V (1/1)

*Les feuilles mortes se ramassent Tu vois, je n'ai pas oublié Et le vent du Nord les emporte Dans la nuit froide de l'oubliС того разговора прошло три месяца. Нико так и не принял единого решения, побоявшись заявить администрации, что уходит в середине года покорять чьи-то сердца своим вокалом. Джон же больше не возвращался к этой теме и, кажется, будто бы совсем забыл о ней. Сейчас он с головой погрузился в работу над новым альбомом, всё чаще засиживаясь в окутанной сигаретным дымом студии до позднего вечера, а иногда и ночуя там.Тюркони напрягало отсутствие Эйзена. Особенно, если он заранее не предупреждал, что не придёт домой.С одной стороны, никогда ещё Нико не видел Джона таким увлеченным и горящим идеей. В жизни наступил пик вдохновения и заставил отрастить крылья за спиной. Но с другой стороны, Тюркони ощущал, что Эйзен стал отдаляться от него, постепенно, но верно растворяясь в музыке. Молчание в редкие совместные вечера стало более глубоким, без возможности его нарушить и завязать неловкий разговор.?Мне иногда кажется, что ты специально не приходишь домой. Ты не знаешь, как ответить на мои вопросы. Ты слишком устал, чтобы на них отвечать.?Нико лежал на спине, заложив руки за голову и смотрел в потолок. Сегодня Джон снова без предупреждения остался в студии. Но в студии ли? Этот вопрос и не давал Тюркони сомкнуть век. Буквально три дня назад Эйзен ввалился в квартиру с большим пакетом, набитым продуктами, и не просто снэками, а теми продуктами, из которых можно что-то приготовить, с широченной улыбкой и возгласом, что теперь всё будет хорошо. А что именно, понимай как знаешь.Оказалось, что Поль организовал кастинг и, прослушав несколько кандидатов, выбрал некого Луи. Парень, по восторженным комментариям Джона, ?просто талантище?. Уже тогда Нико кольнуло ревностью, как ему тогда казалось, беспричинной. Он лишь улыбнулся в ответ, пробубнив что-то похожее на ?круто? и повернулся к кухонному столу с целью вывалить содержимое пакетов и приготовить ужин.—?Я так понимаю, место второго басиста занято? —?Нико не хотел поднимать эту тему, но после долгого молчания, стало ясно, что говорить больше не о чем.—?Да, Луи сейчас на ?испытательном сроке?, придуманным Полем ради приличия, но, считай, он уже в группе,?— Джон совершенно не понял с какой целью был задан вопрос и что Нико так сильно гложет.Тюркони ужасно захотелось обрушить на него поток вопросов, более конкретных на этот раз, чтобы получить ответ или же услышать молчание, которое тоже внесет определенную ясность.Несомненно, в появлении Луи была и вина Нико. Он слишком долго не давал ответа, всё тянул и собрался только к началу мая. Джон тогда приходил домой, когда во всех квартирах давно уже не горел свет. Возможности поговорить не было, да и энтузиазм Эйзена ?протолкнуть? Тюркони на большую сцену поугас. Николя так и не сказал ему, что забрал документы и стипендию за апрель. Он лишь надеялся, что Джон заметит отсутствие трезвонящего будильника по утрам, заметит, что партнер целыми днями сидит за гитарой, так и не положенной на место.Апогеем всего стали разбросанные по квартире вешалки, выдвинутые ящики и чемодан, высящийся над всем этим хаосом.—?Ты куда-то собрался? —?Нико постарался задавать вопрос так, чтобы в нём по максимуму сквозило притворное непонимание происходящего.Джон, укладывавший медиаторы в боковое отделение, поднялся с колен и вопросительно посмотрел на Тюркони. Тот в растянутой домашней футболке, когда-то подаренной Эйзеном, нависал над сложенными вещами.—?Ты серьезно? —?с какой-то обидой в голосе бросил Джон. —?Ты же прекрасно знаешь, что завтра утром я уезжаю.Внутри Тюркони сжался, словно его ударили.Конечно, а чего он ждал? Всё неминуемо шло к завтрашнему утру, когда Джон закинув сумку на плечо и схватив чемодан, умчится скоростным поездом номер ?34A?, чтобы дать первый концерт где-то в Италии.