1 часть (1/1)

POV Томо Это не я. Это не люди. Это не дом. Это не земля. Это не реальность. Это... Что это? Если кошмар, прошу, разбудите меня. Если же бред, умоляю, выдерните меня из него. Если я болен и это предсмертные галлюцинации, тогда я молю ? усыпите меня навсегда и прервите мой ужас. Неужели так трудно проявить хоть каплю человечности? Неужели это так трудно понять? Ведь не тело убивают там вовсе, там с души сдирают заживо суть, раздирая ее на частицы, растирая ее в порошок и остатки той пыли духовной рассыпая на грязном полу. * * *Деревянный сырой, прогнивший потолок. Холодная капля ударяет по лицу. Он плывет, вертится перед глазами, туда и обратно. А я не могу оторвать от него взгляда. Не закричать. Не слышно. Крики души тонут в немом содрогании. Запах. Ужасный запах. Блевотина. Грязь. Перегар и много дыма. Холодно. Холодная земля изъедает мою обнаженную кожу, пока, он разрывает меня изнутри. Его довольные неадекватные темные глаза отравляют сознание. Этот гул сумасшедшего смеха душит меня. Медленно с наслаждением. Чем я заслужил такое? Больно. Так больно. Кажется, с каждым новым толчком он раздирает меня на кусочки, хочет расщепить на молекулы. И ему это удается? Ощущаю, как внутри меня все горит, словно я нырнул в кипящую воду. Моя кожа, мои внутренности обугливаются, моя душа испаряется, сварившись над паром умирающего тела. Так страшно. Молю. Умоляю остатками сознания. Тем, что называлось мной, лишь только чтобы это закончилось. Хочу, чтобы это просто выключили и всё. Чтобы я резко проснулся и сел на кровати, понимая, что это просто самый страшный кошмар в моей еще недолгой жизни. Просто сон. Плохой. Ужасный, но не реальный. Я молю об этом. Но кого я умоляю? Не кому нет до меня дела. Неоткуда ждать помощи. Никто меня не услышит. Чудес просто, тупо нет. Верить не во что. Я уже всего лишь грязь. Словно часть этих прогнивших холодных досок под собой. Такой же отвратительный и тошнотворный. Почему я все еще дышу? Впиваю со всей силы ногти в свою кожу, но такая боль ? это мелочь. Это такая мелочь по сравнению с тем, что происходит внутри меня. Кусаю губу. Так сильно прокусывая её, что вкус железа наполняет мой рот за мгновенье. А я даже не давлюсь ей. Я даже подавиться и задохнуться не могу. Почему? Почему я даже не в силах подохнуть? Как же я жалок. Сумасшедший ржач все продолжает свое беспричинное вещание, взрывая капилляры в голове. Этот звук ? скрежет их смеха ? режет. Мелко-мелко нарезает остатки здравого рассудка. Тыкает в голову острыми иглами, впиваясь в него и заставляя вытекать мозговую жидкость. Так просто и легко. Не прилагая особых усилий. Разламывают. Разбивают. Раздирают на лоскутки то, что раньше называлось мной. Где же теперь Я? Почему этот потолок все мельтешит перед моими глазами? Почему он не оставит мою разодранную оболочку в покое и всё не выйдет из меня? Что это? Это слезы? Снова слезы стекают по моим щекам, или это холодные капли, падающие, с протекающего потолка, наполнили мое лицо еще одним слоем грязи? Почему я все еще в сознании и не могу отключиться? Мне уже никогда не отмыться от этой грязи. Да и что мне теперь отмывать? Те куски и лоскутки? Как мне теперь ушить их воедино. У меня нет ниток, и шить я не умею. Просто исчезнуть. Хочу просто исчезнуть, растаять в воздухе как видение и больше никогда не существовать, не чувствовать, не ощущать, не слышать, не дышать. Что-то... Внутри меня что-то разрывается, словно мина. Разливается, словно сжигающая все на своём пути лава. Только это что-то слизкое и липкое и оно вытекает из меня, выходя следом за ним. Новая волна ледяного воздуха проходит по мне, взрывная каждую клеточку очередным заходом боли и чего-то ещё, от чего, наконец, сознание покидает меня. Я отключаюсь, вдыхая прогнивший мерзкий воздух вокруг. Чем же я теперь проснусь? И где?Холод обнимает меня, гладя и убаюкивая в своих ледяных объятиях. Омертвевшими пальцами проходясь по моему искалеченному телу. По физическим остаткам меня. Он смотрит на меня равнодушно, ему не важна моя боль. Он ведь бездушный и хочет, чтобы я тоже замерз. И снова холодная капля падает с изъеденного временем, погодой и обстоятельствами заплесневелого потолка. Открываю глаза. Почему это я? Ничего не изменилось. Грязь поглотила меня. Я не мертв. Я так жалок. Эта боль... Как же вытерпеть? И зачем? Может от усталости, смешанной с резкими ударами боли, как ток, проносящиеся по моему телу, но я снова теряю сознание и проваливаюсь в темноту.