Часть 23 (1/1)

Пришло какое-то определенное смирение. Губы на щеках и на лбу становятся лишь приятным воспоминанием, но никак не сном. Сомнений о том, что это действительно случилось именно с ней, даже не возникало. Девочка Лена знала точно. Но ситуация начала понемногу ее отпускать, какие-то дела ее завлекали, что и вспоминать было некогда. Ровно до того момента, пока Артем, с которым она играла в холодно-горячо, не подошел к окну в поисках небольшого резинового слоника и не крикнул: ?Лена, там твою маму какой-то дядя на машине привез!?Земля ушла из-под ног, она точно так же, как и Артем, забыла о существовании резинового слоника и стала внимательно смотреть в окно. Конечно, она - мама. Если она всю ночь провела с ней, то как это еще назвать? Но ей бы уверенность всех этих экспертов. Для них эта женщина — мама Лены, хотя сама девочка Лена после всего, что случилось, не раз сомневалась приедет ли она еще. О том, что она хотела, чтобы эта тетя забрала ее с собой — даже заикаться не стоит. Да, она хотела, но думать о таком было страшно. Мужчина, который значительно выше ее тети Лены, закрыл за ней дверь черной машины. Куда подевалась красивая белая машина? Елена на ходу застегивала молнию сумки, что-то говорила этому человеку и совсем не смотрела в окно.— Я, когда вчера на березы те за домом смотрела, то сразу вспомнила, как в детстве с какой-то такой похожей навернулась и руку сломала. — Женщина улыбалась и смотрела куда-то под ноги, одновременно расправляясь с молнией, а Виктор Петрович лишь слегка приподнял усы в улыбке, придерживая ее локоть. Усы! Это ее муж, о котором она так много рассказывала, и который очень сильно интересовал саму Мальвину. Если честно, девочка даже и подумать не могла, что он такой огромный. Играть стало неинтересно, но потертого резинового слоника найти надо. А себя стоит чем-нибудь занять, чтобы не думать, почему они приехали вместе, чтобы не кинуться ей навстречу, чтобы не вцепиться за ее шею руками, дабы она больше никуда не делась. Чтобы поцеловала в лоб, и чтобы нос касался щеки. Снова та ночь, когда в руке у нее была иголка, а температура была очень высокая, всплывает в ее памяти, и снова она начинает слышать свой слишком веселый голос как будто со стороны. Она уже не думает о том, где бы получше спрятать игрушку, или когда там уже освободиться настольная игра ?Маугли? с фишками. Вернее, девочка Лена очень старается делать вид, что ей все это важно и интересно, но, на самом деле, она думает совершенно о другом, и поэтому ей не по себе от собственного голоса, поэтому Лена слышит себя как будто со стороны. Теперь было две Лены. Но, что любопытно, она прекрасно знала, где настоящая, и как же сложно ее сдерживать. Но самое сложное — делать вид, что ей хочется продолжать играть. Но, пожалуй, такое с ней не впервые.***Ее тело было ватным, будто она вовсе не спала этой ночью, а перекапывала чей-то огород, потому что своего собственного у нее пока что не было. Елену Павловну слишком все это вымотало. Слишком много всего навалилось сразу.Муж вернулся, а значит ее покой нарушен. Нужно привыкать к тому, что она не одна. Да, они женаты приличное количество лет, некоторые пары столько не живут, как они прожили. Но она отвыкла. Слишком. Катастрофа какая-то. Столько скучала, столько тосковала, столько ждала, когда он уже приедет, но как только вернулся, так сразу Елену будто отпустило. Будто не было этого мучительного одиночества. Но это временное явление. До первой тихой фразы в полной темноте или до первого небрежного касания ее тела руками, когда не получается разминуться на кухне. И все станет на свои места.