Глава 14 (1/1)

Иногда казалось, что Олаф почти боялся Вайолет, не желая пересекаться с ней, но в иных случаях он бросался суровыми словами, заполнял комнату своим грозным присутствием, резко появлялся за её плечом; это было утомительно, если не сказать больше. Вайолет взяла за правило просыпаться раньше графа и ложиться сразу после него. Она не хотела спать, пока он бродит по дому. Она хорошо усвоила урок: Олафа нельзя недооценивать. Расплата, конечно же, заключалась в постоянном чувстве усталости. Она не работала так много годами, а если конкретнее, то вообще никогда.Вайолет коснулась холодными ногами пола и потёрла уставшие от бессонной ночи глаза. Казалось, утро наступало всё раньше и раньше. Девушка обхватила себя руками и вернулась в свою маленькую комнатку. Олаф ещё не отнял её у старшей из Бодлеров, по крайней мере, не в прямом смысле. Ей едва ли хватало времени, которое она могла бы потратить на себя. Девушка стянула ночнушку через голову, зябко поёжившись от холода. Вайолет мельком взглянула на своё отражение в зеркале; в последнее время у неё пропало всякое желание подолгу рассматривать себя: она едва узнавала своё лицо, бледное, обрамлённое короткими волосами. Они были достаточной длины, чтобы можно было убрать их лентой, но должно пройти время, прежде чем Вайолет сможет вновь собрать их в хвост. Девушка вздохнула, натягивая платье через голову.Она устало пробралась на кухню, поставив кипятиться воду.Это было единственное время суток, которое принадлежало ей, единственное время, которое она могла провести в тишине и одиночестве. Вайолет прислонилась к столешнице, задумчиво глядя в окно. В какой-то момент подкралась зима, приглушив все цвета, а синее небо стало размытым и походило на тёмный, оставленный сушиться холст. Бодлер не возражала против серого цвета, хоть у неё больше и не было возможности выйти на улицу. Ясное небо способно вселить в городских жителей как тревогу, так и умиротворение. Вайолет и так чувствовала себя тревожно, теперь же она просто жаждала умиротворения.Девушка налила себе чашку кофе, наслаждаясь исходящим от неё теплом. Больше всего в тишине такого рода ей нравилось то, что она переставала чувствовать себя одинокой. Но когда Олаф бродил по коридору, колеблясь между тем, чтобы проигнорировать её или помучить ещё, она ощущала отчаянное одиночество. Не то чтобы она хотела его дружбы, но он был всем, что у неё было.Хотя это было не совсем верно, Олаф не был для Вайолет центром Вселенной, но после того, как они столько времени провели друг с другом, это оказалось так странно?— остаться одной.Не то чтобы её это беспокоило; в конце концов, она пыталась убить его. Она ненавидит его. Очевидно, ей без него хорошо. Но не легче.Вайолет сделала большой глоток кофе.Удивительно, как легко было вернуться к своей прежней жизни. Как будто весь прошедший год был начисто стёрт. Хотя сейчас её положение было хуже, чем в начале. Как она могла так сглупить?Она не могла уйти. Только не снова. Она не может поступить так со своими братом и сестрой. У неё не осталось другого выхода, она упустила свой единственный шанс на свободу вместе со всем, что делало её жизнь более-менее сносной. Граф медленно разрушал её, побеждая самым мучительным образом. Нет, она не позволит ему поглотить последние кусочки жизни, которые ему не принадлежат. Она не будет думать о нём сейчас. Вайолет приняла решение, и, слегка приподняв чайник, налила графу чашку кофе, ставя её на место к его приходу.***Если бы он не знал, что здесь живет Вайолет, то решил бы, что в доме завелось привидение. Каждое утро, как по часам, Олаф спускался вниз, чтобы выпить чашечку кофе. Полы подметены, со стола убрано, все свидетельства вчерашних гуляний попросту исчезли. Граф садился за чтение (он всегда находил эту часть составления плана ужасно утомительной), и обнаруживал, что его бумаги были слегка сдвинуты с прежнего места. Он уходил за вином, и бутылки оказывались переставлены так, чтобы он (вероятнее всего) не заметил отсутствия одной из них. Если в его доме и завелось приведение, то оно было не прочь выпить в его отсутствие. Ему было все равно: пьяных призраков легче держать под контролем, и, кроме того, почему это должно его волновать? Его это не волновало. Совсем.Что его волновало, так это её скрытность. Хоть он и знал, что является пугающей личностью, ему с трудом верилось, что Вайолет способна его бояться, и поэтому у её пряток от него должен быть скрытый мотив. Но какой?Хотел бы он, чтобы этот мотив имелся у кого-нибудь другого, но не у неё. Конечно, это должен быть кто-то умный, кто-то, кто смог бы спланировать его убийство. Это не может быть один из его скучных лакеев, нет, этот кто-то должен быть умным и симпатичным. Вайолет ни за что не согласится признать своё поражение и прожить в его доме до конца своих дней. Он ненавидел её. Он так сильно её ненавидел. Каждый раз, когда граф замечал девушку, в нём загорались ненависть и безудержное необъятное желание схватить её, крепко обнять, заставить объясниться, извиниться и заплакать. Ведь это и есть ненависть, верно? Однако он не простит её. Он занимал Вайолет сложными, бессмысленными задачами, которые сам же и выдумывал. Он не мог видеть её, не мог смотреть на неё, не испытывая предательского чувства, которое бурлило в его тощей груди и распространялось по всему телу, или, что ещё хуже, не мог смотреть на неё, не испытывая безумного желания впиться в губы девушки страстным поцелуем, позволить своим тонким пальцам блуждать по её нежной коже, объяснить ей, почему она должна уважать его. Он одновременно и недооценил, и переоценил ее, и теперь расплачивался за это. Как она могла так с ним поступить?Честно говоря, он был удивлён тем, что она не предприняла попытки побега. Без сомнения, Вайолет осталась ради своих ужасных брата и сестры. Она заблуждается, если думает, что он что-то ей должен. Тем не менее, она попала в удачную для него ловушку: он будет держать её рядом до тех пор, пока не решит, что делать дальше. Олаф уставился в окно, глядя на засохшие и мёртвые растения в ее саду. Всегда можно дождаться зимней стужи, а после выгнать девушку, позволить ей замёрзнуть до смерти. Но нет, этого будет недостаточно. Ему нужно, чтобы она горела, горела, как горел он, горела, как дом, и пусть всё это рушится вокруг неё. Ему нужно стать дымом в её легких, пеплом в её крови. Ему нужно, чтобы она почувствовала его боль.