У него теплые руки и добрые глаза. Сейчас эти глаза наполнены слезами и грустно взирают на меня сверху вниз. За его взглядом тот самый потолок. Подо мной все тот же холод. Это реальность. И никуда она за время моей бессознательности не делась. Но что? Что он тут делает? Как? В его руках телефон. Он сжимает его и неотрывно смотрит на меня. Пытается кому-то позвонить? Сообщить? Срываю быстрым движением сотовый с его рук, отбрасывая куда-то в сторону противоположной стены. Но, как же он сам тут оказался? Как я тут оказался? Как? Приподнимаюсь. Боль разрезает меня напополам снова, словно кто-то делает мне операцию без наркоза. Осматриваю свое грязное тело. Моё? Вот это мерзкое, словно помойка? Моё. Все это произошло со мной. Грязь, грязь впиталась в меня. Запустила в меня свои корни и разрослась, заполняя меня. Затянула меня в свою тину. Всего. Меня тошнит ей, она подступила к моему горлу комком и давит. Хочу удалить. Содрать. Стереть. Эту кожу с себя. Для начала хотя бы её. Но она, лишь болит еще хуже от резких движений, она только сдирает слегка корку сверху. Не снимается. Не очищается. Поздно.Его печальные глаза, наполненные слезами, смотрят не меня. Меня прижимают к себе. Обнимают. Руки. Знакомые. Теплые. Добрые. И я сдаюсь. Даю выход слезам. И мне кажется, что даже они больше не прозрачные, а мутные. Разбавленные чем-то. Все той же грязью. Он зовет на помощь. Её. Да, ей можно доверять. И я верю. Но то, что она увидит вместо меня теперь, вызывает лишь жалость. Жалость. Только не это. Не хочу. Уже поздно.Она приезжает так быстро. И видеть ее сейчас так больно, и в то же время это дает надежду. Надежду на что? На то, что все это можно как-то смыть с себя? Не знаю, а может еще можно?Я одеваюсь в свежие вещи, что она принесла. Они пахнут каким-то кондиционером. Такой приятный запах, что вынужден смешаться с моим... Отвратительным. Икута-сан придерживает меня, и мы даже не выходим ? мы ковыляем наружу. Крестик весит на моей шее. Единственное, что оставалось на моем теле нетронутым все это время. По сути что это? Кусок металла. А я верил в него. Идиот. Я верил словам бабушки, что говорила, что он всегда защитит меня. Защитил. Да. Какая же это дурость. Какой же я наивный идиот. Срываю его и бросаю подальше. Не хочу его больше видеть. Я больше в это не верю, и верить не собираюсь. Чудес не бывает. Все, что было до этого, будто благодаря этой вещи. Самообман и только. Очередной показатель того, что мы только и делаем, что обманываем сами себя. Как жалко все это выглядит в итоге. И вот мой пример. Больно двигаться, больно, так больно даже, кажется, просто дышать.Они везут меня к врачу. Я не хочу. Мне стыдно. Мне противно, что меня увидят таким. Или точнее то, что от меня осталось, увидит еще кто-то, в подобном состоянии. А это состояние вообще? Состояние, а что это, по сути, такое? В чем теперь эта самая суть? Все время размышляю об этом, словно очнулся ото сна и, хлебнув настоящей реальности должен понять, что и как тут происходит. Должен осознать, где я. И что произойдет, будет происходить теперь. Что же?Доктор аккуратно осматривает меня, то, что его лицо бесстрастно, от этого даже как-то легче что ли. У человека за плечами опыт, и, конечно, я не первый и не последний в его практике ? такой грязный и непонятный. Он что-то записывает. Протягивает мази в пакете на первое время и будничным тоном объясняет, что для чего и куда мазать. Я покорно слушаю, не издаю ни звука. Остальной разговор происходит между ним и мамой Томы. Потом мы едем в знакомый уже мне коттедж. Я бывал там и не раз. Там было так хорошо. Хорошо. Это слово звучит теперь так странно. Словно оно резко стало мне непонятным. Будто оно какое-то неземного происхождения, и я понял это только сейчас. А все, что было поныне, было очередным заблуждением. Порцией самообмана.Знакомая комната, привычная обстановка. Мне всегда так нравилось здесь. Я был так счастлив, когда мы приезжали сюда. Было так весело и легко. Было? Или это очередное заблуждение? Эти слова они такие будто из другой реальности. Может, есть и другая реальность?