Дом. Не просто дом, а трехэтажная усадьба, где нужно делать полный косметический ремонт. Но, честно, Елена вовсе не думала, какие обои будут у них в спальне. Она до сих пор поверить не может, что это действительно происходит с ней. Что у них есть дом. Что она хозяйка. Что дышать предстоит не душным асфальтом.И Мальвина. О да… Поводов, дабы не спать ночью у нее достаточно, и везде виноват супруг. Удачно все-таки замуж вышла, сама себе завидует. Но, в противном случае, жизнь с котами ей тоже не подходит. Собаку пришлось бы заводить, минимум. Или козу, чтоб наверняка.Его голова была тяжелая, потому что она права, но Виктору Петровичу до сих пор непонятно зачем кидаться в такие крайности. Именно удочерение ей подавай. Полное. Не опека, с возможностью забрать домой на каникулы, а потом вернуть назад. А удочерение. Хотя, с другой стороны, складывается впечатление, что тема закрыта. Жена подпускает к себе ближе, чем на метр, разговаривает и даже не пытается вернуться к этому разговору. Но что-то не то. Что-то не дает мужчине отпустить, продолжить дальше строить грезы о новом доме и быть в таком же приподнятом настроении, быть влюбленным в жизнь. Что-то грызло. Совесть, наверное. Но не может же грызть то, чего отродясь не было.Елена почти доела свой завтрак, но по ней не скажешь, что было очень вкусно. Завтракать всего лишь кофе и ломтиком сыра было куда интереснее, да? Хотя за то время, когда тут была Алиса, ее завтрак был полноценным на все одиннадцать из десяти возможных баллов. — Лен… — Какая наблюдательность, явно претендует на приз хотя бы зрительских симпатий. Или это все-таки совесть и тотальная неспособность всего мужского рода не понимать намеки? Виктор Петрович выглядел слегка замученным. Нет, все-таки совесть, которая, по всей видимости, совсем его доконала. — Пожалуйста, давай больше не поднимать эту тему. — Моментальная реакция, ничего не скажешь. Но женщина даже не посмотрела на него. — Мне тяжело говорить с тобой об этом. — Честно произнесла Елена и отправила в рот последний кусочек своего завтрака. Она была спокойна, но все же ему послышались нотки разочарованности. Неужели она так быстро смирилась? — Та погоди ты, Господи… Хорошо. — Она сама не заметила, как подняла глаза на такую неожиданную решительность с его стороны. Нельзя сказать, что она смирилась, сдалась, приняла поражение, в очередной раз всего лишь стерпела его черствость, колючесть… Продолжать можно до вечера. Пока что у нее банально закончились силы продолжать эту дискуссию на тему судьбы чужого ребенка. — Давай. Давай съездим.— Ты делаешь мне одолжение? — Волне логичный вопрос, учитывая его вчерашнее поведение.— Нет, я просто хочу посмотреть на этого ребенка, чтобы понять тебя.— Просто посмотреть? — Ну, а какая разница? Все равно еще документов куча, это ведь не быстро все делается, — задумчиво, но вполне спокойно проговорил мужчина. У него была целая ночь, чтобы понять, что явно уже и ребенок ждет, что добрая тетя Лена его заберет, и сама Елена знает в какой комнате в их доме в Подмосковье будет детская. И, кажется, у него получилось. Но это еще не точно. — Вообще… — Елена опустила глаза, стала говорить с заметной осторожностью, лишь бы не спугнуть его настрой, — если дать денег, — очередная пауза, и аккуратный взгляд в глаза, — за неделю можно все устроить. — Сейчас Елена Павловна выглядела будто ребенок, который натворил делов, но, кажется, ничуть не жалеет, лишь немного боится, признаться.Баринов лишь широко заулыбался, но не сказал ни слова. Задумчивый взгляд в окно, а спокойная улыбка никуда не девается.***— А… — он только открыл рот, чтобы поинтересоваться как найти эту Лену, стараясь не обращать внимания на мрачный вестибюль с плиткой, которая была местами треснута, от чего разваливалась, как его тут же перебили.