Монгольфьер (1/1)

Самолётик подхватил ветер, закружил его в причудливом танце, но тяжёлым, бумажным крыльям не суждено было взлететь высоко, и фигурка камнем полетела вниз. Приземлилась на выкошенной поутру траве и замерла одиноким белым клочком.—?Летит?Голос брата был слишком хриплым, но Монгольфьер к этому давно был привычен.Дым тоненькой ниточкой поднимался с конца сигареты, рассеивался поближе к крыше, оставляя за собой только удушливый, горький запах смол. Китобой уже третий месяц пытался пристраститься к курению, почти что силой заставляя себя скуривать по несколько сигарет в день.Но, привычка к нему всё никак не цеплялась, и проходило слишком много времени между заветными пачками.?Он пытается почувствовать себя уверенным?.Эта мысль почему-то была настолько очевидной, что не было смысла её отторгать. Отец ведь говорил, что курят только не уверенные в себе инфантильные особи?— или же это была попытка сберечь ребятню от этой вредной привычки?—?Не летит,?— устало отмахнулся Монгольфьер, опираясь о перегородку балкона.—?Так может хватит мудрить, и просто сложи нормальный самолётик, а не эти свои… хе-хе,?— покашляв в кулак, Китобой потушил сигарету о запястье, и воткнул окурок мимо пепельницы, прожигая стол. Уже в который раз.—?Я обещал этому козлу принести послезавтра этот чёртов летательный аппарат Да Винчи. Не люблю проигрывать,?— парень сжал губы, уже в который раз замечая на запястьях брата тонкие линии шрамов. —?И условия нашего спора ты знаешь. Аппарат должен летать.—?Называть завкафедру козлом?— это сильно,?— как-то по-доброму улыбнулся Китобой. —?Сразу видно, что мой мальчик,?— усевшись поудобней, парень потянулся к столику, и, нащупав на нём стопку бумаги, потянул к себе один лист, и начал его сгибать, делая причудливую фигурку.Монгольфьер пожал плечами и отвернулся, рассматривая верхушки деревьев. От слов брата почему-то стало донельзя обидно, но в то же время он был прав. Как всегда, впрочем.Как жаль, что у него так не выходит.Он всегда пытался во всём подражать брату, хоть его и не ставили в пример никогда. Быть таким же храбрым, великодушным, в чём-то даже безрассудным…Но, сам Монгольфьер был слишком мягко для такого.Быть может, всё дело в том, что его, как младшего опекали гораздо сильнее? Или же его спокойствие и рассудительность играли свою роль, в то время, как Китобой всегда мчался навстречу своей цели?— иногда даже глупой и совершенно дурацкой? Или же всё дело в том, что отец выбрал своим преемником старшего?Ответ прятался где-то в глубине, но Монгольфьер никак не мог к нему дотронуться. Да и зачем, собственно, если он не требовал разъяснений? Эта игра в салочки-прятки утомляла, и парень отодвигал её далеко от себя и ?срочных дел?.Преемник отца.С самого детства в Китобое муштровались все его самые лучшие и самые худшие качества вечного чемпиона. Всадник был слишком строг по отношению к сыновьям, но старшего эти железные тиски сдавливали намного сильнее. Нужно помогать отцу в конюшне, смотреть за младшим, и ходить в спортивную школу. Быть примером, показывать только самые сильные стороны своего ?Я?.Но Монгольфьер знал Китобоя совершенно другим.Кажется, только он замечал все синяки на бледной коже, все тонкие шрамы и рваные раны. Видел его разорванные связки после нечеловеческих нагрузок, тёмные кровоизлияния, что расползались по рукам и ногам. Слышал его тихое ?Мне не больно?, сквозь зубы, когда он пытался поднять его с кровати во время сильной крепатуры.Лишь перед отцом он был сильным. Перед братом открывалась вся его слабость.Но сейчас Китобой пытался показать свою силу всему миру, который заклеймил его слабым.Калекой.Он ненавидел воспринимать себя таким, каким он есть сейчас, пускай и приходилось торопливо брать в руки трость?— без неё он становился совершенно беспомощным. И хоть Монгольфьер тысячу раз просил его о том, чтобы он пользовался лифтом, горделивый Китобой его не слушал, и, спотыкаясь, пытался спускаться по лестнице, чуть ли не отталкивая заботливые руки брата.