Привычный Тома, раскладывая вещи, как обычно болтает о чем-то. Иногда, даже кажется, обращается ко мне. Что он говорит? Почему я не слышу, или мне кажется, что я не слышу? Может просто одна из реальностей расплывается, и эта одна из ее стадий перехода в другую? Встаю и иду в ванну. Словно на автомате раздеваюсь и включаю воду. Сажусь, подобрав к себе ноги. Вода наполняется и обволакивает мое туловище теплом. Теплом, таким чуждым, словно мое тело очнулось со сна и впервые ощутило его. Тепло. Но, разве это тепло поможет мне очиститься от грязи? Оно лишь ласково касается меня, пытается успокоить мое горящее тело. Но не успокаивает, как бы ни старалось. Я, сам не замечая, ухожу в себя и не улавливаю тот момент, когда ванна заполняется до краев и вода начинает стекать на пол. Меня обжигает прикосновение. Нет. Нет, не прикасайтесь ко мне. Вроде бы простой жест. Он так пугает меня. Здесь же некого не было. Уйди, уйди. Меня вытаскивают из ванны. Вытирают мягким полотенцем. Обнимают. Я смотрю на этого человека и успокаиваюсь. Мама Томы. Всегда добрая и понимающая. Такая хорошая. Она провожает меня до кровати. Помогает лечь, накрывает одеялом и что-то вкалывает. Удивительно, это ничуть не больно и больше уже ни капли не пугает. Словно укус комара, а ведь раньше мне так не казалось. Раньше... Это когда? В прошлой жизни? Кошмар не заставляет себя долго ждать. Он накрывает меня своими темными объятиями. И выдыхает в лицо, разгоняя страх своим холодным дыханием. По телу бежит стая мурашек, гусиная кожа покрывает меня. Немеют пальцы на руках и ногах. Охота их растереть, но я не могу. Я вдруг оказываюсь связанным. Нет. Только не снова. Оно скользит по мне своими когтями. Я чувствую боль как физически, так и душевно. Оно проскальзывает вовнутрь и разрывает меня. Я чувствую, как оно обволакивает мои органы, и они покрываются грязью. Я покрываюсь жирным налетом грязи. И этот слой, он с каждой секундой все больше. Он облизывает меня своим грязным шершавым языком. Он хочет, чтобы я сдирал с себя кожу. Хочет, чтобы я мучился в бессмысленных попытках вытащить его из себя. Он желает, чтобы я свихнулся. Или я уже не в себе? Или это уже и не Я?Резко открываю глаза и смотрю впереди себя. Там, напротив спит Тома. Его спокойное лицо и равномерное дыхание, дает осознание. Реальность.Не хочу закрывать больше глаза. Сажусь на кровати и смотрю на своего друга. Его ресницы слегка подрагивают, но видно ? его сон спокоен. Хорошо, что хоть у него он безмятежный. Встаю. Мне еще так больно. Жжёт изнутри, саднит снаружи. Хочется ничего не чувствовать, отключить то, что отвечает за боль. Но этот рычаг... Он не существует. Он доказывает, что я жив? Лишний раз напоминает, что я существую. Выхожу на балкон и сажусь на пол, прислонившись к стене и подобрав к себе колени. Прохладный утренний воздух окружает меня и пробирает потихоньку, нагоняя стаю мурашек. Не обращаю на это внимание. Просто сижу и смотрю, как потихоньку начинает светлеть небо впереди. Слушаю, как поют птицы. Как стрекочут цикады. Как все просыпается со сна и открывает для себя новый день. А для меня? Что для меня несет этот новый день? Я спрашиваю сам себя и не хочу отвечать. Но за меня отвечает смех. Он доносится из моего сознания. Он смеется в каждой детали, окружающей меня. С громким тембром насмехательства. Его тон с каждой минутой все громче. Он нарастает. Я хочу зажать уши. Но чем это поможет? Этот смех ? он внутри меня, он заразил меня. Он как вирус, от которого нет спасения. Его не уничтожить. Уже поздно. И поэтому я просто сижу и тихо захлебываюсь в нём. Неожиданно рядом появляется Тома. Он говорит что-то о холоде, но молчит о смехе. Он не слышит? Я спрашиваю его, но он не понимает. Нет, не слышит. Ведь тот голос насмехается только надо мной, он отражается во всем лишь моими мыслями, и поэтому Тома его не слышит. Встаю и иду ванну. Там, над раковиной, висит большое зеркало. А с зеркала на меня смотрит кто-то незнакомый. Будто я в первый раз вижу его, хотя его очертания мне смутно знакомы, но он мне чужой. Он другой. Я моргаю, моргает он. Я двигаю рукой, и он делает тоже самое. Все-таки мы похожи. Все-таки он ? это я. Какое горькое открытие. Какое странное осознание. Какой незнакомый... Я.