Ута (1/1)

Луна настолько близко, что, кажется, можно дотянуться рукой. Коснуться пальцами серебристых лучей, почувствовать, как Серебро в груди откликается на этот внезапный порыв, обволакивая нежной прохладой.Но, чуда не будет.И времени не воротить.Ута не спит.Тонкие пальцы коснулись выпирающий скулы Богомола, чье ровное дыхание успокаивало и вгоняло в сонливость, и Струна нежно провела самими кончиками ногтей по щеке мужа.Казалось, что время обходило судью стороной, но сейчас оно бросилось к нему с особым рвением, исполосало морщинами точенное лицо, отразило круги под глазами от бессонных ночей. Возненавидело, и, хватая за руки, потащило вперёд, на самый край Кошмара, хоть и Богомол никогда в него не верил.Время.Как жаль, что его слишком мало.Запустив руку в волосы мужа, Ута потянулась к нему, и, закрыв глаза, оставила лёгкий след поцелуя на губах, отдающих тоской.Он разбивает себя на тысячи осколков от каждого касания к ней, от каждого взгляда, каждого перелива голоса. Почти не дышит, дабы не разрушить и так слишком хрупкую жизнь, исполняет все почти что мимолётные желания.Учится любить.Жаль, что слишком поздно.Натянув на плечи лямки пеньюара, Ута приподнялась, убирая волосы с лица. Села на кровать, слегка покосившись на себя в гладь зеркала.И когда она успела так потускнеть?Холод дубового паркета обжигал босые стопы, но Струна только поправила на плечах тонкий, шелковый халатик, откинула с плеча толстую косу. Слегка приподняла голову, царственно прикрыв глаза, и медленно сошла по лестнице вниз, едва-едва касаясь перил.Внизу, прислонившись к стене, её ждало старое пианино.Слишком давно к его клавишам не касались заботливые, чуткие руки. Слишком давно образ его подлинной хозяйки начал выцветать с памяти Уты, оставляя после себя сладко-горькое послевкусие Золота.Её она знала всего два-три года, но тепло её рук ещё грело слабое сердце.С Патриархом больше всего представлялась Юна, чуть тронь воспоминание любой из Сестер?— но только Ута чувствовала звон Золота в Пурпуре хозяина этого дома.Как жаль, что и сыновья начали постепенно забывать мать, что ушла из жизни так рано, истерзанная младшим из своих отпрысков.Пододвинув к себе табурет, Ута подняла крышку, обнажая клавиши, что стыдливо сверкнули в лучах луны. Поглубже вдохнула, проводя по ним пальцами. После мощи органа, это инструмент казался слишком хрупким и нежным.Затаила дыхание.И осторожно надавила на первую клавишу, нажав стопой на педаль.Пианино тихо отозвалось на касание, вторя звону Серебра в груди, что больно-больно укололо сердце. Скривившись, Ута опустила голову вниз, но рук не убрала.Не умела по-другому.В каждую ноту нужно вложить хотя бы капельку души?— так учили все?— от строгой учительницы в музыкальной школе, до матери, что лупила по рукам линейкой за каждое фальшивое ?си?. И она отдавала, чертя Серебром тонкие линии в душах слушателей. Пробивала железные своды скупых сердец мощным пением органа, чьи трубы взмывали под самый потолок.Но, отдавать всегда равно умирать.И её самый ценный слушатель запретил ей играть.Пришлось подчиниться.Пальцы медленно танцевали, выбивая из пианино звук за звуком. Вытаскивали наружу, сплетали над головой в полотно, что сплотилось в лучах луны. Её самый любимой и единственной подруги.Ноты сами собой всплывали в сознании, и Ута тихо вторила им каждым движением. С полузакрытыми глазами, с едва запрокинутой головой, чтобы Серебро не побежало изо рта тоненьким ручейком. Оно уже клекотало под языком?— терпко-сладкое, как во время последнего выступления, когда её забрал не муж, а карета скорой помощи.Струна играла?— опять растянутая между чужими, грубыми пальцами, ощущая напряжение, что растекалась вниз по позвоночнику.И внезапно лопнула, оборвав последнюю ноту, что замерла под пальцами.По губам обжигающе побежало Серебро, капая на грудь.