— Елена Павловна! — Завуч по воспитательной работе собственной персоной, здрасьте, и, Христа ради, прекратите так фальшиво улыбаться. Хотя, помнится, эта самая Елена Павловна спасла шкуры доброй половины здешнего рабочего персонала, который оказался в опасности из-за Дня рождения этого самого завуча. — Вы за Леной? — Вполне логично, что всплыл такой вопрос, потому что по тому, как этот мужчина держит ее локоть было понятно, что это — ее муж. Но, опять же, этот самый мужчина снова начинает понимать, что он действительно попал, а в его мнение никто особо уже и не нуждается. Если сам персонал в курсе, то что говорить о самом ребенке?— Нет еще, пока только в гости, — женщина слабо улыбнулась и аккуратно посмотрела на мужа, уж больно было любопытно посмотреть на его реакцию.— Стой, — наконец он очнулся, но говорил тихо, обращаясь только к супруге. Взгляд был серьезен как никогда, но это ничуть не пугало. — А можно с учителями пообщаться или что-то в этом роде? — Мужчина внимательно на нее смотрел, потому что его это действительно интересовало.— Конечно можно! — Пока Елена соображала и осознавала, что он взялся за это дело не на шутку, любезная до жути завуч все взяла на себя. — Почему нет? Можно. Пойдёмте со мной.***Почему так долго? Заблудилась что ли?Она, к примеру, уже раз десять успела сходить с игровой в спальню, чтобы осмотреть коридор, а ее все нет и нет. Может ей уже не интересно? Может теперь ей нужен какой-то мальчик, а не девочка? Ну конечно, ее мужу вряд ли нужна девочка. Все ведь хотят мальчика. Все до такой степени серьезно, что даже настольная игра ?Маугли? не интересна.Если откровенно, ему было не так интересно слушать об успехах в учебе, потому что его интересовало кое-что другое. В отличии от Елены. Она искренне улыбалась тому, как учительница честно ее хвалит, и часто поглядывала на мужа, чтобы увидеть его реакцию. Но Виктор Петрович был серьезен. Лишь спокойный взгляд в глаза учительницы Ларисы Николаевны, а в ответ на то, что Лена единственная из своей группы прочитала Тома Сойера, он спрашивал о том, было ли такое, что девочка Лена кого-то обижала. Когда был разговор о математике, которая ей очень туго дается, но она старается и не бросит, пока не поймет, он рассматривал поделки из пластилина, которые были сделаны буквально в прошлый четверг и поинтересовался о том, любит ли она задаваться и говорить только о себе. Жесткий, бесчувственный кактус. Его вопросы заставляли учительницу задуматься, оторваться от заученной хвалебной оды для каждых новых претендентов.Елена же старалась не обращать на это внимания, делала вид, что ей тоже интересны такие вещи, но ей становилось не по себе от этого. Складывается ощущение, что он будет самым строгим отцом на свете для ее Мальвины. Неужели удочерение превратит жизнь ребенка в ад? Это он на зло жене, да? Мстит. Хочешь ребенка — пожалуйста, но не надейся, что ему будет хорошо? Вот так, значит?— Какая вероятность того, что, когда мы ее заберем, она резко поменяется в худшую сторону? Забрали, значит можно не быть хорошей. Такое ведь тоже бывает, правда? — Эгоист. Ее это добило. Ей больно, но ее выручит ее собственная гордость.В отличии от Бариновой, учительница не была повергнута в такой шок. Да, это было неожиданно, такое спрашивают редко, но зато потом не возвращают через неделю.