Глава 11 (1/1)
август 2016 годЧетвертый вечер, перед сном Ю Сын Хо делает три вещи: отключает телефон, закрывает глаза и желает больше не просыпаться. Он лежит в темноте и бесцветные минуты перекатываются в нем словно горсть шариков в пустой, деревянной коробке. У изголовья урчит Гарри: настойчиво, упорно, неизменно. СынХо цепляется за этот звук, ставит его в центр собственного существования и пытается просто ?не быть?. Он уже почти перестал чувствовать, в надежде облегчить боль, но этого недостаточно. Он бумажный человек, лицо с плаката, полустертое и ненужное, обрывок фанатской встречи, отзвук отгремевших аплодисментов. Он просто штрих. Его осталось так мало, что душа держится в теле по одной ей неведомой и наверняка безумной причине.Сославшись на усталость после череды рекламных мероприятий, СынХо отвоевал себе десять дней отдыха и уехал домой (хотя менеджер Пак наверняка проследил его маршрут и возможность пересечения с Чан Уком). Ю было все равно. Спрятаться от всех, перестать наконец улыбаться и убаюкать боль, шипами врезавшуюся в легкие при каждом вдохе стало его главной целью. Впервые за карьеру он так тяготился толпой. Любой встречный, казалось, отрывал себе мельчайшую частицу ?самости? превращая его, Ю СынХо, в полую, улыбающуюся куклу. Благодарность фанатов широкой волной возвращаясь на сцену залов для фан-митингов, выливалась в бездну внутренней пустоты, и он не чувствовал ни поддержки, ни душевного подъёма. Безупречно делая свою работу, ежеминутно страдал и боялся: неожиданных взглядов, слишком резкой критики, двусмысленных намеков, звонков и, главное, внезапного появления Чанни.Комната в доме родителей стала для него прибежищем. Не задавая лишних вопросов, мама кормила сына вкусным такчуком и только нежно гладила по макушке. Большую часть времени СынХо проводил на веранде, за домом, подальше от любопытных глаз, окруженный кошками, как талисманами Манеки Неко.Они почувствовали его смятение с порога, мягкими лапами измерили закоулки дома и собрались у ног. Наклонившись, СынХо потрепал по холке Гарри, провел ладонью по блестящей шерстке Чунджи, взял на руки поочерёдно Мёнволи и Самволи, борющиеся за внимание хозяина. Они сразу приняли его таким, каким он вернулся?— ранимым, растерянным и одиноким.Чунджи волновалась больше всех. Залезая на колени СынХо, она обнюхивала его пальцы и грудь, терлась мордой о распахнутую рубашку, и время от времени вопросительно мяукала. Парень только поглаживал кошку за ухом, прекрасно понимая беспокойство: запах Ука с каждым днем становился слабее, а он, с по необъяснимой кошачьей прихоти, давно стал для Чунджи любимым. Нетерпеливая по природе, она требовала объяснений, и когда в уголках глаз СынХо появлялись слезы, ее сгонял с королевского места тигровый рыцарь?— Гарри. Малыш словно понимал всю боль, которую Ю таскал в себе пыльным гранитным камнем и считал, что главное средство от любовной тоски?— длительное урчание. Монотонный звук и легкая вибрация обволакивали СынХо дружескими объятьями и, в зависимости от сил, брошенных на контроль собственных эмоций, он либо тихо плакал, беззвучно и непрерывно, готовый в любой момент смахнуть слезы не напугав мать, либо думал, правильно ли он поступил, приняв решение, скоропалительное и, как ему казалось, неизбежное, за обоих?— его и ЧанУка. Гарри смотрел на него своими умными глазами и, довольно щурясь, намекал на два обстоятельства: что возможно, он, Ю СынХо, полный дурак, и что все рано или поздно образуется.Сиамские красавицы вносили свою лепту в успокоение парня, неизменными играми с ярким желтым мячом, умилительными растягиванием на деревянной веранде, ежевечерне нежась под лучами закатного солнца и тем, что не требовали, наравне с Чунджи и Гарри, чтобы СынХо притворялся.С последней встречи прошло три недели. Сын Хо так и говорит про себя?— ?с последней?. Дальше?— ничего. В калейдоскопе киноиндустрии так легко затеряться, так просто не видеться годами, довольствоваться обрывками шоу и новыми работами коллег по съемкам. Три недели СынХо не читает ленту новостей, не смотрит телевизор и не хочет знать, чем живет этот мир, будь он проклят. О собственной популярности узнает от менеджера: цифры сборов, сумма на счете, перспективы и предложения. Глотает информацию, словно прибрежную гальку, молчит и сдержанно улыбается.Ни слова больше. Ни слова о Чан Уке.Сейчас у него есть дом, кошки и тишина. Этот нехитрый ?