Он не хотел признавать себя слабым, и не хотел, чтобы его таким видел мир.Как же просто в один момент потерять всё, к чему стремишься всю жизнь.Когда сталкиваются два чемпиона, между ними должна произойти война, но страшно даже не это?— пугающе то, что никто из них не отступит. Они будут сражаться друг с другом, рвать глотки, разрывать крепкие сплетения связок и мышц ради своей победы.И никто не погнушается использовать самые вероломные средства.Монгольфьер тяжело вздохнул, когда Китобой чертыхнулся, и, выбросив скомканный лист, взял новый.Разве крохотная победа стоит сломанной жизни?Он помнил первый день Китобоя дома после его выписки из больницы. Как брат наощупь исследовал каждый ранее знакомый угол, заново касался мебели, отвергая такую нужную трость. Не признавал, что ему тяжело и непривычно, но всё же брал Монгольфьера за руку и шел с ним на кухню. Нужно позавтракать, после?— заставить себя выпить целую горсть таблеток, дабы токсин не разрушил всё его тело так же, как он поиздевался с глаз.Неужели это и правда стоило того?Неужели этому подлецу так был дорог металлический кубок, что он решился на это преступление? И не просто исключил врага из списков соперников навсегда, а максимально унизил, растоптав его личность и сделав инвалидом.Уже навсегда.Вечером же Монгольфьера ожидал полный разгром. Комната брата, в которой он хранил свои кубки и награды, была разворочена почти наизнанку?— как раз под стать душе своего хозяина. Сам Китобой продолжал отвергать, что это сделал именно он. Хотя, окровавленные кулаки продолжали бессильно сжиматься, делая ненужными все оправдания. Монгольфьер не злился?— как же было страшно видеть столь могучего человека раздавленным, полностью поникшим?— и, не кинув даже слова упрёка, повёл брата промывать раны и доставать из них осколки стекла. В какой же момент они успели поменяться ролями? Как он успел занять роль ведущего в этом горько дуэте?Тонкие губы Монгольфьера растянулись в усмешке, причудливо изломавшись на месте шрама, что начинался от подбородка и оканчивался где-то возле левого крыла носа.Он помнил, как ревя и размазывая сопли десятилетний Китобой прижимал к его окровавленному лицу мокрую футболку, и лупил его со всей силы по щекам, чтобы он не терял сознание. Даже проклинал себя за то, что не придержал дурацкие качели, и они с такой силой врезались ему в лицо. Монгольфьер уже не помнил боли?— но забыть первый отчаянный порыв заботы со стороны своего брата он не мог.И бросить его одного он тоже не смог, сколько Китобой его об этом не просил.—?Держи,?— потянув Монгольфьера за край футболки, Китобой вручил ему косо-криво сложенный самолётик. —?Занесёшь своему завкафедре, пусть хоть подавится. Если эта хрень полетит, значит, и машины твоего Винчика летают, вот так скажешь. И передай ему, чтобы он больше с моим братом не спорил, не то ты же знаешь…—?Знаю,?— горько улыбнувшись, Монгольфьер чуть расправил крылья поделки. —?Запускать? —?получив одобрительный кивок брата, парень с тихим присвистом отправил самолётик в его первый и последний полёт.—?Летит? —?со скрытой надеждой спросил Китобой, и, нащупав рядом с собой трость, поднялся.—?Летит,?— ложь была уже отточенной до мастерства?— самолётик сделал мёртвую петлю и устремился камнем вниз, к своему причудливому собрату. —?Ладно, потом пойду и заберу?— видел, где приземлился. Ты иди в квартиру, а я сейчас пепельницу вытряхну, и приду.—?Хотел у тебя спросить?— что говорит Оле? —?тяжело опираясь на палку, парень остановился у двери.—?Говорит, что поехать с нами сможет, но ненадолго. У неё папа болеет, сам знаешь,?— с грустью в голосе ответил Монгольфьер, и взял в руки пепельницу.—?Что же… Это радует. Ты иди к ней сегодня, знаю, что встретиться планировали,?— улыбнувшись, Китобой закрыл за собой дверь.Повертев в руках пустую пепельницу, Монгольфьер сгрёб себе на руку окурки и пепел со стола.Самолётик его точно не намерен ждать.