Дни превращаются в числа, которых я не знаю. В часы, которые я не понимаю. Я словно забыл понятие времени. Я иду, но куда я иду? Я ем, но что я ем? Вкус еды непонятный, будто у меня отказывают рецепторы вкуса. Нет аппетита, просто тупое поглощение еды, для поддержания своей оболочки. Я сплю. Сплю? Блуждаю в кошмарах. Я просыпаюсь, опять же зачем? Смотрю на новый день в такой же, как предыдущий, пустой день. На солнце. Желтое и слишком яркое. На небо. Голубое и слишком чистое.Наблюдаю день за днем. А они продолжают ржать над моим ухом. Продолжают тыкать в меня пальцем и говорить, что я грязь, я мусор. У меня чешется кожа, мне хочется содрать её с себя, сменить ее как змея. Мне хочется отмыться, но она никак не отмывается. Я запираюсь в ванной и тру ее. Тру и тру. Она краснеет. Она саднит. Но не очищается. Я не чувствую себя чистым. Я все в той же грязи. Они все также смеются. И я знаю, почему так ? они замарали не просто тело, они заразили душу, и теперь она гниёт, и я нечего не могу поделать с этим гниением. Я не могу его выдавить. Я не могу обработать её. У меня нет йода для души, нет той перекиси, мне не добраться до основного очага гниения, слишком глубоко, слишком грязно. Но я продолжаю тереть, может все же получится, если я приложу побольше усилий, если я нажму сильнее, если протру поглубже. Сильнее, просто надо посильнее. Да и тогда эта грязь должна сойти. Вода стекает водопадом, ее звук заглушает. Я ничего не слышу. Она продолжает выливаться за бортик ванны. Она продолжает прибывать. Запотевают зеркала. Все становится влажным, мокрым. Обманчиво чистым. Но меня она не обманет. Мне не нужна обманчивая чистота. Я смогу вычистить себя. И они наконец-то заткнуться. Руки. Знакомые мне руки. Хватают меня и вытаскивают из этой лживой жидкости. Он что-то говорит, но я ведь не слышу. Ах да, он же не знает, что я оглох. Я говорю ему, шевелю губами. Пытаюсь рассказать о той грязи, о том, что тухнет в моей сути, что шепчет в моей крови своим отвратительным голосом. Что смеется в моей голове. Но он... Понимает ли он меня? Вдруг все звуки словно оживают. Я снова начинаю слышать. Мочалки больше нету в моих руках. Я слышу его голос. Я вижу его глаза. Я чувствую боль. Она расползается по мне большим расплывающимся пятном и саднит. По щекам катятся слезы. Хочется пропасть. Заползти куда-нибудь и больше не вылезать. Хочется исчезнуть. И он помогает мне ненадолго спрятаться в его тепле. Вопросов. Так много вопросов, но все ответы бессмысленны. Все ответы больше похожи на очередной поток вопросов.День, час, минута, секунда безысходное пятно моего гниения. Стрелки на часах идут, а внутри меня они встали и уже заржавели. Я слушаю Икуту-сан и я ее понимаю. Или думаю, что понимаю. Но я не хочу отвечать. В ее глазах, там ? в глубине, та тщательно скрываемая жалость. В ее словах попытка утешения. В ее предложениях ? наставления идти. А куда идти-то? Если я даже не могу отмыть свое тело от грязи, как мне собрать из этой грязи кусочки моей души, они же уже пропитались ей. Как мне выловить из этого болота все эти гребаные осколки Я и собрать их воедино? Как? И зачем?Снова закрытая дверь. Снова та же мочалка в руках. Стуки, которые я теперь слышу. Бесят. Нет, они не понимают. Они их не слышат. И никогда не услышат. Смотрят на меня так, что хочется удавиться от жалости к себе. Хотят помочь. Но от нее лишь больнее. Нет, от нее никак. Ничего не чувствую, что могло бы восстановить хоть частицу меня. Или, что там от меня осталось-то? Кожа, кофта. Разница? Тру изо всех сил. Ненавижу. Себя, тот вечер, тот день, тех... тварей. Ненавижу эти голоса. Их голоса в моей голове. Их смех. Их насмехательства. Ненавижу, чем я это заслужил? Я даже не девочка... Я ... Они меня... Как... Как будто я кукла, как игрушка. Использовали. Разорвали на части и выбросили. Я не мусор, чтобы так со мной поступать! Я живой. Я чувствую. Почему они не отпустили меня даже когда поняли, что я не девочка. Нашли бы себе кого-то противоположного пола, а меня отпустили. Так нельзя говорить. А как можно? Как можно? Почему это дерьмо не смывается? Хватит ржать в моей голове! Ублюдки. Убирайтесь оттуда, оставьте меня в покое!