Новые люди (1/1)

Они не виделись неделю. Саша куда-то резко сорвался: Роме толком ничего не сказал, только что-то про маму и про то, что скоро вернётся. У Айзерманса не было поводов не доверять своему парню – ни разу за весь практически год, что они знакомы. Он прекрасно знал, что раз Саша сказал о необходимости уехать, значит это действительно нужно.

Роме, конечно, было тяжело без любимого. В отсутствие хозяина квартиры он часто звал в гости свою подругу Надю, которая прекрасно знала о Саше и о том, что Рома гей. Они были по-настоящему лучшими друзьями, и она, кроме Александера, была единственной, кому он мог довериться. Они созванивались каждый вечер, и Надя клялась, что никогда в жизни не видела ни у кого таких влюблённых глаз. Рома постоянно хихикал на это, опираясь щекой на руку и слушая низкий голос своего барабанщика.

На седьмой день из обещанных десяти они в очередной раз разговаривают. — Ром, – Саша говорит в трубку, – завтра придёшь ко мне на репетицию? — Ты же только послезавтра вернуться должен был? — Ну… планы изменились. Придёшь, солнышко? — Конечно, я приду. Я же соскучился, Саш… очень. — Тогда жду тебя в четыре. У нашего места, где мы группой репетируем. И помни, что я люблю тебя. — И я тебя люблю.

Саша звучал интригующе и Рома чувствовал, как он улыбался на другом конце провода. Он наверняка что-то придумал, и теперь Айзермансу придётся ждать так долго, чтобы узнать об этом. Уже с утра у Ромы покалывало кончики пальцев от предвкушения. Наверняка Саша опять придумал что-то грандиозное, и они прекрасно проведут вечер. Все кости ломило от желания прикоснуться самыми кончиками пальцев к любимой смуглой коже. Так хотелось зарыться рукою в мягкие, пусть и повреждённые от постоянных окрашиваний волосы, а после провести ногтями по крепкой спине и прижаться своей грудью к чужой, выгибаясь под любимым телом.

Рома чувствовал себя подростком возраста пубертатного периода, потому что ему хотелось Сашу всегда. Каждый день у него хотя бы раз проскальзывала мысль о том, как бы здорово было сейчас раствориться под любимым парнем и сделать ему хорошо, и Айзерманс не понимал, нормально ли это. Но надеялся на то, что да. И он прекрасно знает, что Саша всегда хочет не меньше – одного ?его? взгляда хватает, чтобы Рома застонал и попросил сделать с ним ?хоть что-нибудь?.

Время тянется бесконечно медленно. Рома позавтракал, застелил постель, перемерил всю Сашину одежду в мыслях о том, в чём пойти. Засушил последний подаренный своим парнем букет, сходил в душ и вообще, был полностью готов ещё к двум часам дня. Без Саши жизнь была не бессмысленной, но скучной так точно – только с ним парень мог расслабиться, поговорить о чём угодно и чувствовать себя безумно счастливым. Он надел на себя толстовку, потому что на улице было достаточно прохладно для середины июля; узкие синие джинсы, купленные совсем недавно и так сильно понравившиеся Саше; белые кроссовки и смешные цветастые носки. Серёжка в ухе всегда была при нём и он прекрасно знал, как Саше она нравится. Пальцы сводило приятной дрожью ожидания и желания, когда парень сел в автобус. На улице недавно прошёл дождь, но светило солнце – свежий воздух дул в приоткрытые окна, заставляя Рому невольно улыбаться. Он напевал ?красно-желтые дни? группы Кино и немного жмурился на бьющие в глаза солнечные лучи. В голову лезли совершенно разные мысли: от обычного похода в кино до какого-то резкого путешествия в Петербург, потому что его Саша мог всё, что угодно. И хорошо им будет везде, лишь бы рядом друг с другом – хоть на улице они три часа стоять будут, курить и обниматься – Рома всё равно назовёт это лучшим свиданием, которое только могло случиться. Но он знает, что у Саши всегда есть план, Саша дикий романтик и если он что-то придумал, он не допустит того, чтобы это не получилось.