набор выживания? заставляет Ю просыпаться, вставать в постели и рассказывать матери, как прошла ночь. Он сидит на кухне, сочиняет красочные сны и смотрит в зеркало, что прячется у шкафа, отражая комнату с тщательным равнодушием. Так и рассудок, защищаясь, добросовестно закрыл все шлюзы: воспоминания ускользают, чувства, мысли, ощущения предстают бледными копиями реальности. Рассудок оставляет СынХо только факты: несмотря ни на что мир продолжает существовать.13 августа 2016 годаСерые, массивные ступени, строгий дуэт камня и кирпича, вереница фотографии и поздравление, масштабной надписью, высится перед входом. Из окна машины все здание представляется огромным каменным зверем, в распростёртую пасть которого льется река восторженных душ, заточенных в разодетые тела. Университет Чунан?— сосредоточение красоты, творчества и свободы, мечта любого, кто вверяет свою жизнь искусству и верит в принцип ?Live in Truth, Live for Justice?. Фан встреча, в честь дня рождения назначена на пять вечера, но Ю приехал немного раньше, осмотреться и настроиться. Менеджер предлагал перенести дату, но СынХо настоял. Не к чему оттягивать момент, если возвращение неизбежно, а прах личной жизни, только пыль под ногами общественного мнения. Он даже смог улыбнуться, вполне обаятельно и естественно, если не принимать во внимание заиндевевшую тьму зрачков, впрочем, со сцены все равно не будет заметно.Гримерка университетского театра небольшая, но уютная. Тонкий запах привезенного грима смешивается с более грубым, что используется здесь и сочетание ароматов рождает у актера странное, болезненное воспоминание. 2009 год, провокационные съёмки для ELLE и он, густо покрытый гримом, плавится под софитами и вожделевшим взглядом фотографа.?Больше чувства, мальчик, больше желания? слышится ему в голосе за объективом и власть, даруемая природной привлекательностью, кружит голову. Позднее он глядит на снимки и не узнает себя, только помнит шепот фотографа ?ангельски прекрасен, дьявол…?И руки его тоже помнит.СынХо отдается во власть стаффа, садится куда скажут, читает заготовленные вопросы, щурится от мелькания кисточки перед безупречным лицом. Перед выходом на сцену задерживает дыхание и сжимает кулаки.Все проходит на удивление гладко: рубашка идеальна, ответы остроумны и даже позы порой кокетливы и сексуальны. Менеджер Пак доволен, машет из-за кулис, по окончании шоу протягивает воды и дружески похлопывает по плечу.—?Ты большой молодец, СынХо, зал в восторге! Автограф-сессия займет не меньше часа, принести тебе что-нибудь?—?Ничего не нужно, не беспокойтесь пожалуйста,?— Ю влажной ладонью отодвигает воротник и жадно пьет. Усталость возвращает чувства, отвоёвывает морозный холод пустоты последних дней, греет угольком благодарности всем тем, кто пришел сегодня, кто искренне любит и верит в его талант. Гримерка завалена цветами и подарками, мягкие игрушки соседствуют с альбомами фотографий, коробки, украшенные лентами всех размеров и цветов высятся несколькими неустойчивыми башнями.—?Куда мы денем столько добра? —?сокрушается менеджер, но СынХо только разводит руками и искренне улыбается.Он рассматривает дары благодарных фанатов: альбом по ?Чосонскому магу? сделан с большой любовью и наверняка понравится маме; ватага веселых уточек?— отличное пополнение в коллекцию сестры; даже для кошек нашлась целая корзинка разноцветных пушистых шариков.Небольшая коробка, обтянутая темно-синим бархатом кажется неприметной, но бирка поблескивает знакомой вязью?— Lotte Hotel L7 Myeongdong. Потянувшись за коробкой СынХо замирает. Память услужливо вытягивает из глубины сознания калейдоскоп воспоминаний?— приглушенный свет, совершенные линии декора, диктат желтого и мягкий ворс белоснежных полотенец… Сердце бешено колотится. СынХо поднимает глаза на менеджера и просит чаю, ?непременно зеленого если можно?… Провожает господина Пака за дверь и дрожащими руками вытягивает коробку. Благодарственная башня, лишившись элемента, угрожающе заваливается на бок и рассыпается, но СынХо даже не замечает этого. Он стягивает тонкую золотистую ленту, отрывает коробку и медленно опускается на стул. На дне аккуратной стопкой лежат фотографии: запрокинутое лицо, обнаженный торс, запястья скованные властной ладонью, влажная спина закрывает хрупкие плечи.Парень дрожит. Поверх снимков, в прозрачном боксе гигантской каплей лежит совершенство из бледно?— голубого стекла, неизменная спутница чувственных телесных утех. Рядом с ней визитная карточка отеля, на которой ровным, уверенным почерком выведено несколько слов.?С днем рождения, мой дорогой мальчик?