Меня хватают ? хотят, чтобы я перестал. Почему они такие слепые. Как можно этого не видеть и не слышать. Всем плевать. Да, все именно так, они только притворяются, что хотят помощь. Строят из себя добреньких, они ничего не понимают. Пытаются отобрать то, что может меня очистить. Хотя бы самую малость помочь мне. Почему они не понимают? С меня льется вода. Она стекает на холодный пол. Я чувствую холод своими босыми ногами. Холод. Холодно. Она шепчет мне, и мне становится стыдно. Я вижу ее глаза, и мне неудобно. Я чувствую позор в своих обманутых понятиях. Срам. Мне так стыдно, что подумал о ней так плохо. Она ведь пытается понять. Мне так тошно от себя. Я хочу попросить прощения, но у меня нет голоса. Он почему-то исчез. Я не могу смотреть ей глаза и смотрю за нее. Так легче. О чем я? Так хотя бы никак. Просто точка позади.Солнце и сегодня просто желтое, слишком яркое, слишком оптимистичное. Какое-то неправильное. Качели, на которых я сижу, больше не скрипят, и это неправильно. Во мне все скрипит, а их подмазали, и они больше не скрипят. Где тут справедливость? Они неодушевленная конструкция, а я человек. Им помогли, а мне не получается. Потому что нет того, чем бы меня можно было смазать, чтобы больше не скрипело и не болело. Хотя уже и не болит физически, разложение ? оно внутри меня, вот там больно. Тома уходит в дом, но продолжает наблюдать за мной. Он вообще постоянно присматривает за мной, не так как раньше, теперь не оставляя почти ни на минуту. Как собака-поводырь для слепого. Вот только может иногда я и глухой, но я не слепой. Иногда он тоже смотрит так ? с жалостью в глубине глаз. С той, что я ненавижу. Но у них она с желанием помочь, так что я должен понимать. Я встаю и иду за дом, к сараю. Ноги сами ведут меня туда. Они смеются мне вслед, все так же. Эти мерзкие голоса. Тянущиеся за мной словно тени. Звучащие в моей голове. Я просто иду. Беру садовые ножницы, висящие в сарае, и кидаю на траву. Разбираю собранный шланг. Присоединяю его к крану, выходящему из дома. Включаю воду на полную мощь. Протягиваю. Бросаю конец шланга рядом с ножницами. Вода хлещет во все стороны от столь сильного напора, и шланг извивается, словно гремучая змея. Обрызгивает и меня. Какая разница. Сбрасываю с себя всю намокшую одежду и сажусь на прохладную, влажную траву. В моей голове путаница. За моей спиной дикий смех. Пахнет горьким дымом, которого нет. Я просто грязь. Я пятно, которое не получается отмыть. Мою кожу не очистить, просто чем-то вроде мочалки, ее не отмыть горячей водой. Ведь грязь пропиталась под кожу, там завелись личинки, и она тухнет. Эта мерзость запустила свои гнилые корни, но не увяла, а продолжила разрастаться. Значит, мне надо попытаться выкопать ее оттуда. Вымыть её с участка, где ее не должно быть. Беру ножницы и разрезаю нежную некогда кожу. Свою? Не знаю. Боли-то почти нет. Той, что физическая. Лезвие так легко прорезает оболочку. Словно по маслу. Красная жидкость вырывается наружу, окрашивая плоть в багряные полосы. Капает на влажную траву, и от нее все становится грязным. Вот она та самая грязь, что я не мог отмыть. Подношу шланг и смываю ее. Это красную гниль, этот запах. Она в моем теле, нужно продолжать разрезать. Нужно вымыть ее всю и тогда возможно я снова почувствую себя чистым. Живым? Как прежде? Нет. Но по крайней мере эта грязь перестанет шипеть в моей плоти и отравлять мою и без того зараженную реальность. Реальность? Или что это вообще? В любом случае она должна уйти. Должна сгинуть, сдохнуть, раствориться и больше не появляться в том, что называется мной. Режу, смываю. Снова режу, снова смываю. Словно игра больного сознания. Словно кадр из плохого фильма. Словно это не я, это не моё тело, это не настоящие предметы вокруг, это не мое настоящее. Разбавлено-красное, грязное, мокрое.