Где-то к четырём Рома и подошёл к месту встречи. Музыки не было слышно – наверное, ещё не начали. Айзерманс, сглатывая и облизывая губы, стучит по двери костяшками тонких пальцев. Его немного потряхивает от желания поскорее увидеть любимые глаза и коснуться любимых губ. Он открывает дверь и не видит ни подключенных инструментов, ни других парней – только Саша, стоящий у окна, приглушённый свет, создающий невероятно романтичную атмосферу с нежным небом за окном и гирляндой, раскиданной по всему залу. Беловолосый крутит барабанные палочки меж длинных пальцев – всегда, когда Саша так делает, он либо думает, либо ждёт, а Рома с ума сходит. Потому что прекрасно помнит, на что эти пальцы способны. Старший медленно поворачивается, улыбаясь, глядя в любимые глаза, и оказывается у парня двумя широкими шагами. — Саша… Боже, милый, я так соскучился… - Рома цепляется руками за длинные рукава бежевой толстовки, крепко обнимая парня. Его крепко-крепко обнимают в ответ и чмокают в макушку, и они стоят так пару минут. — И я, моя Ромашка. Но малыш, можно мы выйдем покурить? Рома облизал губы. Он лишь кивает, любуясь любимым, и пятится назад, вновь выходя на улицу. Парень не понимает, почему барабанщик так отстранён от него, и в его голову закрадываются неприятные мысли, которые он сразу пытается от себя отогнать.

Александер ухмыляется, и достаёт ещё запакованную пачку дорогущих сигарет и зажигалку. Первое он открывает и зажимает сигарету меж губ, а второе протягивает Роме. Он намёк понимает, послушно поджигая сигарету меж губ парня и смотря ему в глаза. Тот самый взгляд не заставил себя долго ждать, и Рома, закусив нижнюю губу, еле как смог перестать пялиться. Саша втягивает щёки, делая затяжку, а после выдыхает дым вверх, держа сигарету меж двух пальцев. Чуть позже он сглатывает и стряхивает с сигареты пепел. — Ром, я кое-что сделал. Это то, почему я не мог быть рядом с тобой, и я давно хотел это сделать… И я не знаю, понравится тебе это или нет. — Что такое, Саш? Рома напрягается и изучающе смотрит. Саша, медленно, смотря в чужие глаза, высовывает изо рта язык с серебристым металлическим шариком. Айзерманс стоит, словно заворожённый, и подходит ближе к любимому, обвив руками его шею. Это неожиданно и ново для Ромы, но он даже не думает о том, что это плохо. К его прекрасному образу горячего барабанщика это подходит, и если ему самому с этим комфортно – то почему Роме вообще что-то должно не нравиться? — Прямо по-настоящему проколол? — Да, малыш. — Больно было? – Рома улыбается, проводя пальцами по нежной коже одной из щёк Саши, смотря в зелёные глаза. — Да. Поэтому и не мог быть рядом неделю, надо было, чтобы зажило. Тебе... ну... нравится? — А как такое может не понравиться, скажи? У тебя и без того язык такой умелый был… - Рома закусывает губу, отводя взгляд. — Я так и знал, что ты будешь думать об этом, маленький извращенец. — Ещё скажи, что тебе не нравится.