Вероятность того, что она изменится в худшую сторону очень маленькая, потому что у девочки Лены никогда не было цели иметь маму. Для нее это что-то слишком далекое, у нее совершенно другие заботы. Она ходит на вышивание, отдает всю себя на уроках художественного труда, старается на уроках, любит бегать и прыгать, смеется, развлекается и никогда не проявляет интерес к рабочему персоналу. Она только делает, что ей говорят, и на этом контакт закончен. Елена Павловна это все знала, а такой ответ порадовал мужчину, но он лишь удовлетворенно кивнул. Всего лишь кивнул. Как только они выйдут отсюда, Елена ему устроит. Чего он добивается? Чтобы супруга передумала? Так вот теперь не дождётся, она ему на зло заберет Лену и не даст ее в обиду. Ей все понятно. Ему плевать не то что на ребенка, ему плевать на ее собственные чувства. Зато ему не плевать на себя, и он сделает все, лишь бы было так, как ему угодно. Не проблема. Пусть. Но она тоже не отступит.Виктор Петрович же в свою очередь прекрасно понимает, что ребенок — это не игрушка. Но, в тот момент, когда Елена уже мысленно объявила ему войну: лишила врага провизии, отравила колодцы и теперь ждет, Лариса Николаевна, которой устроили такой допрос с пристрастиями, была в восторге от того, насколько у этого мужчины зашкаливает процент ответственности за чужого ребенка.Да, она, как и любой среднестатистический работник, ненавидит свою работу, недовольна своей зарплатой, она приучила себя к конкретному равнодушию, что помогает уже пятнадцать лет удержаться на своем месте. Да, одним меньше, одним больше, какая разница. Пусть их все-таки будет поменьше. Но ей не все равно. И откровенно становится радостно, когда понятно, что люди действительно хотят сделать так, чтобы не дразнить ребенка, чтобы не пришлось возвращать, чтобы не калечить его еще больше.Кожура кактуса дает трещины. Холодная сторона, которая состоит из ответственности, раздумий о множестве вытекающих, возможно, не совсем положительных последствий начинает закипать и агрессивно шипеть от накала. Поделка на Восьмое марта из пластилина на старой музыкальной пластинке, которая до сих пор стоит на видном месте в гостиной. Журавлик из бумаги, который висит на ниточке на зеркале ее туалетного столика. Колокольчик из горлышка пластиковой бутылки. Мишка с глазами из пуговиц на ее прикроватной тумбочке. Ему нужно на воздух. И это он еще не слышал, что жена с ним разводиться собирается.***Экскурсия по корпусу, которую удалось провести только потому что им с завучем по воспитательной работе было по пути, ему совсем не понравилась, потому что местами в коридоре элементарно даже свет не был включен. Про стены и пол вовсе не стоит заикаться. Но зато было прохладно, хоть и стоял запах тушеного мяса, явно не первой свежести.— Ну что, я зову Лену? — До выхода было рукой подать, но они вдруг остановились посреди коридора.— Не надо… — Мужчина опустил глаза, а голос был не слишком громким, дабы никого не спугнуть. Просто смотреть, как сирота тянет руки к его жене будет уже слишком. Он еще не отошел от характеристики, которую предоставила учительница, да и поделки до сих пор перед глазами.Его ответ был последней каплей для Елены Павловны, и она уже не пыталась сдержать недовольства во взгляде, который был адресован мужу. — Мы вернемся завтра, — достаточно твердое заявление, что моментально заставило удивится ту, которая мысленно уже доставала сердце из его груди голыми руками. — Успеем же до завтра? — Он будто опомнился и поспешил посмотреть на Елену, которая еще пребывала в состоянии аффекта. Секундное замедление, и она наконец поняла, в чем дело.— Ну да… Думаю, что да. — Как бы ей не хотелось этого, как бы сильно она этого не ждала, все равно ее ответ прозвучал максимально осторожно и максимально неуверенно, с растерянным взглядом прямо на мужа, с которым она уже мысленно настроилась разводиться.