Ave, Auschwitz (Сугизо/Сакураи, очень условно и с большой натяжкой) (1/1)
Ион полюбит, как себя, чужую боль.Он зачерпнёт бензина и плеснёт в огонь.Он мог бы вырасти Бетховеном, Ремарком или Кантом.Но мальчик будет... Но мальчик будет комендантом.Ночь с десятого на одиннадцатое августа тысяча девятьсот сорок пятого года выдалась на удивление холодной. Сугихара Ясухиро поправил воротник мундира и поёжился. Над посёлком Пинфан поднимался густой серый дым.Сжигали всё: "брёвна" — в первую очередь (особо упорных, не желавших покончить с собой и цеплявшихся за своё жалкое существование, командир отряда лично загонял в газовые камеры, не скупясь на выражения из арсенала дедушки-немца и побои), затем — препараты и записи: ничто не должно было оказаться в руках врагов. Толстый слой пепла покрывал землю.— Хиросима и Нагасаки подверглись ядерной атаке, — Сакураи Атсуши, совсем ещё молоденький военный хирург, недавний выпускник университета, отправленный в лагерь буквально пару месяцев назад, неслышно подкрался сзади. — На днях, но связь оставляет желать лучшего и наладить невозможно...В повисшей тишине было, наверно, что-то драматическое: все японцы, состоявшие в "отряде 731", боялись вернуться на острова. Никто не хотел увидеть в иллюминаторе самолёта развалины. Все проклинали этот чёртов континент и давно сбежали бы на фронт, если бы не... наука, приказ Императора и — железная рука коменданта Сугихары, прозванного Люцифером.Они все надеялись, как минимум, на Нобелевскую премию, а теперь были обречены — в лучшем случае — на смертную казнь.Добровольно сдаться не позволяла гордость: стать предателями родной страны, для которой было так много сделано (нет, ничего личного: просто чисто научный интерес), не желал ни один. Гнить в тюрьме из-за невинных экспериментов не позволяли амбиции: прорыв в мировой хирургии и микробиологии — и они должны стать в итоге такими же "брёвнами" без права на существование? Многие, конечно же, предпочли покончить с собой. Что ж, их выбор. Их тела тоже сжигали — следов оставлять нельзя.— Чёртов континент, — Ясухиро снова поднял воротник, пытаясь спрятать от ледяного ветра больное горло, и передёрнул плечами: его ощутимо знобило. Надо было спуститься вниз, проконтролировать процесс уничтожения улик. А может, и согреться у огня. — Сакураи-сан, за мной. Следов оставлять нельзя.Двое мужчин, одетых в форму офицеров СС, тлетворное влияние уже несколько месяцев как капитулировавших немецких союзников, и с масками на лицах крались среди развалин, таща за собой канистру с бензином. Следов оставлять нельзя — именно это было приказом.— Давай, плесни, — ближе к утру сдал даже железный комендант. Почётные обязанности ассенизатора он переложил на плечи молодого хирурга (широкие плечи, надо сказать: при других обстоятельствах они были бы расцвечены узорами от многочисленных царапин. Но не сегодня) и теперь только отдавал приказы, звучавшие, словно удары хлыста.— А как же совесть? — Сакураи ещё старался хоть ненадолго остановить это бесчеловечное безумие, но сил уже не было, а голос Сугихары был сильнее разума. — Мы и так заработали себе отдельную сковородку в Преисподней.— К дьяволу, я беру всё на себя.... Над посёлком Пинфан взвился очередной столб дымного огня. Офицеры "отряда 731" перекрестились и продолжили наблюдать за пожаром. Почему-то они знали, что уже не найдут ни командира, ни военного врача, но приказ есть приказ. Следов оставлять нельзя.