Саша ухмыляется и затягивается снова. Он перестаёт быть напряжённым, покрепче прижимает к себе парня, теперь облизывая губы и не боясь спалить шарик на языке. — Поцелуете меня уже, Роман Алексеевич? Рома послушно встаёт на носочки, прижимается своими губами к губам напротив и приоткрывает рот, позволяя Саше делать всё, что вздумается. Горячий язык и холодный пирсинг создают безумный контраст меж собой, и Рома буквально стонет в чужой рот, чувствуя его. Дризен итак не умел целоваться без этого чёртового языка, а теперь, имея это, у Ромы не остаётся никаких шансов не думать о том, ?какой Саша сексуальный?. Они отстраняются через пару десятков секунд и тяжело дышат. У Ромы покраснели щёки, и он сильнее прижимается к горячему телу, утыкаясь носом в ключицу. Саша докуривает и выкидывает окурок в стоящую рядом урну, быстро заходит обратно в маленькое здание и закрывает дверь на замок. — Только ты и я. Здесь. Я устал от своей руки за неделю, Ром, я безумно хочу тебя и если я сейчас не получу это, я умру. – Саша прижимает Рому к зеркальной стене, вжимаясь своим телом в чужое. У него припухли губы и вообще, сегодня он какой-то необычайно красивый. – Плюс, это отличный способ испробовать нашу новую… м… — Игрушку? – Рома тяжело дышит, влюблённо смотря на своего возбуждённого парня. Сам он возбуждён не меньше. Его кудри чуть растрёпаны, толстовка и джинсы сильно мешают.