Тихие аплодисменты нарушили тишину, и Ута испуганно подорвалась, вытирая рукой подбородок. Голова тут же закружилась, и женщина оперлась на крышку пианино, опустив голову.—?Лунная соната. Бетховен,?— изрек теплый голос свёкра, и Патриарх небрежно толкнул колеса коляски, выезжая из тени. —?Прекрасное исполнение.—?Я вас не разбудила? —?убрав волосы с лица, Ута почувствовала, как Серебро с запястья капнуло на щеку.—?Нет, вовсе нет,?— покачал головой старик, и поправил на ногах плед. —?В эти прохладные ночи я совсем плохо сплю.—?У меня есть хорошее снотворное,?— тут же засуетилась Струна, но Патриарх поднял руку.—?Не надо, доченька, не надо,?— хрипло вздохнув, мужчина подъехал к Уте поближе, и тут же пощурился от лунного света. —?Мне ещё придумать бы, куда деть то, которым Юна меня поит. Не хочу её расстраивать своими капризами.—?Капризами… —?Струна поджала губы, возвращаясь на табурет. —?Если бы все были такими же капризными, как и вы, я бы не боялась старости.—?Ну, дочка, я стараюсь хранить рассудок,?— кивнул Патриарх, подъехав к силуэту невестки ещё ближе. —?Ведь мне есть, для кого его хранить. Страшно даже представить, какое горе будет для моих сыновей, если я на старость лет поддамся безумию. А так… Как ты себя чувствуешь?—?Серебро оставляет меня с каждым днём,?— тихо проговорила Ута, накрывая клавиши крышкой. —?Врачи только разводят руками?— я знаю. И… И мне страшно.—?Но чего ты боишься больше всего? —?жилистая, мужская рука легла поверх тонкой ладони.—?Смерти? —?женщина едва вздрогнула от внезапного тепла старческой ладони, но руки не отдернула. —?Нет, её я, увы, не боюсь уже слишком давно. Знаете, мастер Патриарх… Я боюсь оставить его одного.—?Почему ты так уверена в этом? —?поглаживая руку Струны, Патриарх повернулся к ней.—?Я… Я скоро умру, я знаю. Но, так же знаю, что он этого не перенесет. Страшно понимать, что чуть моя жизнь оборвется?— он сломается, как ветка под порывом ветра. Я… Я не могу так.—?Мы найдем выход. Обязательно,?— Патриарх закрыл глаза, когда Ута опустилась возле него на колени и склонила голову ему на грудь. —?Малая жертва всегда найдется, ты это знаешь,?— прижав Струну к себе, мужчина с нежностью провел рукой по её волосам.—?Знаете… Когда вы говорите об этом, я хочу вам верить,?— хрипло созналась женщина, закрывая глаза.—?Верь. Ведь в последнее время только вера держит нас,?— мягко улыбнулся старик.—?Ута?..Женщина медленно поднялась, медленно расправила ткань ночнушки.Богомол покрепче сжал перила лестницы, слегка нахмурился. Встретился взглядом с отцом.—?Ты где была?.. —?медленно спускаясь по лестнице, мужчина прерывисто вздохнул.—?Захотелось пить, всего-то,?— выдохнула женщина и слегка поёжилась, когда муж обнял её за плечи.—?Ладно,?— коротко кивнул судья, заметив, с какой силой Патриарх сжал колёса коляски. —?Пап. Почему ты не спишь?—?Потому что только детворе отбой в десять,?— хохотнул старик.—?Пап, ты пил таблетки?—?Нет,?— отводя взгляд, ответил Патриарх. —?Гриш…—?Ута, поднимайся наверх,?— как можно мягче проговорил судья, но твёрдость всё-равно скользнула в голосе ножом.—?Зачем ты так с ней?.. —?тихо спросил Патриарх, провожая взглядом прямой силуэт невестки.—?Я клялся заботиться о ней. И клялся заботиться о тебе,?— холодно отрезал Богомол. —?Пап. Ты снова меня расстраиваешь?..—?Сынок. Ты ведь понимаешь, что я не могу так жить. Я… Я ценю, что вы делаете для меня, но… Я давно умер. Тогда, десять лет назад, в канун Нового Года.—?Не говори так,?— со вздохом проговорил Богомол. —?Думаешь, мама была бы рада это слышать?..—?Сынок. Ты ведь уже взрослый мальчик,?— смахивая слёзы, полушепотом ответил мужчина. —?Ты думаешь, то сможешь продержать во мне жизнь вечно? Знаешь… Сочетание?— лучшее, что дали нам Цвета. И одновременно худшее, что они придумали, ведь когда умирает одна половина души, она тащит за собой в могилу другую. Береги Уту, сынок. Ведь вы держите друг-друга на этом свете. Я… Ладно. Я сейчас поеду спать. Спокойной ночи.—?Спокойной ночи… пап.