В вестибюле было настолько холодно, что Баринов буквально рвался поскорее на выход. Но когда он вышел на ослепительное солнце, то сразу же почувствовал страшную духоту и жарище. В глазах побелело, но мужчина тут же вспомнил благодаря каблукам о плитку, что Лена тоже хочет на выход. Он стал немного в сторону, придержал ей дверь, а затем аккуратно закрыл ее за ней, чтобы не было лишнего грохота.Баринов краем глаза посмотрел на ее лицо, как она начинает беззаботно что-то искать в своей сумке, направляясь к машине. Она была довольна, потому что победа была за ней.Мужчина тяжело вздохнул, и рукой стал поглаживать свою щетину, к которой не притрагивался уже больше двух недель. Взгляд куда-то в совершенно другую сторону от машины, а сам он уже заметно отдалился от своей жены и напрочь ушел в свои мысли.Она уже настроилась садится, но ещё не было сигнала, что машина снята с сигнализации. Голова автоматически начинает искать Баринова. Оказалось, что он совершенно не спешил даже подходить к машине, не то что садится и ехать куда-то. Вместо этого он предпочел изучать асфальт с многочисленными трещинами у себя под ногами, тереть свой щетинистый подбородок, делать совершенно бестолковые движения ногами, лишь бы не стоять на месте.— Витя? — Сумка осталась лежать на капоте, а она сделала буквально несколько небольших шагов к нему навстречу.Страшная духота, вонь от раскаленного асфальта и его слишком серьезный взгляд. Это напомнило ей, когда он смотрел ей в глаза на заднем дворе ее ресторана со страшной злобой и ненавистью. Точно такая же вонь от разжаренного асфальта, еще и черная форма, которая мариновала ее тело. И это после того, как она этой сволочи борщи не ленилась варить, потому что он любит их больше всего на свете. После того, как спала с ним в одной, своей собственной, на секундочку, постели. И он смеет на нее так смотреть? Самый страшный нож в спину. Самое болезненное воспоминание. Но сейчас… Сейчас дело не в этом. Сейчас единственное, что сходится, так это то, что Елена в самом деле не понимает, что с ним творится. Это она просто не помнит, как оказалась в этих стенах впервые и что тогда творилось с ней, когда она оказывалась за пределами этого здания.Наконец Виктор Петрович поднял на нее голову, но не переставал расслабленно массажировать свои пальцы о колючую щетину. Немного заторможенно, но он все же сообразил, что она от него хочет. В ответ он лишь отрицательно качнул головой и все же стал неспешна приближаться к ней.— Нормально? — Она была напугана. Но в самом деле, это она просто не может вспомнить, как выходила из этого здания каждый божий раз, когда даже этого асфальта не было видно из-за снега, а он и вовсе ни о чем не подозревал.— Сигареты мои не у тебя? — Он пустым взглядом посмотрел ей в глаза, но тон был вполне себе наполнен жизнью.Это единственный раз за всю свою жизнь Елена Павловна действительно вошла в положение курильщика. Только в этот раз он поняла, что без сигареты действительно не обойтись.— В бардачке лежат, — она начала говорить тихо и спокойно, поправляя на нем расстёгнутый ворот рубашки и пиджак, который смялся от его рук, потому что он не знал куда их деть. Наконец Елена осмеливается с полным пониманием посмотреть ему в глаза. Женщина сжала его ладонь. Теперь она вспомнила, что это такое выходить из этого детского дома. Но ей-то легче. Мысль о том, что скоро она выйдет отсюда с ребенком действительно греет, но никак не душит, как вонь от разжаренного асфальта.— Ладно, поехали, куда ты там говорила… В ЗАГС, к нотариусу… Поехали. — Он резко забыл о сигаретах, и направился к своей двери.С домом все-таки придется пока что повременить. Возможно, переехать туда удастся только в следующем году, все-таки еще мебель, школа, зимние сапоги. Но, пожалуй, никакой дом не сравнится с теми эмоциями ребенка, когда он слышит, словно призвание с небес, что мама с папой уже ждут в коридоре.