— Ага. — Господи, Саш, пожалуйста, возьми меня. Саша лишь ухмыляется, вновь впиваясь в любимые, пусть сейчас обветренные и сухие губы. Они всё такие же сладкие, какими были в самый первый поцелуй, или даже слаще. По всему залу разбросаны огоньки – откуда их Дризен только умудрился взять летом? Золотые, белые и цветные, словно сплетённые в косу и раскиданные по периметру. В середине зала был плед с подушками, какие-то вкусности, которые Саша как всегда бережно и красиво разложил, магнитофон, в котором наверняка кассета группы Кино, очередной букет цветов – лилии, благоухающие на весь зал... Но это всё подождёт. Саша отрывается, проводя горячим языком по чужим губам, после стягивая с себя бежевую толстовку. Рома проводит подушечками пальцев по чужой груди и торсу, хнычет, вжимаясь в стену, и чувствует, как сильно он желает Дризена внутри себя. Он стягивает и свою толстовку, откидывая её как можно дальше, и прижимается горячим телом к зеркальной стенке позади себя. — Сашенька… Он прекрасно знает, что у Саши всегда с собой и смазка, и презервативы, если вдруг в Роме взыграет паникёр, и что он не допустит того, чтобы его мальчику было больно. Широкими ладонями барабанщик проводит по тонким плечам и острым ключицам, проходясь пальцами по выпирающим косточкам ребёр, и приспускается, покрывая любимую кожу влажными поцелуями. Он выводит узоры языком под довольное мычание Ромы, пока тот зарывается в волосы цвета платины и сжимает их в кулак. — Господи, Саша, Сашенька… Дризен лишь ухмыляется, оставляя укус на плече и расстегивая чужие узкие джинсы. Он проводит языком влажную дорожку, вновь заставляя чувствовать горячее с холодным и слушая довольный Ромин скулёж. — Блять, Д-дризен, мать твою... Ты же специально это сделал, да? Чтобы у меня вообще… вообще больше шансов не оставалось жить без тебя, да? — Как ты догадался? Саша тихо смеётся. Он стягивает джинсы с бельём вниз, прильнув к губам, проводя пальцами по давно уже вставшему члену и вновь опускаясь короткими поцелуями по подбородку, шее, груди и торсу. Рома стоит с прикрытыми глазами и красными щеками, и Саша готов поклясться, что это самое красивое, что он только видел и он готов на всё, чтобы смотреть на это каждый божий день. Александер проводит влажную дорожку от основания до самой головки – холодная серёжка и горячий язык заставляют Рому дёрнуться всем телом, сильнее сжав волосы на макушке своего мужчины, поджать пальцы на ногах и хрипло-хрипло простонать, закусив нижнюю губу. — Детка, не сдерживайся для меня. — Саша, чёртов ты дьявол. — Я старался. Рома хнычет, надувая губы и наблюдая за любимым. Он продолжает водить языком по члену, иногда посасывая головку или играясь пальцами с яичками, водя руками по бёдрам, легко царапая короткими ногтями. У Айзерманса кружится голова, он готов упасть от того удовольствия, что получает. Он прикрывает глаза и растворяется в ощущениях, пока не слышит… — Повернись ко мне своей прекрасной задницей, малыш, сейчас же. Младший, не совсем соображая, для чего это и что от него хотят, послушно поворачивается, прижимаясь тёплым телом к холодным зеркалам и рефлекторно выгибаясь в спине. Саша поднимается с корточек, покрывает поцелуями хрупкую спину, не забывая ни одной родинки, и сжимает длинными пальцами пышные, упругие и любимые ягодицы. Он вновь медленно присаживается на колени, покрывая поцелуями выпирающий позвоночник и оставляя укус на пояснице, не забыв про излюбленные самим же Сашей ямки, так красиво смотревшиеся на драгоценном теле. — Сейчас, прошу тебя, не сдерживайся, если нравится, и тем более не сдерживайся, если тебе не понравится. Можешь закричать, что я извращенец и я перестану… — Саша, что ты заду- Дризен улыбается и оставляет пару поцелуев на коже ягодиц. Он медленно разводит половинки, открывая вид на узкую дырочку парня, и проводит по ней горячим языком с холодным металлическим украшением. Старший чувствует, как Рома содрогается. Он упирается обеими ладонями в зеркало и простанывает так громко, не стесняясь и сильнее выгибая спину. Нравится. Саша впервые делает это для кого-то. Он продолжает медленно водить языком, изредка отстраняясь для того, чтобы поцеловать Рому в ягодицу или копчик, и продолжает. Спустя несколько минут он входит языком внутрь совсем чуть-чуть – вновь слышит громкий, жалобный стон, чувствует, как тот подаётся назад, прося ещё больше, и Саша, откровенно говоря, счастлив, что доводит своего парня до такого состояния. Он стонет, широко открывая рот, сжимая ладони на зеркале, тяжело дышит с закрытыми глазами. И ему так хорошо – это чувствуется, это видно, и он наверняка хочет, чтобы Саша не прекращал. Никогда. — Саша… Сашенька, господи, Саша! Блять, Саша, как же я тебя люблю…Люди кричат, задыхаясь от счастьяИ стонут так сладко и дышат так часто Барабанщик нехотя отрывается от своего занятия, чтобы вдохнуть. Он входит языком ещё глубже, сжимает ягодицы пальцами и наслаждается громкими стонами, сбитым дыханием, ощущением полного счастья и запахом секса. Роме кажется, что сейчас он рухнет на пол от того кайфа, что получает, его колени подкашиваются, руки не держат, а всё, что хочется делать – это стонать и получать ещё больше, глубже, чувствовать, как любят и как хотят. В голове набатом бьётся ?СашаСашаСашаСашаСашаСаша?, глаза закатываются, а стоны становятся ещё более звучными. Горячий язык и так был сводящим с ума, а теперь, имея в арсенале вечную возможность доводить Айзерманса его любимым контрастом, у сдержанности и здравомыслия Ромы не осталось шансов на выживание. Руки Саши везде – на бёдрах, ягодицах, животе, тазовых косточках, на члене и ?господи, какой же он огромный?. У Ромы плохо получается разделять реальность и то, что происходит в голове, потому что ему чертовски хорошо, но он умудряется завести руку назад, проводя по белым волосам и хныча, заставляя Александера отстраниться от столь приятного занятия. — Милый, прошу, трахни меня, иначе я сейчас рухну… Саша ухмыляется, послушно встаёт, поворачивая Рому к себе лицом, впивается в губы, переплетая языки, и рычит. Рома дрожащими руками стягивает джинсы, практически задыхается. Он весь мокрый, его щёки красные. Он до сих пор не может отойти от того, что с ним только что сделали, и если бы год назад ему сказали о том, что он, подобно девушке, будет выгибаться под чьим-то языком и вымаливать ещё, он бы никогда не поверил. Как интересна жизнь. Рома снимает с него джинсы и белье, проводит рукой по члену и хнычет от того, какой он большой в его руке, сильнее вжимаясь в зеркала. — Саша, быстрее… — Ром, нужно же растянуть, языка не достаточно. Сейчас, мы- — Не нужно... – Рома смущенно улыбается, прикрывает глаза и прячет своё лицо в чужой шее, обвивая её руками. — Ты прекрасно знаешь, чем я занимаюсь, когда тебя долго нет. Прошу, сделай это со мной так, как можешь только ты, я так соскучился… — Блять, детка…