Момент слишком быстрый для моего сознания сейчас. Один момент и ножниц в моих руках уже нет. И шланг извиваться где-то позади. На руках полотенце. Что оно там делает? Я еще не все прочистил. Что-то секундное обжигает щеку. Не успеваю понять. Что-то теплое придерживает за плечи, трогает мое лицо. Заглядывает в мои стекла. Картинка потихоньку восстанавливается. Словно во время очень медленной загрузки. Происходящее обретает очертания. Знакомые. Оно обретает голос. Близкий. Оно прижимает меня к себе. И этот голос заговаривает. Этот тембр успокаивает. Проясняет. Он принадлежит моему лучшему другу. Он говорит вещи, которых я никогда от него бы не ожидал услышать. От них больно. Очень. Но они такие правильные. Те слова, что должны тянуть за собой тьму, вовсе так не выглядят. Они предают уверенности? Нет, они дают цель. Не надежду, а направление. Я не думал об этом? Думал иногда. Но теперь, с его поддержкой, я же смогу справиться? Если он будет рядом, я же смогу идти и с этой гнилью в жилах, правда? Ведь уже все равно, что там во мне. Кого я обманываю, этого уже никогда не искоренить. Он прав, я не могу оставить это так. Плевать, пусть продолжают ржать, я буду смеяться еще громче. Смеяться, стоя над их искаженными гримасой боли мордами. Я сделаю все возможное. Обучусь. Превращусь в айсберг в ледовитом океане своего существования. Найду их. Всех. И уничтожу. Медленно. С наслаждением. Как они уничтожали меня. Им не окупить и часть моих страданий, так что я буду рвать их как можно медленнее, чтобы захлебывались как можно мучительнее. Буду смотреть с наслаждением, с добивающим удовольствием. Буду играть, если понадобится. Буду пользоваться, если придется. Но добьюсь своего. Зачем реветь, как девчонка и убиваться внутри себя? Лучше же, вместе с собой тогда уничтожить и их. Эти слезы сейчас, они будут последними. Последняя кровь, последние слезы, что я позволил выскользнуть в честь этой боли. Я знаю, ощущаю, по его дрожи, как ему было трудно говорить мне все это, наставить меня на этот путь, но как же я благодарен ему. Что он рядом. Будет рядом со мной. Ведь будет же правда? А что если... Обнимаю покрепче. Тогда я освобожу его от своего присутствия.После последнего случая, мне пришлось пройти, так сказать, курс реабилитации в психиатрической клинике. Это было тяжело, но Икута-сан помогала и объяснила, что без этого нельзя. Она же поговорила с мамой, разъяснив ей все так, что она не узнала настоящей правды, но и с расспросами не лезла. Понимая все в том свете, что ей представили. Из-за развода с отцом, она тоже все еще была, словно не тут, и эта ее занятость делами ? все это тоже истощало её. Отец... О нем... Находясь в клинике, я просто еще ярче понял, кто на самом деле достоин уважения и благодарности, а кто даже обиды не стоит. Раз ему плевать, ну что же пусть. Скатертью дорожка. Тоже знать больше не желаю, его для меня больше не существует. Удивительно, в самый тяжелый момент он просто бросил меня и нашел идеальную замену нашей семье. Семья? Интересно, когда она ей была, когда мне было годика три наверно. А потом, это стало просто однообразной игрой. Обман самих себя. Но и он не продлился долго. Из моих родителей получились плохие актеры. Уже неважно. Все это уже неважно. Между нами никогда не было того взаимопонимания. Просто теперь время все расставило по своим местам, показывая, кто есть кто.* * *Сейчас мне двадцать два. Я окончил факультет экономики и права. И теперь поступил в тот же институт что и тот, кого я ненавижу. Я воспитал в себе идеальный холод за эти девять лет. Тщательно готовился к своей роли все эти годы. Запечатал боль, как можно крепче, переступил через свои страхи. Что-то пришлось открывать заново, что-то больно резало уже открыто на части. В отношении некоторых личностей стал жесток. В отношении окружающих, по большей части, просто бесчувственен. Те, с кем я мог быть таким, каким есть, и не скрывать даже те голоса, что так и остались иногда звучать в моей голове, был мой лучший проверенный временем друг — Тома и Икута-сан, хотя при ней я не упоминал о том шепоте, безгранично уважая эту женщину. Эти люди поддерживали меня, и я всецело им верил. С мамой отношения были прохладные, точнее даже сказать лишь по делу. Жил я отдельно, так иногда созванивались, чтобы уточнить, что оба живы. С отцом я не общался и не видел его уже несколько лет. Ему не было дело до меня, мне до него. Как-то видел его несколько лет назад на улице с его новой семьей и всё. Даже не поздоровался. Он того не стоит.