Thirst (Кайло Рен/Рей) (1/2)
О, вот она стоит, потупившись, на?пороге. Исхудавшая, завернутая в?новые тряпки, но?смуглость не?вымыть с?кожи, как не?снять веснушки, разве что острием вибро-ножа стесать. По?одной, стряхивая себе в?ладонь, а?потом затолкать в?ее?чудный ротик, и?пусть глотает, давится. И?смотрит покорно, как он?избавляет ее?от?всего этого наносного, чего набралась у?Люка.
Одежды нацепила джедайские, значит, мнит себя достойной, гляди-ка. Слой за?слоем укрывала плечи, только?бы спрятать свои тонкие сахарные кости?— ему на?один укус, треснут и?рассыплются осколочками на?языке. Сладкая, она вся сладкая. И?кровь у?нее другая. Пыльная, горячая... дикая, что те?вихри над поверхностью планеты.
Надо?же, и?меч себе забрала. Не?постеснялась, помойная крыса. Хотя какая с?нее крыса, скорее уж?ядовитая змейка с?янтарным тельцем, гибким и?крепким. И?зубами острыми, наполненными смертельной отравой.
—?Чего тебе,?— он?приветствует ее?так, как заслужила.
Вернулась?бы раньше, не?заставив его ждать, может, пощадил?бы. А?так...
А?чего ее?щадить, она?же бестолковая, в?ее?голову ничего не?загонишь кроме этого ее?голода, жадного, бесконечного. Он?как-то заглянул туда, знает, чего она так боится.
Такая вся взрослая, волосы распустила по?плечам, прядки у?подбородка щекочут, касаются смуглой кожи зазывно, а?по?сути все еще ребенок. Вечно голодный, вечно одинокий.
Вот почему пришла. Одной быть страшно.
Были?бы друзья, но?он?всех их?по?одному... Каждого, и?присылал ей?подарки. То?голову, то?пальцы. Да?одного пальца иногда хватало, а?уж?когда в?коробке отослал весь окровавленный, изломанный протез руки, как она выла, как страдала сквозь Узы. Неделю спать не?мог, ощущение было, словно она там себя убивала. Может, конечно, и?пыталась, он?не?видел.
Отгородилась?же, спряталась за?Силой как за?закрытой дверью, надеялась, что отрежет, а?оно никуда не?делось.
Узы?— они такие. Куда им?деваться, они?же с?Рей хуже, чем скованы, сшиты одной нитью, повенчаны кровью и?ситхскими клятвами. Клятвы хоть по?доброй воле дают, а?она вот не?хотела. Узы так захотели, без ее?на?то?дозволения.
Молчит, закусила губу, терзает белыми зубами, а?руки сложила перед собой, все равно что в?энерго-кандалах.Надо?бы и?в?самом деле ее?в?кандалы, в?клетку. Маленькую такую, чтобы разогнуться не?могла толком. Вот посидела?бы там, с?рук его научилась есть, пить из?ладони, пальцы обсасывая. А?он?бы?загонял их?глубже в?ее?тесное горло. Приучал понемногу к?члену?— она?бы на?нем неплохо смотрелась, особенно как дойдет до?нее, в?чем суть этого.
Ставил?бы на?колени и?трахал через прутья, сначала в?одну дырку, потом во?вторую, а?напоследок в?рот, и?пусть стонет, пусть плачет. Что угодно может делать, ее?мертвецов не?вернуть, его Империю тоже.
Раз уж?он?теперь никто, так чего ей?радоваться.
—?Если нечего сказать, проваливай,?— он?говорит грубо, расстегивая застежку и?скидывая плащ. От?всей одежды воняет кровью и?паленым мясом, а?что поделать, если от?всей армии осталась жалкая горстка идиотов, не?умеющих стрелять, и?самому приходится становиться в?строй.
Правое плечо еще ломит, щиток спас от?дырки навылет, но?синяк останется приличный. И?в?этом всем тоже ее?вина, этой застывшей на?пороге скорбной мадонны. Она покорно склонится перед ним. По?щелчку пальцев.
Не?уходит, не?шевелится. Только вздыхает, а?по?лицу, смуглому, заострившемуся от?голода и?бесконечных пряток по?своим старым норам, алые пятна растекаются. Щедро так плеснуло, вот-вот задохнется.
—?Ну?ладно,?— он?знает, зачем она тут. Даже идиот поймет, вроде него самого. Сноук тогда сразу все понял, как и?Люк, один он?все твердил про свою Империю. Корону ей?предлагал, править вместе. Не?пришлось?бы тогда убивать ее?драгоценных повстанцев, мать?бы пощадил, даже Люка... —?Но?я?люблю жестко.
Вот теперь ожила. И?глаза засверкали, точно он?ей?по?лицу врезал, или член свой показал и?велел на?колени стать. До?члена еще дойдет, конечно, как и?до?колен, но?даже?то, что не?бежит?— больше не?бежит?— впечатляет.
Повзрослела девочка, поняла. Некуда ей?деваться больше. И?ему некуда, но?он?старше?ее, он?знает, как пережить, а?она вот нет. Не?научилась еще, только голоднее стала по?любой ласке.
Раньше пальцы?бы откусила, а?сейчас если ими щелкнет, мигом понесется щеку свою подставлять?— хочешь бей, а?хочешь гладь.
—?Хорошо,?— кивает Рей. —?Я?на?все... —?как задрожал голос, затих на?губах,?— на?все согласна.
Вот и?славно. Он?сорвет с?нее эти тряпки, кожу нарежет лоскутами и?пустит себе на?наручи, чтобы была всегда рядом, а?язык ее?велит приготовить и?съест сам. Этот маленький лживый язычок, позвавший его за?собой на?другую сторону, давший надежду, а?потом точно так?же легко отобравший.
Знала она, что сотворила с?ним?
Он?подзывает ее?к?себе коротким движением ладони, как прислугу или дроида-уборщика, хватает за?волосы на?макушке?— те?самые, что она распустила, надеясь завлечь его?— больно накручивая на?перчатку.
Слушает, как она стонет, открыв рот, да?так громко, что у?него тут?же встает.
Встает на?это тощее острое тело, на?суженные зрачки, на?растрепанные волосы. На?ее?рот, зазывно открытый, с?высунувшимся кончиком языка, розовым, влажным. На?шею, что кажется еще тоньше, изящнее, стянутую жестким воротом, как удавкой.
Встает на?Рей, что пришла к?нему по?своей воле, готовая унизиться.