Что хочется двигаться с каждой секундой быстрейДелая, делая, делая новых людей Саша слушается, послушно поднимая Рому на руки, вжимает его в стенку, приставляя головку члена к растянутой дырочке. Рома покрывает поцелуями шею и щёки, прикусывает мочку чужого уха и громко простанывает, когда в него входят целиком. Он скулит, откидывая голову, а Саша делает первый толчок. Он резкий, но не грубый, и Саша прикрывает глаза от того, насколько его парень узкий. Им обоим хорошо, и Дризен упирается своим лбом в лоб Айзерманса, широко улыбаясь и начиная двигаться в размеренно быстром темпе. Он оставляет огромное количество поцелуев на щеках, губах и подбородке, и постоянно шепчет, словно в бреду, как любит, обожает и не может жить без него, и Рома стонет с улыбкой на лице. На лопатках Дризена появляются новые, достаточно глубокие царапины, на шее – огромное количество маленьких, еле заметных засосов и укусов, которые потом так приятно разглядывать. Шея Ромы обрела несколько укусов и засосов. Не забыл Саша и про своё любимое место за проколотым ухом. Саша был близок к разрядке, поэтому вновь упёрся своим лбом в лоб парня и двигался в нём. Движения были всё более хаотичными, пальцы Ромы сильнее сжимали и царапали смуглую кожу на спине, стоны становились чуть более частыми. Было так хорошо, что от каждого толчка по телам обоих проходила новая толпа мурашек. Они оба были мокрыми и безумно счастливыми. У них получилось достичь оргазма практически одновременно – Саша кончил с рыком в любимые губы, а Рома простонал в чужой рот, когда Дризен провёл пальцами по головке. Они стояли так ещё около пяти минут, пытаясь отдышаться. Рома не понимал, откуда у Саши силы держаться на ногах и держать ещё и его, но он был безумно благодарен. Рома не понимает, как они оказываются на пледе, но он уже сидит на коленях Саши и пытается отойти от оргазма.

— Ром, детка, – Саша шепчет, закусив губу. – Как тебе... мой язык? — А по мне не видно, что просто потрясающе, Саш? — Я просто уточнил. Они смеются. Спустя двадцать минут Рому вытирают предварительно взятым с собой полотенцем, они оба одеваются и сидят на полу, на пледе, который почему-то стал важнейшим атрибутом их свиданий. Кудрявого кормят клубникой со сметаной и сахаром, а Саша улыбается и сидит очень довольный. Болтают обо всём, изредка прерываясь на поцелуи. Саша рассказывает о пирсинге и о том, как хотел его ещё в четырнадцать, и как мама сказала, что домой не пустит. Рома смеётся, излюбленно называет дурачком и покрепче обнимает. И речь снова заходит о бесконечном количестве вселенных, о звёздах и планетах, которые известны и о тех, которые человечеству только предстоит узнать. Любимая их теория о вселенных – они вместе в каждой из существующих реальностей и это