Сейчас, стоя у порога кабинета, я не чувствую ни страха, ни боли. Я просто хочу увидеть этого... человека? Нет, скорее, это дикое животное. Мне нужно увидеть его глаза ? те, что даже и не подумали проявить милосердия тогда? Жалости? Понимания? Хоть чего-либо человечного. Просто снова хочу посмотреть в те глаза, у которых я молил о помощи. Они были в масках, но их глаза, их голоса я никогда не забуду, я никогда от них не отмоюсь. Не очищусь. Все эти годы в моей голове, в моих кошмарах, они не дают мне покоя, мучают меня, хотят сломать до конца, до основания, или до того, что осталось от меня как от напоминания о человечности. И они уже сломали бы сотню раз, надламывая снова и снова, если бы не те понимающие люди. Если бы не их искренняя поддержка. Я открываю дверь и вхожу вместе с остальными ребятами. Нет, я не начинаю сразу высматривать его и уничтожать взглядом. Я просто, словно зная, прохожу к тому ряду мимо него. Краем глаза, замечая его напряжение и легкую дрожь. Узнал. Как быстро. Сажусь позади него на два стола, а звуки ? визги девчонок неподалеку ? все словно отключается. Остается только его спина и я. Я выжигаю на ней холодным взглядом дыры. Душу его, хочется, чтобы он подавился и брыкался на полу. Не мог вздохнуть. Чтобы его трясло от страха. Чтобы словно, как пораженный сильным зарядом тока. Или, как во время эпилепсии, и шла пена изо рта и никто, никто бы ему не помог. Я хочу видеть ужас в его глазах. Он никогда не восполнит боли тринадцатилетнего ребенка. Я никогда не смогу заставить его ощутить то же что и я тогда, как бы его не мучил. Но я постараюсь доставить ему хотя бы крупицу того ада, я постараюсь свести его с ума. И запереть его, в его собственном аду. Пусть наслаждается последними веселенькими деньками своей жизни. Заходит преподаватель. Объясняет новеньким – нам ? что, во сколько и куда. Остальное нам уже показали и рассказали ранее. Начинаются занятия. Спина впереди меня по-прежнему напряжена. И мне это нравится? Меня это в некой начинающей степени удовлетворяет. Он просится выйти и выходит. Не выдерживает? Не верит? Думает это случайность, что я тут? Пусть думает, как хочет, пока еще способен думать вообще. Через пару минут он возвращается, уже более расслабленный. Ухмыляюсь и слушаю преподавателя. Пары пролетают незаметно, он кажется более расслабленным и спокойным, но меня не провести, я чувствую скрываемый им страх. После занятий иду домой более коротким выбранным маршрутом и что я вижу. Он. Задумчивый, идет с того же поворота. Под тот же мост, сокращая дорогу. Не могу удержаться, видимо удача не на его стороне. И расплата стучится, а потом разносит топором его дверь. Ну что же. Встаю спиной к стене и достаю сигарету не закуривая. У меня нет зажигалки? Есть, но сегодня я прикурю с чужого огня, а потом погашу его об него же. Он проходит мимо. Замечает меня и этот его взгляд он незаменимый, неописуемый. Страх. Снова пытается спрятать его. Так неумело. Так глупо. Старается не встречаться со мной взглядом. Теперь, что же совесть напомнила о себе? Боишься расплаты? Стыдно? Смешно, очень смешно. Поздновато как-то. Зажигалка, у него конечно имеется. Хорошая такая, наверно подаренная кем-то. Курю, не заботясь и выдыхая дым прямо на него. Топчется на месте, не роняя не слова. Типа спокоен. Но главное не смотрит. Скользит взглядом по округе, но на меня не поднимает. Так очевидно выдает себя. Я кручу в руках его зажигалку и не собираюсь отдавать, хочу посмотреть, что будет. Смотрит. Наконец, смотрит прямо в глаза. Те самые глаза смотрят на меня. Как же я их ненавижу. Хочу выдавить. Выдернуть. Хочу увидеть на этом лице страдания, хочу, чтобы его слезы, вытекали вместе с кровью. Хочу выжечь их. Так много всего и сразу. Чтобы гримаса боли была нарисована несмываемыми красками на его лице. И радовала мой взор. Хотя и она не восполнит того ужаса. Никогда, блять, никогда она не избавит меня от тех видений, от тех голосов и этого снимающего за живо кожу смеха. Блять. Не выдерживаю, хотя и не собирался прямо сейчас марать об него руки. Бью его по лицу. Не смей смотреть на меня так, словно ничего не случилось. Или, как там... со стыдом? Стыдно стало, сука? Не смей поднимать на меня своего взгляда. Ненавижу. Убил мое былое Я, навсегда замарал мою кровь, заставил гнить мою плоть в живую, и живешь себе припеваючи, да? Наношу еще один удар и независимо от