Нико перехотелось выяснять отношения, чего-то добиваться, кричать или тихо умолять остаться. Сейчас он резко понял Эйзена, увидел, как через рентген, всю его беспокойную натуру. Как он мог закрывать глаза на очевидное так долго?—?Ты же не останешься, если я попрошу…ведь так?Джон вдруг рассмеялся.—?Шутишь? Я всю жизнь к этому шёл, столько сил и времени вложил, а ты говоришь мне остаться. Остаться, чтобы что?Если не теперь, то уже никогда. Николя ногой отодвинул чемодан, разбросав по его дну медиаторы, и вплотную придвинулся к Джону:—?У тебя что-то было с Луи? —?такой металлической твердости и отрешенности в интонации Эйзену ещё не приходилось слышать. Он впервые за всю свою жизнь не знает, как ответить, не потеряв уверенности, граничащей с пофигизмом. Он не знает, как выставить ложь за правду.—?Ты не должен мне врать, Джон,?— Нико воспользовался замешательством партнера. —?Не посмеешь.Последние слова потрясли Эйзена. Это не похоже на Нико. Совсем.—?Я с ним сплю.На удивление Джона, Тюркони лишь кивнул головой и тем же движением обратно придвинул чемодан.Никакого скандала, звонких пощечин или громких фраз ?Да как ты мог?!?. Всё это вспыхнуло в душе Нико и тут же погасло само по себе, так и не вырвавшись наружу. Сейчас ему немного больно в области сердца, только и всего.Тюркони вышел из гостиной, мягко прикрыв за собой дверь, подошёл к дивану, накинул поверх плед и лёг, уткнувшись носом в пыльную подушку. Ему нужно свернуться калачиком, зажмурить глаза и на несколько минут забыть о словах, поставивших крест на всех их отношениях. Сейчас он ни на что не способен.Солнечный свет, давно покинувший комнату, снова просочился сквозь штору и стал кидать бледные блики на паркетные доски; из приоткрытого окна подуло осенним ветром. Нико проснулся от холода и покалывания в затекшей шее. Повернувшись на другой бок и свесив руку вниз, он стукнул телефон по экрану, желая узнать время. ?05:22?. До поезда номер ?34A? полтора часа. Надо бы встать и принять душ. Тюркони рывком вскочил с дивана так, что на секунду потемнело в глазах и закружилась голова.?Чёрт…?Нико подошёл к форточке и захлопнул её громче, чем следовало. Сон умело стёр вчерашний день, упрятав неприятные воспоминания далеко в память и превратив всё плохое в ночной кошмар, от которого можно проснуться в любую минуту. Но отрывки разговора, тяжёлым грузом, вновь навалились на плечи Нико.Стеклянный проём двери зажегся теплым светом лампы. Эйзен всегда включал её, чтобы не разбудить Николя.Послышались тихие шаги, шум пластмассовых колесиков, звон ключей, ворочающихся в дверном замке.?Нет! Он не может просто взять и уйти…даже не попрощавшись.?Тюркони распахнул дверь и тут же зажмурился от света.—?Я думал, ты спишь,?— голос у Эйзена был сиплый и приглушенный, будто он долго разговаривал шепотом.—?Уже нет,?— глаза Нико наконец привыкли к лампе. Джон стоял на коврике перед входной дверью, в одной руке держа ключи, а в другой сжимая ручку чемодана. Глаза были красные, ресницы слипшиеся, а кудрявые локоны неумело затянуты в высокий хвост.—?Тебе не идут высокие хвосты.—?Да? —?Эйзен стянул резинку и бросил куда-то в сторону тумбочки.—?Я могу тебя проводить? —?всё ещё сонный, Нико ушёл обратно в комнату и вернулся, одетым в мятую рубашку и джинсы. Ремня в темноте найти не удалось, и они висели низко на бедрах.—?Я готов.Джон, застывший на одном месте в той же позе, едва заметно качнул головой, разглаживая пальцами волосы.Они вышли на улицу, не глядя друг на друга, и пошли вдоль аллеи, усаженной по обе стороны платанами. Ветер, разгулявшийся не на шутку, срывал с вековых деревьев листья и плоды, без разброса, устилая ими асфальт.