дикари тут жили до его Ивлиса?

Ужин был вкусным. Как и все, что когда-либо готовил Джинн. Как и все, что он когда-либо делал, было вкусным, прекрасным. Невероятным, как и он сам. И открыто признаться себе в том, что ты восхищаешься кем-то, стало одним из самых приятных ощущений для Сатаника.

— Останешься? — это было задано так, словно не требовало ответа. Альфа глянул на розы, которые уже какое-то время покоились в стакане с водой. Подумал, что их запах так идеально сочетается с жасмином, и решил как можно чаще дарить Ивлису цветы. Вообще все, что угодно. Он был готов в этот момент подарить ему свою жизнь.

— Я завтра хотел начать поиски дома. — Все же решил купить себе отдельное гнездышко, хах? — Ивлис встретил полный серьезности, прямоты взгляд и понял, что сейчас будет очередная порция неловких откровений. — Не себе, — и этого было достаточно, чтобы в груди защемило от чувств.

— Тогда завтра отправишься прямиком от меня. Они легли в одну постель. И больше не было смысла смущаться, скрывать желание вдохнуть поглубже чужой феромон, коснуться волос или руки. Они все разъяснили. Не нужно было даже говорить слов любви, они, казалось, понимали друг друга так хорошо, что можно было больше вообще не говорить.

Простые объятия казались волшебной сказкой, а поцелуи — настоящей бурей из горячих губ, вздохов и сплетения языков. Разве могло быть так прекрасно просто касаться чужой кожи? Они оба метались как умалишенные, сменяя нежность на грубость, а животную страсть сменяли невинные ласки. Неумелые движения становились все уверенней, а голоса громче. Даже будучи друг у друга первыми, не имея никакого опыта, они были уверены, что именно так лучше всего. Только сливаясь воедино могло быть так прекрасно, только вместе так замечательно, что они не заметили наступления утра. А после они распрощались, как давние возлюбленные, не желая отпускать друг друга до последнего. И расставались они отнюдь не надолго. Разлучаясь, наверное, в последний раз перед тем, как не отпускать друг друга больше никогда.