мыслей не теряю лицо. Нет, ни за что. Он защищается, выставляя руки, отползает к стене. Склоняюсь, садясь на корточки, выдыхаю дым ему в лицо. А потом тушу сигарету прямо об его руку, наслаждаясь небольшой болью, исказившей его лицо и вскриком. Это еще такая мелочь. Встаю и ухожу. Резко оборачиваюсь, брезгливо оглядывая его. Он тоже не сводит с меня взгляда. Кусок дерьма. Кидаю в него его зажигалкой и иду дальше, сплевывая. Закуривая новую сигарету. Я превращу его жизнь в сущий ад. Организую специально для него, внутри него, нигде не останется выхода. Только смирительная рубашка и тупые доводы, никого не интересующие, ненужные, смешные, убивающие медленно, изящно и неторопливо растягивая время. А я все это время буду сидеть и тушить сигареты о его суть. Смотрю на время. Так, что у нас там по расписанию? Ах да, точно. Прием у психиатра. Вынужденная мера, к сожалению, за мной закрепленная. Хорошо, хоть с подачи все той же Икуты-сан моим психотерапевтом и психиатром в одном лице со временем стал мой друг. Неожиданно и очень хорошо.Дохожу до привычных ворот. Прохожу по знакомым коридорам и захожу в привычный и практически уже родной кабинет. Незамедлительно прохожу и сажусь на диван, вальяжно устраиваясь на нем. Тома сидит за столом и как всегда что-то пишет. Я знаю, он сразу меня заметил, как бы бесшумно я не зашел. Привычный мой друг. Он подходит и садится рядом. Разговор с небольшим сарказмом. Опять его слабые заверения, что все будет и тому подобное, что не стоит мараться о животных. Можно жить ?счастливо? и без этого. Не прямым текстом, но точными намеками. Какое еще счастливо? Все как всегда. Сразу видно человек своей профессии, мой друг, он замечает изменения, появившиеся во мне сегодня. Рассказываю ему. Ну как рассказываю? Бросаю основу ощущений, и он понимает все сразу. Убираю локон волос, вечно сползающих на его лицо, и да, этот жест меня успокаивает, словно некий детский отклик в моих заученных движениях. Как в детстве, том еще счастливом, когда Тома решил сам постричься, так как испугался похода к парикмахеру, после одноименного ужастика, в котором маньяком оказался, к сожалению, для Томы, как для впечатлительного зрителя, именно парикмахер. Он тогда такого настриг, что я, увидев его, сначала ржал полдня, а потом подправлял эти небрежно спадающие локоны, пока его мать и я вели его к настоящему профессионалу. Его тогда чуть налысо не побрили, так как исправить его самодельный шедевр, было ?ой как не просто?. Сколько он тогда дулся и недовольно ?шикал? на всех. Как он не хотел больше идти в школу без шапки, которую его ещё не заставили бы снять во время занятий. А самым лучшим вариантом тогда для него было вообще забить на это дело под названием ?учеба?, пока не вырастут новые пряди, да и вообще учиться не хотелось. Забавно. Сколько времени пролетело.Теперь я тут, в его кабинете. Мы выросли, мы так изменились. Кого-то изменило время, кого-то обстоятельства в их течении. Одно осталось неизменным — мы по-прежнему друзья. Хотя нет, я знаю, для него это уже совсем не просто дружба и братские отношения, но он нечего не просит взамен, ни к чему не подталкивает в этом отношении. Просто поддерживая и оставаясь близким мне человеком. Понимает, я ничего не могу ему дать. Не могу и не хочу. И не хочу ломать сложившиеся и закрепленные связи чем-то, за чем не стоит уверенность. И пробовать лишь ради него. Лучше так. Я не могу любить его так, как он этого желает, я вообще не могу больше любить... Наверное... Как-то так. Через час выхожу из его кабинета. Пообещав, попозже встретиться и сходить выпить немного. Выхожу из здания. Закуриваю. Достаю телефон и, выбрав нужный номер, нажимаю на вызов. На том конце не долгие гудки и энергичный, как всегда, ответ.? О, Томо. Привет. Какими судьбами?? Привет. Я по делу.? Так и знал, иначе ты бы меня и не вспомнил. Ну ладно, что за дело?? Позови своего особенного друга завтра потусить, отметить что-нибудь важное. И сделай так, чтобы он обязательно прихватил еще одного своего хорошего друга.? О, какая цепочка. Ок, все будет. Значит, до завтра?? Спасибо. Да, до завтра, ? нажимаю на отбой. Убираю телефон. Ну что же, пожалуй, начнем разжигать испепеляющий огонь в пока что лишь камине у врат нашего ада.