1 часть (1/1)

— Антон! — Иван догнал критика в останкинском коридоре, когда тот уже собрался и почти ушёл. — Антон, постойте.— Да? — Долин не без удивления обернулся на запыхавшегося коллегу.Как Иван ни пытался, восстановить дыхание за пять секунд, когда тебе уже за тридцать и ты куришь, это "миссия невыполнима", только он Ургант, а не Круз. Красавец-шоумен смотрелся очень нелепо, пока одёргивал костюм и поправлял причёску. Оказывается, даже человеку с его внешностью бывают знакомы простые житейские ситуации. Ну, знаете, когда стремишься как можно скорее закончить передачу и вылетаешь из студии пулей, едва с тебя открепили аппаратуру, чтобы догнать своего угрюмого коллегу и позвать... На свидание?— Я просто хотел спросить, ну так, в голову пришло, внезапно, в порядке бреда, Вы случайно не свободны сейчас? Если нет, то в принципе и ничего. Это я так, из праздного любопытства, только в теории спрашиваю. Ещё до того, как Иван закончил свою тираду, Долин достал из кармана куртки телефон, что-то посмотрел и ответил сразу, как только собеседник замолчал. — Случайно свободен. Но только на час, после надо быть в New Times на совещании. — Он убрал телефон, но взгляд так и остался опущенным куда-то вниз: — Я планировал пообедать. Присоединитесь?Возникла секундная пауза, в которую, видимо, Ургант приходил в себя от шока, что его не только не послали, а даже позвали с собой, а Долин уже начал мысленно сожалеть о том, что собственноручно отдал на растерзание в ухоженные шоуменские руки целый час спокойного обеда в полном одиночестве.— Я с удовольствием, только мигом до гримёрки и обратно, — спохватился Иван и, получив в ответ утвердительный кивок, быстрым шагом пошёл собираться.Совсем быстро, конечно, не получилось. Сначала такси никак не хотело приезжать, затем, когда они уже решили плюнуть и пойти пешком, подъехала машина, и теперь пришлось ждать докуривающего Урганта. Антон в это время стоял, сплетя пальцы, и прищуренно посматривал то под ноги, то на рыжеющее, но ещё далёкое от заката майское солнце, то на проезжающие мимо машины. Иногда, конечно, он смотрел на своего случайного спутника, и даже радовался настолько органично повисшей паузе, которую не приходилось разбавлять дурацкими шуточками, как на шоу. Хотя, за эту составляющую отвечал скорее Иван, нежели он сам.Расслабиться и начать получать удовольствие Антон смог только когда почувствовал из тарелки запах родного московского борща. Между тем Иван всё никак не прекращал говорить о работе. И всё о каких-то неважных мелочах. Дресскод? Он сам прекрасно в курсе, что Антон его соблюдает ровно настолько, насколько это считается. Фильмы первого канала? У Антона принцип — о мёртвых либо хорошо, либо никак.—...да, по поводу Канн. Я конечно понимаю, у Вас там ни минуты свободной, но может, всё-таки, сможете выйти на два эфира?— Иван, при всей моей любви к Вам...— Можете мне не льстить, я знаю Ваше отношение ко мне, — перебил его Ургант с улыбкой, не то серьёзно, не то шутя.— Ладно, не буду. При всей моей нелюбви к Вам, ничего обещать не могу. Может быть, получится. Сам понимаю, что репортаж ещё до начала фестиваля будет сырым и малоинформативным, но я действительно круглые сутки сижу в кинозале все две недели подряд.Иван неожиданно взглянул на него с беспокойством.— Это для глаз, наверняка, пытка. Как Вы, и они, с этим напряжением справляетесь?— Да, привык уже. Устаю, конечно, глаза, болят, не без этого, но эта боль приятная. К тому же, капли и крепкий, хотя и короткий, сон никто не отменял.— А Вы, Антон, что, насмотритесь своих ужастиков или этого высокохудожественного кино, а потом спите сном младенца? — веселился Иван.— Не поверите, сплю.— И нет такого, что Вы закрываете глаза, а позади вас Уэс Андерсон вырастет?— Честно, я бы такому раскладу событий не сильно расстроился. Я удивлён, что это имя Вам знакомо.— Ну, — не без лишней скромности пожал плечами Иван, словно не он буквально вчера просматривал фамилии всех номинантов, силясь запомнить хоть кого-то, — так и я для кино не лишний человек, что-то да знаю. — И, поймав взгляд Антона, чуть не поперхнулся резко застрявшим в горле куском бифштекса: — Скажете, что лишний?— Нет, ну почему же, — после секундного замешательства пожал плечами Долин, затем, зачерпнул очередную ложку борща, и добавил: лишние — это те, кто снимает второсортное кино ради одной лишь прибыли, и даже не пытается приложить мало-мальские усилия к улучшению картины, потому, что "и так схавают". А Вы, Иван, скорее жертва обстоятельств, потому как никуда Вас, кроме подобных проектов, не зовут. Верно?— Вы, как всегда, правы. Ну, как с вами не согласиться? Я так был счастлив, играя у Романа Козака, но...— Но на телевидении можно и по странам поездить, и денег заработать. Да и у Тимура на съёмках дай бог один пот сошёл, какие там семь. А вот и всероссийская известность, и собственное шоу.