Был ли это самый необъяснимый поступок в жизни Тюркони, его самая большая слабость?— он не знал. Он просто шёл за Джоном, держа дистанцию и перешагивая лужи. Когда успел начаться и закончиться дождь?Нико корил себя за многое, но больше всего за неспособность вовремя уйти, хлопнув дверью. В этом он весь?— как бы ни пнули, Николя затаит все обиды внутри, перемелет их на крупицы, а потом просто о них забудет.Вокзал Аустерлиц ничуть не изменился с того памятного жаркого июля, когда Тюркони только приехал в столицу с одним только рюкзаком за плечами. Кажется, будто прошла вечность.Несмотря на ранний час главное здание, серое и унылое как снаружи, так и внутри, кишело людьми.—?Поезд отходит через десять минут,?— Джон остановился и, облокотившись на стойку информации, обхватил себя руками, словно ему было холодно. —?Я обещаю, что буду писать,?— он тускло улыбнулся.—?Можешь себя не утруждать,?— осознание, что любимый человек вот-вот исчезнет из его жизни, шагнув в тамбур, обрушилось с неимоверное силой и, кажется, вышибло дух.—?Ты не сможешь меня простить, но я и не прошу прощения. Знаю, что поступил ужасно, от этого мне безумно плохо, Нико,?— Джон тараторил с такой скоростью, будто боялся, что не успеет сказать всё, что роилось в голове на протяжении бессонной ночи. —?Но мы ведь сможем остаться друзьями?—?Друзьями? —?Николя поднял свои дымчато-голубые глаза. —?Я тебя люблю, Джон. Даже несмотря на то, что ты подлец и предатель, каких поискать.Слова шипами врезались в кожу, царапая и оставляя красные полосы.—?Я думал, что не готов к серьезным отношениям, но оказывается, это ты к ним не готов,?— Тюркони жутко хотелось разрыдаться, но он, собрав последние силы и сжав кулаки так, что побелели костяшки, кивнул в сторону железнодорожных путей:—?Скоро закончится посадка. Тебе пора.Джон чувствовал, что нужно сказать что-то ещё, лишь бы только продлить момент, но слова не хотели складываться в предложения. Он вытащил ручку чемодана и быстрым шагом направился в сторону таможни.Нико невидяще следил за постепенно растворяющейся в толпе фигурой Эйзена. И теперь уже он сам стоит зажатый между чемоданами и пассажирами, оглушенный сигналами поездов, ослепленный яркими табло и униженный…бесконечно униженный, оставленный со своей болью посреди блестящего пола вокзала Аустерлиц.Свинцовые тучи, затянувшие утреннее небо, так и не дали солнцу выглянуть, просушить землю и немного прогреть воздух. Тюркони покинул серое здание, как только понял, что мешает потоку людей. Идя по знакомым улицам, он вдруг понял, что ненавидит Париж и всегда его ненавидел. Когда рядом был кудрявый безумец, хотелось восхищаться каждым домом, восхвалять вековые соборы и смотреть на искрящуюся Сену, пока не зарябит в глазах; всё виделось через призму счастья, а теперь вокруг лишь шум машин и толкающиеся люди с зонтами. Всё померкло и стало бессмысленно серым, как облака на небе.Джон оставил запасные ключи от квартиры, полный холодильник и даже оплатил все налоги. Но Нико не намерен оставаться в этих пустых комнат ни минуты. Эти стены потеряли прежний уют и тепло.Первое на что упал взгляд?— это диван с блеклым пятном от красного вина. Воспоминание о прежних безумствах заставили Тюркони на мгновенье окунуться в солнечные дни, но это лишь мгновенье. Нико, не сняв обуви, прошёл к шкафу, оставляя за собой грязные разводы, и достал потрепанный рюкзак. Он прямо сейчас, немедля, вернется на вокзал, оставив ключи консьержке, купит билет в противоположное направление и уедет туда, где всегда светит солнца и никогда не бывает холодной зимы?— в Бретань. Свалится, как снег на голову, придумает невинную, но убедительную причину приезда, расскажет всем о Париже…и да, попробует забыть Джона Эйзена, когда-то съевшего его карамельные пирожные на углу улицы и не умеющего варить кофе.