— Зря Вы так, я телевидением живу, и без него себя не представляю. И вот ругаете Вы Ёлки, но если бы всё кино было таким, как вы, кинокритики, любите, чтобы чёрно-белое и непонятное, то кто бы на него ходил? — Под укоризненным взглядом Иван снова запнулся и перефразировал свои слова уже мягче: — Вот было бы всё кино хорошим и интересным, то не было бы тогда у Вас работы, потому, что все и так бы знали, на что стоит идти в кино: на всё!Антон весело улыбнулся, но несчастный шоумен не успел понять, кому была дарована столь краткая благосклонность: ему или официанту, принёсшему чай. Во время внезапной чайной церемонии, они оба молчали. Антон потому что любовался плавающими в тёмно-янтарной жидкости ягодами облепихи и какими-то веточками специй, а Иван потому, что любовался руками критика. Такими мягкими, белыми, на удивление изящными. Такими бы руками не сотни статей печатать, а в душной петербургской квартире, где-то на Гороховой, лениво обмахиваться письмом от приказчика из имения в Саратовской губернии. Уму было непостижимо, как в человеке, словно сошедшем с картинки 19го века с подписью "баринъ", умудрялось умещаться столько трудоголизма.— Вы по жене не скучаете, когда в Канны свои уезжаете? — Внезапно вернулся к изначальной теме разговора Ургант.— Честно? Очень скучаю. И по жене, и по сыновьям своим.— У Вас же двое мальчиков, да?— Да, старшему Марку уже 11, а Аркидий маленький ещё. Жену считай отдельно от них и не вижу.— Счастливый Вы человек, — заулыбался Иван. Ему всегда было приятно говорить о детях, особенно когда удавалось упомянуть о его маленькой принцессе: — моей Нине четыре. Недавно случайно выдались полностью свободные выходные без съёмок и дел, мы с женой и дочкой за город поехали.Опустив взгляд на свою чашку, он немного помолчал, а затем продолжил, чуть тише, словно рассказывал не то чаю, не то своему отражению в нём: "Под новый год у меня вообще времени не было, домой считай только ночевать приходил из-за постоянных съёмок. Один раз возвращаюсь в двенадцатом часу, по привычке тихонько крадусь дочку поцеловать, и вдруг слышу, что она не спит. Наташа её уложить пытается, а Нина ни в какую. Я, говорит, жду папу на чай. Заглядываю, а она действительно накрыла столик свой, там чашечки с водой, тарелочки с печеньем, чайник. Рядом на стульчиках Кроля и Кукла сидят, вот только меня все и ждут". Иван хотел продолжить, но запнулся, смутился своего внезапного, такого неуместного монолога, и нервно отпил из чашки, стараясь не поднимать глаза на критика, которого он, наверняка, успел утомить.— Я надеюсь, Вы поспешили занять своё место, — неожиданно мягко ответил Антон. — Я? — Ургант взглянул на него удивлённо и даже как-то растерянно, совсем не ожидая такой реакции. — Да, конечно. Я как пришёл в костюме, так и играл с ней целый час, пока Нину всё-таки не сморило.— Дети... — Антон произнёс это улыбаясь одними только уголками губ и глазами, но Иван почувствовал, что в этой, казалось бы, слабой эмоции кроется огромная нежность, — каждый раз, когда начинаешь о них говорить, видишь, как все от этого устали. А с другой стороны, как не упомянуть?Может быть, у этой фразы был какой-то сакральный смысл, понятный только отцам, а может быть, благодаря ей, Иван впервые увидел в Долине такого же простого человека, каким сам себя считал. Но, после сказанного Антоном, словно разжалась внутри, глубоко в животе, где-то под диафрагмой, пружина, и вновь появился шоумен Ургант, которому легко поддержать любую беседу, пошутить в тему и развлечь собеседника. Антон и сам не заметил, как за разговором пролетели последние полчаса, и спохватился только от пришедшего сообщения.— Кошмар какой, я же совсем опаздываю! — Он вскочил со стула и принялся спешно одеваться, пытаясь на ходу и вызвать такси, и извиниться перед Иваном. И то, и другое получалось у него плохо, потому, что взгляд бегал от телефона к ведущему и обратно, не в состоянии остановиться на одном объекте: — Даже не знаю, как так вышло, не рассчитал время. Простите, что покидаю Вас так спешно. Не хочу Вас обременять, но иного выхода нет. Обязательно, вышлите мне счёт, я верну свою половину!— Нет, Антон, правда не стоит, мне не сложно...— Иван, не заставляйте меня Вас уговаривать или, вообще, ждать, пока нас рассчитают!— Ни в коем случае не задерживаю, до свидания, Антон!— До свидания, Иван! — Последнюю фразу критик бросил уже выбегая из ресторана к приехавшему такси, оставив Урганта в одиночестве.Тот вздохнул, хотел было допить остатки чая, но почему-то оставил чайник в сторону и подозвал официанта. Нет, денег, конечно, было не жалко, тем более такой незначительной суммы. Ещё до того, как счёт принесли, он уже знал, что чек выкинет, чем, разумеется, навлечёт на себя позднее гору упрёков от Антона, и второе внезапное предложение совместного обеда, теперь уже целиком за счёт Долина. Но об этом в тот момент Иван не думал. Да, денег ему было не жалко, но вот Антон ушёл, снова на две недели. Вот это жалко.